Дар Орла - Кастанеда Карлос (читаем книги TXT) 📗

Что еще меня заинтересовало, так это то, что я не заметил никаких ног. Я однажды видел балетную постановку, в которой танцоры изображали солдат, катающихся по льду на коньках. С этой целью они носили длинные туники, которые свисали до самого пола. Их ног нельзя было увидеть, поэтому создавалась иллюзия, что они скользят по льду. Светящиеся яйца, которые парадом шли мимо меня, создавали впечатление, что они скользят по пересеченной местности. Их светимость встряхивалась вверх-вниз почти незаметно для глаза, тем не менее этого было достаточно, чтобы вызвать у меня болезненное чувство. Когда яйца были в покое, они становились удлиненными. Некоторые из них были такими длинными и застывшими, что невольно рождалась ассоциация с деревянными иконами.

Еще более беспокоящей чертой светящихся яиц было отсутствие глаз. Я никогда так остро не сознавал, насколько сильно мы привязаны к глазам живых существ. Светящиеся яйца были абсолютно живыми, они наблюдали за мной с большим любопытством. Я мог видеть, как они, дергаясь вверх-вниз, перегибались, чтобы посмотреть на меня. Но без всяких глаз.

Многие из этих светящихся яиц имели на себе черные пятна, огромные пятна ниже среднего сечения. Другие их не имели. Горда рассказала мне, что размножение воздействует на тела как мужчин, так и женщин, вызывая появление дыры в нижней части живота, но пятна на этих светящихся яйцах не казались мне похожими на дыру. Это были участки без светимости, но в них не было глубины. Те, что имели черные пятна, казалось, были мягкими и усталыми. Гребень их яйцевидной формы был поникшим (скорлупа их яйца была морщинистой), он казался темным, непрозрачным по сравнению с остальной их светимостью. С другой стороны, те, кто не имел пятен, были раздражающе яркими. Они казались мне опасными. Они вибрировали, наполненные энергией и белизной.

Горда сказала, что в момент, когда я положил свою голову на ее, она тоже вошла в состояние, напоминающее состояние сновидения. Она бодрствовала и в то же время не могла двигаться. Она осознавала, что кругом люди. Затем она увидела, как они превратились в светящиеся пузыри, а затем в светящиеся яйцевидные существа. Она не знала, что я тоже вижу. Она думала сначала, что я наблюдаю за ней, но в какой-то момент давление моей головы стало настолько сильным, что она совершенно разумно заключила, что я, должно быть, тоже вижу. Лишь после того, как я выпрямился и оттолкнул молодого человека, трогавшего ее, пока она спала, я сообразил, что могло случиться с ней.

То, что мы увидели, различалось, так как она отличала мужчин от женщин по форме каких-то нитей, которые она называла «корни». У женщин, сказала она, связки нитей напоминают львиный хвост, они растут внутрь от того места, где находятся гениталии. Она объяснила, что эти корни были тем, что дает жизнь. Эмбрион, для того чтобы расти, прикрепляет себя к одному из этих питающих «корней» и полностью съедает его, оставляя только дыру. Мужчины, с другой стороны, имеют короткие нити, которые очень живы и плавают почти отдельно от светящейся массы самих тел.

Я спросил ее, что, по ее мнению, было причиной нашего совместного видения. Она уклонилась от каких бы то ни было комментариев, но попросила меня продолжать свои рассуждения. Я сказал ей, что, по моему мнению, единственно очевидным является то, что фактором были эмоции.

После того, как мы с Гордой уселись на любимую скамейку дона Хуана в начале вечера этого дня, я прочитал стихотворение, которое ему очень нравилось, я был заряжен эмоциями. Мои эмоции, должно быть, приготовили мое тело, но я также должен был учесть тот факт, что, занимаясь сновидениями, я научился входить в состояние совершенного спокойствия. Я мог отключать свой внутренний диалог и оставаться как бы внутри кокона, выглядывая через дырочку. В таком состоянии я мог или отбросить часть контроля, который я имел, или же я мог держаться за этот контроль и оставаться пассивным без мыслей и желаний. Однако я не думаю, чтобы это были такие уж значительные факторы. Я считал катализатором Горду. Я считал, что именно мои чувства по отношению к ней создали условия для видения.

