О том, как оглашать людей необразованных - Блаженный Августин Аврелий (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗

Августин Блаженный

О том, как оглашать людей необразованных

Вступление

1. Ты меня просишь, возлюбленный о Господе брат, написать тебе руководство для оглашения необразованных; потому что, по словам твоим, в Карфагене, где ты состоишь Диаконом, часто приводят к тебе таких, коим нужно преподать первые начала христианской веры, – так как по познаниям, какие ты имеешь о сей вере, и по приятности твоей речи, тебя почитают там более других способным к преподаванию наставления, а ты с своей стороны почти всегда затрудняешься тем: как надобно преподавать свое учение, с чего начинать и до чего доводить повествование; должно ли к повествованию присовокуплять какое-либо увещание, или достаточно изложить для оглашаемого те пункты учения, в соблюдении коих должны состоять жизнь и исповедание Христианина. Ты признаешься, что часто и тебе самому не нравилась твоя длинная и холодная речь, не говоря уже о тех, коих ты наставлял, и о всех прочих, кои были при сем слушателями оной, и эта необходимость вынудила тебя просить меня – ради любви, какою я одолжен тебе, не облениться написать тебе нечто о сем предмете.

2. Я же со своей стороны сколько по чувству взаимной между нами любви, столько и вообще из любви и повиновения матери нашей – Церкви, не только не отказываюсь от сего, но и со всем усердием готов, при помощи Божией, содействовать собрату своему наставлением. Ибо чем большее я имею желание раздавать повсюду божественное сокровище, тем более я должен стараться облегчить способы в раздаянии оного для моих сотрудников, дабы они удобно могли выполнить то, что хотят преодолеть трудом и ревностью.

3. Что касается до твоего образа мыслей о сем предмете, то я не советовал бы тебе много беспокоиться, если представляется тебе иногда, что ты говоришь слишком простонародно и скучно, потому что, может быть, тому, кого ты наставлял, не таким это казалось; но поелику ты желал, чтобы от тебя услышали что-либо лучшее, то речь твоя и казалась тебе недостойною слуха других. И мне моя речь почти никогда не нравится; потому что мне всегда бывает желательно составить речь лучшую, какую я и составляю часто в уме своем, прежде нежели начну выражать оную словами: если же мне не удастся выполнить сего, как бы мне хотелось, то я сокрушаюсь о том, что язык мой был недостаточен для моего сердца. Я хочу, чтобы слушающий меня вполне разумел то, что я разумею, но чувствую, что я говорю не так, чтобы исполнилось мое желание; особенно когда мысль с быстротою молнии является в уме, а слово медлительно и продолжительно, и весьма непохоже на оную, так что, пока оно произносится, мысль уже уходит в свое уединение. Впрочем, поелику мысль удивительным образом напечатлевает в памяти следы свои, то по сим следам мы составляем звучащие знаки, которые называем языком или Латинским, или Греческим, или Еврейским, или другим каким-либо. Представляем ли мы сии знаки в уме своем или выражаем оные голосом, – это все равно; потому что следы, по коим составляются сии знаки, не принадлежат ни Римлянам, ни Грекам, ни Евреям, ни какому-либо другому народу, но образуются точно так же в уме, как выражение душевных движений на лице нашем. Гнев, на пример, иначе называется на Латинском, иначе на Греческом, иначе на каком-либо другом языке; но вид человека разгневанного не принадлежит исключительно ни Грекам, ни Римлянам. Поэтому не все понимают, когда кто скажет: «я разгневан», но только разумеющие язык сей; а когда смотрят на разгневанного, то все видят, что он разгневан. Но не так удобно вывести наружу и как бы напечатлеть в чувстве слушающих посредством слова те следы, какие мысль оставляет в уме нашем, как открыт и понятен для всякого бывает взор; потому что те находятся внутри – в душе, а сей наружи – на лице. Отсюда должно заключить, сколь отлично наше слово от мысли, когда оно не выражает и того впечатления, какое мысль оставляет в памяти. А мы, ревнуя о пользе слушателя, хотим говорить соответственно нашему разумению; но поелику нам сего не удается, то мы беспокоимся и сокрушаемся, думая, что мы напрасно трудимся; а оттого наша речь делается слабее и невнятнее.

