Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка - Бадигин Константин Сергеевич (книги онлайн .txt) 📗
Как только весть о смерти императора распространилась среди публики, в городе, словно по мановению волшебной палочки, появились запрещенные прически, исчезали косы, обрезались букли. Круглые шляпы и сапоги с отворотами заполнили улицы. Дамы оделись в новые костюмы. Вместо экипажей, имевших вид старых немецких и французских повозок, появились русские упряжки с кучерами в национальной одежде и с ездовыми, что строго запрещалось Павлом.
В это время над телом покойного императора не покладая рук трудились опытные мастера. Заговорщики так изуродовали Павла Петровича, что он не мог быть показан никому, даже собственной жене императрице Марии Федоровне.
На следующую ночь тело покойного, загримированное с возможным тщанием, облаченное в гатчинский мундир, высокие сапоги со шпорами, в шляпе, надвинутой на левую сторону лица, чтобы скрыть расшибленный висок, уложили на кровать.
Пока гроб стоял в комнате, где было совершено убийство. Туда явилась императрица. Только сейчас ей разрешили посмотреть на мужа. Высокая и полная, Мария Федоровна, обладавшая необыкновенной телесной крепостью, была похожа на мраморную статую. Как рассказывают очевидцы, императрица, опираясь на руку шталмейстера Муханова, медленно подошла к гробу. Графиня Ливен несла шлейф. За ней шли Александр и Елизавета.
Приблизившись, императрица молча уставилась на покойного мужа.
Александр Павлович, впервые увидевший изуродованное лицо отца, накрашенное и подмазанное, ужаснулся и закрыл ладонью глаза.
— Поздравляю вас. Теперь вы — император, — повернувшись к сыну, чужим голосом произнесла императрица.
При этих словах Александр как сноп свалился на пол. Он не обладал крепкими нервами.
Императрица без всякого сожаления взглянула на сына, взяла под руку Муханова и молча удалилась.
17 марта тело императора было перенесено генерал–адъютантами и флигель–адъютантами в малую тронную залу и положено на возвышение. Обычай велел выставить императора перед народом для прощания. Комната была большая, длинная. Положили его ногами к окнам. Для поклонения были допущены люди всех сословий.
В числе многих пришли поклониться покойному императору Николай Петрович Резанов и Михаил Матвеевич Булдаков. Едва они вошли в дверь тронной залы и приблизились к покойному, как услышали голос дежурного генерала:
— Извольте проходить, господа.
— Я не видел лица императора, — сказал Булдаков свояку. — Оно закрыто шляпой. Разве православные так делают? Кроме шляпы и ботфортов, я ничего не видел.
— Я тоже, — признался Резанов. — Не хочешь, а поверишь, что император умер не своей смертью.
Свояки решили еще раз посетить тронную залу и посмотреть на покойника. Но и на этот раз лица его они не увидели…
На улицах столицы царило оживление. Незнакомые люди обнимались и поздравляли друг друга с «переменой».
— Значит, едем к тебе? — спросил Резанов, когда свояки уселись в сани.
— Домой… Федор, трогай, — приказал Булдаков.
Ехали молча. Повсюду встречались празднично одетые люди, шествовавшие «учинить достодолжное поклонение покойному императору». Печальных лиц не видать.
У петровского особнячка на Миллионной кучер остановил лошадей.
В передней свояки сняли шубы и, осведомившись у хозяйки о ее здоровье, направились в кабинет.
— Я слышал толки о заговоре за две недели до смерти императора, — сказал Резанов, усаживаясь поудобнее в кресле.
— И я краем уха прихватил… Одно не могу понять: как государь–самодержец великого государства остался беспомощным на своем престоле. И крепость построил за семью замками, и караулы на каждом шагу…
— От него отвернулись все, кто любил Россию. Остались люди, которым на все наплевать.
— Говорили, будто здесь замешаны агличане?
— Не верю. Заговор был русским делом. Ему помогло молчаливое согласие всей столицы. Общее дело сблизило сердца. Люди верили друг другу и не обманулись… Но перейдем к делу. Я обещал доказать, что кругосветное плавание с товарами для Америки выгодное предприятие. Вот мои расчеты. — Николай Петрович выложил на большой письменный стол Булдакова несколько исписанных страничек.
— Ладно, это и потом прочитаю. А сейчас ты мне словами объясни.
