Последнее лето в Аркадии - Перселл Дейрдре (версия книг .txt) 📗
Признаться, меня самое удивляет, как много деталей я успеваю заметить во время поминок. Казалось бы, перетаскиваю себя через это унылое событие на автомате, киваю и улыбаюсь, словно робот, но сознание вовсе не спит. Полагаю, в душе я уже оплакала отца, так как давно знала о том, что он умирает. Не то чтобы моя боль забылась, просто она немного ослабла и к ней добавилась светлая грусть, чтобы остаться навсегда.
На втором часу поминок меня одолевает усталость. Разносить подносы с закусками и напитки становится все труднее, я чувствую себя как выжатый лимон.
Отменить визит Тома к психологу никак нельзя, учитывая, какая к этому специалисту очередь. Я использую это в качестве предлога, чтобы ускользнуть домой. Спасибо гостям, все кивают с пониманием: «лист ожидания» в наше время не пустой звук. К счастью, никто не пытается уточнить, к какому именно врачу записан мой сын.
Гости начинают понемногу расходиться. Я решаю переброситься несколькими словами с папиной соседкой, миссис Моран.
— Я приеду примерно через неделю, буду разбирать вещи. Вы не могли бы пока приглядеть за домом, миссис Моран? Отец всегда отзывался о вас как об очень ответственном человеке. Спасибо вам огромное за заботу, вы так помогали отцу…
Адвокат сказал, что соседка даже упомянута в завещании, но сейчас не самое подходящее время сообщать ей об этом.
— Бросьте, я не делала ничего особенного. С вашим отцом было приятно поболтать вечерами, он был настоящим джентльменом, Тереза. Таких уже нет. Мне будет его не хватать… всем нам. Но что станет с домом? Вы его продадите?
— Я пока не знаю. Еще слишком рано избавляться от всего, что связано с папой. Это… болезненно.
— Да, конечно. — Миссис Моран сочувственно хлопает меня по руке ладонью. Вопрос о недвижимости одним из первых задается на поминках, это нечто вроде старой ирландской традиции.
Мне немного страшно возвращаться в дом своего детства. Там все напоминает об отце, и не только о нем: вещи матери по-прежнему хранятся на своих местах. Я неоднократно предлагала папе избавиться от них, но он не позволял мне даже пальцем прикасаться к дорогому его сердцу старью. Наверное, ее платья и кофты давно истлели в старых шкафах.
Я знаю, что в спальне пахнет нафталином и ветхой кожей, хотя к моему последнему приезду отец и разложил всюду мешочки с сухой лавандой. Если распахнуть дверцы шкафа, запах тления станет еще сильнее. На деревянном крючке в углу до сих пор висит мамино пальто, местами побитое молью, рядом — фартук, в котором она работала в магазине, уже не зеленый, а выцветший до бледно-изумрудного цвета. Кстати, на дне шкафа лежит сумка с косметичкой. Наверное, там все еще хранится старая, уж сорок лет как прогорклая помада. Будучи маленькой, я не раз пыталась проверить содержимое косметички, но не решалась, зная, что отец будет недоволен. В шкатулке на полочке лежат старинный пятипенсовик, уже позеленевший от времени, дешевый чудотворный медальон, какой-то чек за рождественский пирог с едва различимыми буквами и коробочка мятных конфет, которые все еще пахнут, если ее встряхнуть.
Меня пугает необходимость возвращаться в дом, полный воспоминаний.
Гости расходятся, и каждый желает пожать мне руку, сказать теплые слова, так что к моменту, когда последний посетитель выходит из зала отеля, я едва держусь на ногах. Усталость так сильна, что меня чуть подташнивает.
Мы возвращаемся в Дублин, но я даже не пытаюсь уснуть. Смотрю в окно, понимая, что скоро предстоит вернуться в Баллину, закончить необходимые дела, заняться формальностями. Я вернусь в городок, где родилась, и все же теперь он перестанет быть мне родным. Я приеду и буду здороваться с местными жителями, но уже не как землячка, а как случайный гость, заехавший по делам. Смерть отца словно отняла у меня право считать Баллину частью своей жизни, оставив лишь воспоминания.
Мальчики, уставшие не меньше меня, уже спят на заднем сиденье, и меня тоже начинает клонить в сон. Открыв бардачок, достаю бутылочку минералки эвиан, собираюсь открыть и сделать глоток, но замираю, глядя в нутро бардачка.