Горда смущенно засмеялась, когда я рассказал ей, что думал.

– Я не согласна с тобой, – сказала она. – я думаю, что случилось так, что твое тело начало воспринимать.

– Что ты имеешь в виду, Горда? – спросил я.

Последовала длинная пауза. Казалось, она не то боролась с собой, чтобы сказать что-то, чего она не хочет говорить, не то пыталась найти подходящие слова.

– Я не знаю так много всего, – сказала она, – и в то же время я не знаю, что я знаю. Я помню так много, что в конце концов кончаю тем, что не могу вспомнить ничего. Я думаю, ты в том же положении и сам.

Я заверил ее, что я этого не осознаю. Она отказалась мне поверить.

– Временами я действительно верю, что ты не знаешь, но временами мне кажется, что ты играешь с нами. Нагваль рассказывал мне, что он сам не знал. Мне теперь приходит на память очень многое из того, что о тебе говорили.

– Что значит, что мое тело начало вспоминать? – настаивал я.

– Не спрашивай меня об этом, – сказала она с улыбкой. – я не знаю, что ты должен вспомнить, и даже что это за воспоминание. Я сама этого никогда не делала. Уж настолько-то я знаю.

– Есть ли кто-нибудь среди учеников, кто мог бы рассказать мне об этом? – спросил я.

– Никто, – сказала она. – я думаю, что я – курьер к тебе, курьер, который на этот раз может принести тебе только половину послания.

Она поднялась и попросила меня ехать назад, в ее город. Я был слишком взволнован, чтобы уехать тут же. По моему предложению мы походили по площади. В конце концов мы сели на другую скамейку.

– Тебе не кажется странным, что мы с такой легкостью можем видеть вместе? – спросила Горда.

Я не знал, что она имеет в виду, поэтому медлил с ответом.

– Что бы ты сказал, если бы я тебе сказала, что, по моему мнению, мы уже раньше видели вместе? – спросила Горда, отчетливо выговаривая слова.

Я не мог понять, что она имеет в виду. Она повторила вопрос еще раз, и все же я не видел в нем смысла.

– Когда мы могли видеть вместе раньше? – спросил я. – твой вопрос не имеет смысла.

– В том-то и беда, – заметила она. – он не имеет смысла, в то же время я чувствую, что мы видели вместе раньше.

Я чувствовал озноб и поднялся. Я опять вспомнил то ощущение, которое было у меня в том городе. Горда открыла рот, чтобы что-то сказать, но остановилась на полуслове. Она посмотрела на меня, ошеломленная, приложила руку к моим губам, а затем буквально потащила меня к машине.

Я вел машину всю ночь. Я хотел разговаривать, анализировать, но она заснула, как если бы намеренно избегала всякого обсуждения. Она была права, конечно, из нас двоих она была тем, кто понимал ту опасность, которая возникала при рассеивании настроения при чрезмерном анализировании его.

Когда мы вышли из машины, приехав к ее дому, она сказала, что мы совсем не должны разговаривать о том, что случилось с нами в оасаке.

– Но почему, Горда? – спросил я.

– Я не хочу тратить нашу силу, – сказала она. – это путь мага. Никогда не растрачивай свои достижения.

– Но если мы не будем говорить об этом, мы никогда не узнаем, что в действительности случилось с нами, – запротестовал я.

– Мы должны молчать по крайней мере девять дней, – сказала она.

– Разве мы не можем поговорить об этом между собой? – спросил я.

– Разговор между собой – это как раз то, чего мы должны избегать. Мы уязвимы. Мы должны дать себе время оправиться.

3. Квазивоспоминания другого "я"

– Не скажешь ли ты, что происходит? – спросил меня Нестор, когда мы собрались вместе в тот вечер. – куда вы вдвоем ездили вчера?

Я забыл рекомендацию ла Горды не говорить о происшедшем с нами и стал им рассказывать, что мы поехали сначала в близлежащий городок и обнаружили там заинтересовавший нас дом. Всех их, казалось, охватила внезапная дрожь. Они встрепенулись, посмотрели друг на друга, а затем на Горду, как бы ожидая, что она расскажет им дальше об этом.