— Можно и словами. Вот ты прикинь, Михаил Матвеевич, во сколько обойдется доставка через всю Сибирь и дальше морем на остров Кадьяк шестисот тонн товаров, — начал Резанов. — Скажем, тридцать шесть тысяч пудов. До Охотска каждый пуд в десять целковых обойдется. Это триста шестьдесят тысяч рублей. Да еще половину прибавь до Кадьяка морем. Итого больше полмиллиона. Так я говорю?
— Правильно. — Булдаков оживился и подвинул к себе счеты.
— Из Якутска в Охотск товары везут на лошадях вьюками. В иных местах дорога тяжелейшая, и лошади порой доходят до совершенного изнеможения. Их вместе с ношей оставляют где–нибудь на болотах. Остальные товары при рассортировке в Охотске нередко представляют груду промокшего и ни на что не пригодного хлама. Такие потери доведут компанию до разорения.
— Ты прав, Николай Петрович, совершенно прав.
— А теперь прикинь с другой стороны. Два больших корабля, по триста тонн груза, с пушками стоят по восемьдесят тысяч рублей каждый корабль — сто шестьдесят тысяч. Вспомни, по совету акционера адмирала Мордвинова мы решили послать два корабля. И товаров больше повезем, и в пути безопаснее.
— Правильно.
— Теперь остальные расходы. Офицеры, команда, жалованье и корма, — грубо говоря, сорок тысяч. Получается триста тысяч рублей экономии. Тут у меня, — Резанов показал на свои странички, — точно все подсчитано.
— Дело заманчивое.
— Поставь в соображение, что корабли и дальше службу будут нести: и колонии оберегать, и товары возить. А у нас в Америке с кораблями беда. «Святой Дмитрий», — Резанов загнул палец, — «Святой Александр Невский» — этот на две мачты, поднимет сто пятнадцать тонн; «Святой Захарий и Елизавета» — тоже двухмачтовый, на сто пятьдесят тонн. И еще ветхая и маленькая одномачтовая галера, на которой правитель совершает поездки по берегам… Вот и весь флот. А ежели посмотреть на британские колонии, Ост–Индские или Вест–Индские? У них десятки, да что там — сотни кораблей.
— Согласен. — Михаил Матвеевич положил свою огромную ладонь на записки Резанова. — Но при одном условии. Иначе акционеры не поддержат.
— Ну, говори.
— На общем собрании акционеров я поставлю условием выдачу взаимообразно из государственного банка двухсот пятидесяти тысяч рублей на нужды экспедиции.
— Я думаю, коммерц–коллегия нас поддержит.
— Это не все. Пусть Адмиралтейство назначит на корабли, кроме двух командиров, еще флотских офицеров и нижних чинов сколько подобает. Ну и медики нам надобны, и студенты Академии наук и горного ведомства для исследований в колониях.
— Ты правильно все понимаешь, Михаил Матвеевич. Надеюсь, и в этом нам не откажут.
— По рукам, Николай Петрович! Большое дело мы делаем.
— За мной остановки не будет. Однако, чтобы время не терять, разреши приступить к покупке кораблей. Надо отправить в Гамбург или Лондон опытного человека.
— У тебя есть на примете?
— Юрий Федорович Лисянский. Ты его знаешь. Новый год вместе встречали.
— Помню, помню.
— Он сам в кругосветное плавание просится. Он и корабли может купить.
— Пусть едет Лисянский. А я с ним корабельного мастера отправлю. И в Америку с товарами приказчиков назначим. Флотским в таком деле веры нет…
Дверь в кабинет открылась, и слуга внес на резном подносе две огромные чашки крепкого чая, сахарницу с мелко наколотым сахаром и корзиночку со сдобными баранками.
— Откушайте чаю, господа, — сказал он, поклонившись. — Барыня Авдотья Григорьевна подать велела.
Только сейчас Николай Петрович заметил перемены в кабинете. Появилась карта владений Российско–Американской компании во всю стену. На ней обозначены малые и большие острова. Западные берега Америки обозначены до Калифорнии. На карте художники изобразили русские поселения и крепости, места, где промышляют зверя. Вдоль правой стены длинный дубовый стол. На нем выставлены диковинные предметы, вывезенные с берегов Америки: деревянные забрала с тотемными знаками медведя, маска, изображавшая медвежью голову с открытой пастью, индейский защитный нагрудник из деревянных полос, луки, копья, орудия промысла.