Ведь это тот самый конверт, который дал мне отец! Я совершенно позабыла про него. Теперь же в памяти всплывает неодобрительный взгляд отца, его просьба убрать деньги подальше.
— Что это? — спрашивает Джерри. — Деньги?
— Мне оставил их отец.
— Судя по толщине конверта, там немалая сумма.
Я распечатываю конверт. Мне все равно, сколько там денег. Я делаю это лишь потому, что в эту сумму, какой бы она ни была, вложен труд моего отца.
В конверте лежит пухлая пачка, запечатанная банковской лентой. Сто купюр по сто евро. Десять тысяч. Зная дотошный характер отца, я могу с уверенностью сказать: после того как пачку пересчитал банковский клерк (на машинке), папа все проверил сам.
— Десять тысяч. Что мне с ними делать?
— Они принадлежат тебе, Тесс. Тебе и решать.
Мне совершенно ничего не приходит в голову. В материальном плане мне вроде бы нечего больше желать. У меня также нет никаких хобби, исключая теннис, но самую дорогую ракетку мне давно подарил Джерри.
Я напряженно думаю. Отец очень хотел бы, чтобы я оценила его подарок, использовала его для себя.
— Может, виолончель? — Я неуверенно смотрю на пачку денег, лежащую на моих коленях. Хотя идея неплохая, сердце равнодушно молчит.
Знаете, я смотрю на деньги, а вижу перед собой натруженные руки отца, собирающие по доллару приданое для любимой дочери. Он отказывал себе во всем ради того, чтобы дочь не нуждалась. Мне снова становится неловко оттого, что у меня уже давно есть все необходимое.
— Что-нибудь придумаю позже. — Я со вздохом убираю пачку обратно в конверт и возвращаю его в бардачок.
Мы едем в моей машине. Джерри пришлось вернуть свою компании. «Сентинель груп» постаралась отвоевать хотя бы мелочь.
Муж снижает скорость на узком участке.
— Ты слишком устала. Поспи немного, если получится.
У меня уже давно слипаются глаза, так что я вяло киваю и сразу же выключаюсь. Дорога занимает три с половиной часа, и я просыпаюсь лишь на выезде в Каррик. Включив мобильный, сразу получаю семь посланий.
Шесть из них принадлежат малознакомым людям, которые выражают свое сочувствие и приносят извинения за то, что не смогли приехать на похороны в Баллину. Седьмое — от Наоми Марш. Я сразу же ей перезваниваю.
— Мы можем поговорить, миссис Бреннан? Или момент неподходящий? Если хотите, созвонимся позже.
Я смотрю в зеркало заднего вида: Том и Джек спят как сурки.
— Нет, лучше сейчас.
Так я узнаю новости о расследовании.
Настоящее имя Фредерика вовсе не Ярсо. Его зовут Джон Фредерик Янг. Он вовсе не преподаватель университета и никогда не жил ни в каком Ошкоше. Возможно, и археолог он тоже липовый.
Личность удалось установить благодаря нашему подробному описанию, а также имени и номеру лондонского друга Фредерика (или Джека). Оказалось, наш недавний гость работал вольным репортером, в основном в Чикаго и других городах Иллинойса, и хотя у него не было криминального прошлого, полиция желала задать ему ряд вопросов. Несколько месяцев назад мать одного мальчика заявила в участок, что мистер Янг водит странную дружбу с ее сыном, с которым познакомился в бассейне.
А вот лондонский друг Фредерика (буду звать его так, как привыкла) Чарлз имел приводы в полицию, связанные с домогательствами к несовершеннолетним. Оба бесследно исчезли, равно как и австралиец Стюарт со своей сожительницей (а не женой) и ее десятилетним сыном.
— Возможно, семья Эвана не имеет к делу отношения и просто уехала отдыхать. Пока идут проверки, — поясняет мисс Марш.
Но и это еще не все. Оказалось, что полиция давно пытается раскрыть сеть порнорынка Англии и Ирландии, но пока не очень в этом преуспела.
— Слишком рано радоваться, но, кажется, наши специалисты нашли какие-то ниточки в компьютере вашего мужа, миссис Бреннан. Возможно, удастся выяснить что-то более конкретное. Судя по всему, именно через мистера Янга порнодельцы Дублина выходили на Лондон.