4. Впрочем, из ревности тех, кои желают слушать меня, я заключаю, что моя речь не так холодна, как мне представляется, и – что они получают от нее некоторую пользу, это я узнаю из того удовольствия, какое выражается на лице их, и затем с своей стороны тщательно стараюсь выполнить свое дело, как скоро вижу, что они хорошо понимают то, что им предлагается. Так и ты из того самого, что к тебе чаще приводят таких, кои желают получить от тебя наставление в вере, должен заключить, что твоя речь не такою кажется другим, какою тебе самому; а потому ты не должен почитать себя бесплодным, если созерцаемого тобою не выражаешь так, как бы тебе хотелось, когда ты и созерцать многого еще не можешь так, как бы желал, потому что в сей жизни каждый «видит только как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1Кор.13:12); да и любви мы не имеем такой, которая бы, разогнав мрак плоти, проникла в вечный свет, в котором видно все, даже и то, что преходит. Но поелику добродетельные люди день от дня делаются способнее к созерцанию того незаходимого дня, которого «не видел того глаз, не слышало ухо» и который «не приходило то на сердце человеку» (1Кор. 2:9): то и нет причины опасаться нам за свою речь при наставлении непросвещенных, если только мы не будем слишком много рассуждать о предметах высших нашего разумения, и говорить об них языком невразумительным. Прибавь к тому еще и то, что нас гораздо охотнее слушают, когда мы сами находим удовольствие в предмете, о котором говорим; ибо речь наша в таком случае делается восторженнее, течет свободнее и бывает вразумительнее. Поэтому не трудное дело преподать то, чему должно веровать, с чего начать и до чего доводить повествование, как изложить оное, чтобы в одном случае оно было кратко, а в другом пространно, но всегда полно и совершенно, и когда надобно употреблять первое и когда последнее: но как произвести то, чтобы каждый наставлял с охотою? Ибо тот приятнее будет в речах своих, кто более успеет в сем деле: в этом большой труд! На сей случай и правило готово. Ибо если в имении вещественном, то кольми паче в духовном, «доброхотно дающего любит Бог» (2Кор. 9:7). Но чтобы таковое доброхотство было полезно, это зависит от милосердия Того, кто повелел поступать так. Итак, при помощи Божией, рассудим сперва об образе повествования, – чего, я знаю, ты желаешь, потом о наставлении и увещании.

Как надобно изъяснять Священное Писание оглашаемым?

5. Повествование будет полное, когда кто начнет оное с первых слов книги Бытия: «В начале сотвори Бог небо и землю» (Быт.1:1), и доведет до настоящих времен Церкви. Но не должно однако ж все Пятикнижие Моисеево, все книги Судей, Царств и Ездры, Евангелие и Деяния Апостольские, если бы мы и выучили оные до слова, передавать наизусть, или своими словами пересказывать и объяснять все содержание оных; на это и времена не достанет, да и нет в том никакой нужды: но обо всем надобно сказать кратко и в общих чертах, и выставить на вид только замечательнейшие события, историю коих охотнее слушают, и притом такие, которые поставлены в числе членов веры. Но и таковые события не надобно показывать как бы в обнаженном виде, и тотчас удалять оные с глаз, а надобно иногда остановиться, на иных как бы для разбора и прояснения, и предложить оные на рассмотрение самим слушателям; всего же прочего коснуться только слегка или вовсе прейти оное молчанием. Таким образом, то, что мы предложим в сем случае по выбору, при молчании о прочем, будет иметь большее значение; наставляемый нами уразумеет оное без труда, и его память не обременится.

6. Но во всем без сомнения не только нам самим надобно смотреть на цель наставления, которая есть «любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры» (1Тим.1:5), и к которой мы должны направлять все слова свои; но к ней должен быть обращен и взор того, кого мы наставляем. Ибо не для чего другого до пришествия Господа написано все, заключающееся в Священном Писании, как для того, чтобы предвозвестить Его пришествие и предызобразить будущую Церковь, т. е. народ Божий во всех языцех, что составляет тело Его в сопричислении к сему всех Святых, живших до Его пришествия и веровавших в Него грядущего, точно так же как мы веруем в Него пришедшего. Каком образом у Иакова, пред рождением его, наперед показалась рука, которую он придерживался пяте родившегося прежде него брата, потом следовала голова, а затем необходимо и прочие члены; но однако ж голова не только все последовавшие члены, но и самую руку, которая при рождении вышла прежде, превосходит своим достоинством и властью, и хотя не по времени появления, но по порядку природы есть первая: так и Господь Иисус Христос, прежде нежели явился во плоти и предстал пред глаза людей, как человек в качестве «Ходатая Бога и человеков» (1Тим. 2:5), «сущий над всем Бог, благословенный во веки» (Рим. 9:5), послал наперед во святых Патриархах и Пророках некоторую часть своего тела, которою как бы рукою предвозвещал свое рождение, и предшествовавший Ему тот горделивый и упорный народ придерживал узами Закона, как бы пятью пальцами, не преставая при сем сам быть предвозвещаем в продолжение пяти периодов времени; в сообразность с чем и тот, кто дал Закон сей, написал пять книг. И гордые те, мудрствуя по плоти и надеясь сами собою снискать себе оправдание, не получили благословения от руки Христовой, но отринуты были от оной, а потому «они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Псал.19:9). Таким образом хотя Господь Иисус Христос послал наперед некоторую часть тела Своего во Святых, кои предшествовали Ему по времени рождения; однако ж Он сам есть глава тела Церкви и все веровавшие в Того, кого они предвозвещали, принадлежат к тому же телу, главою коего Он сам. Ибо потому, что они предшествовали Ему, они не отделены от Него, но еще более соединены с Ним; потому что они последовали Ему: подобно как и рука, хотя и может выказываться прежде, однако ж она соединена с телом ниже главы. Почему «А все, что писано было прежде, написано нам в наставление» (Рим.15:4) и «это были образы для нас» (1Кор. 10:6) и «Все это происходило с ними, как образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков» (1 Кор.10:11).