Глаз бури - Мурашова Екатерина Вадимовна (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Софи посмотрела в заиндевевшее окно и увидала там явно петербургского лихача в щегольском бежевом тулупе и высокой шапке. В санях примостился кто-то маленький и как будто дрожащий. Неприятные воспоминания царапнули душу Софи. «Неужто решилась?! – подумала она о Груше-Лауре. – Тогда так ей и скажу: сгинь, пропади, нечистая сила!»
Накинув шаль, не торопясь, вышла наружу, в сгущавшиеся сумерки. Прямо к ней, едва не повалившись в ноги, кинулась плачущая фигурка.
– Маняша!! – ахнула Софи, узнав бессменную, еще с девичьих времен горничную Элен. – Как ты… Что с Элен?! Да говори же!!!
– Софья Павловна! Беда! Беда-то какая! – невразумительно рыдала Маняша. – Я тайком к вам приехала. Василий Александрович, если узнают, голову с меня снимут. И барыня не знает, никто! Афанасий меня послал! Все свои деньги, что у него были, за лихача этого отдал…
– Афанасий послал тебя ко мне?! – изумилась Софи. – Да он же с детства меня терпеть не мог! А уж теперь, когда Василий мне от дома отказал…
– Истинно, истинно так! – тараща испуганные глаза, закивала Маняша. – Прямо корчит его от злобы-то. Но барыню он, как пес, любит. Так и сказал мне: езжай, Манька, к той ведьме. Она ту кашу заварила, порчу на леди навела, ей и расхлебывать. А боле никто не сумеет… Ой, да что ж я вам говорю-то! Но это не я, видит Бог, не я! Это он так сказал! Афанасий проклятый, злющий!
– Маняша! – строго сказала Софи. – Разденься, сядь вот сюда и выпей воды вот из этого стакана. Сейчас я вернусь и ты мне все по порядку расскажешь. Будь готова.
Софи вышла в сени, потом на крыльцо.
– Тебе за обратную дорогу заплатили?
Лихач неуверенно кивнул.
– Лошадей жалеешь? Правильно. Ночь уже и метель, кажется, собирается. Распрягай и обиходь их как сумеешь. Вон там сарай есть, пустой. Сам пойдешь вот сюда, в каморку спать, а Маняшу я у себя оставлю. За чаем зайди. До завтра лошади отдохнут, повезешь Маняшу обратно в город.
Софи развернулась и пошла назад в дом, отчего-то ни мгновения не сомневаясь в том, что молодой, наглый мужик станет ее слушать и сделает все именно так, как она велела.
– Что с Элен?
Маняша, всхлипывая и запинаясь, но все же гораздо более связно, чем до того, принялась рассказывать. Софи изредка прерывала ее, задавала уточняющие вопросы. Где-то через четверть часа ей уже было все ясно.
Случилось то, что, исходя из общих соображений, и должно было случиться. Элен Головнина – цельная и стопроцентно порядочная натура, не могла долго находиться в раздвоенном состоянии, в которое ее повергли сначала векселя мужа, полученные от Туманова, а после отлучение от дома лучшей подруги Софи и тайные встречи с ней. Отказаться от чего-то одного (читай: от уважения к мужу или от дружбы с Домогатской) и тем восстановить цельность своего мира, Элен попросту не могла. Сделав это, она перестала бы уважать себя самое. В результате от неразрешимых противоречий бедная женщина слегла в тяжелейшей нервной горячке, и теперь врачи, совершенно не понимающие причину внезапной болезни, опасаются за ее жизнь…
– Детки, детки-то сиротками останутся! – снова зарыдала Маняша.
– Цыц! Типун тебе на язык! – прикрикнула Софи на глупую девку.
Потом тяжело вздохнула и задумалась. Как ни крути, но старый, отвратительный Афанасий был прав. Только она, Софи, может и должна теперь выручать его леди из той дурацкой ситуации, в которую Элен угодила. Угодила, и с этим тоже невозможно спорить, по милости Софи, хотя и без всяких со стороны Софи к тому усилий. Но что ж с того? Мало ли кто чего не хотел? Вышло так, как вышло, и теперь надо это все как-то разрешить. Никакие проблемы и чувства самой Софи в дело не идут. Элен в нешуточной опасности, в этом нет сомнений, а значит – все остальное побоку.
Софи думала около часа, и Маняша уже успела задремать в старом удобном кресле.
– Так! – сказала Софи и хлопнула по столу узкой, сильной ладонью. Горничная Элен подпрыгнула от неожиданности и испуганно заморгала глазами. – Я знаю, что нужно сделать, чтобы все разрешить. Но ты, Маняша, должна будешь мне помочь. Сумеешь?
– И госпожа сразу поправится? – с надеждой спросила Маняша.
– Сразу. Поправится, – решительно подтвердила Софи.
– Все, что угодно! – с неменьшей решительностью заявила горничная.
– Тогда слушай меня. Я сейчас напишу письмо, адресованное Васе… Василию Александровичу Головнину, твоему господину. Ты передашь письмо, но перед этим тебе придется… Ты должна будешь отыскать некие бумаги и вложить их в письмо. Они хранятся у Элен, но спрашивать у нее, даже если она в памяти, нельзя. Ты умеешь читать, Маняша?
– Да, немного, но не очень хорошо, – ответила девушка.
– Прекрасно. Эти бумаги – векселя. Сейчас я опишу тебе, как они приблизительно выглядят и что на них написано. Я думаю, ты сумеешь узнать, когда найдешь. Элен наверняка прячет их в доме, в одном из тех мест, в которых сама часто бывает. Прячет очень тщательно, но я не особенно верю в ее способности в этом вопросе…
– Подумаешь, секрет, – Маняша выпятила нижнюю губу. – Да я уж знаю, про что вы. Голубые такие бумаги, в сером конверте, к кровати снизу лентой для мух приклеены. Мне Лина, которая в спальне прибирается, еще когда про них рассказала…
– Ну вот, – облегченно рассмеялась Софи. – Что-то такое я и предполагала. Значит, ты возьмешь эти бумаги, вынешь из конверта, вложишь в мое письмо, и все это вместе передашь Василию Александровичу.
– Сама передам? – уточнила Маняша.
– Ни в коем случае. Наймешь какого-нибудь мальчишку, или, для верности, курьера, из тех, что на углах стоят. С условием, чтоб он отдал лично Василию в руки, и сразу ушел. Тебя никто не должен заподозрить ни в коем случае. Потом, когда Вася уже письмо прочтет и бумаги получит, пойдешь к Элен и все ей расскажешь.
– Все-все?
– Все. С самого начала до конца. И пусть она попросит, чтобы Вася дал ей мое письмо прочесть или сам вслух прочел… Ты все поняла? Запомнила?
– Поняла и запомнила, – кивнула Маняша. – А только… Как это вы лучше доктора знаете, что барыне надо, чтоб поправиться?
– А отчего, Маняша, по-твоему, люди болеют и умирают? – вопросом на вопрос ответила Софи.
– Оттого, что жить невмоготу, – подумав, сказала горничная.
– Правильно совершенно. Вот, мы с тобой и сделаем так, чтобы Элен полегче жилось. Она и поправится.
– И что ж, доктора, получается, и не нужны совсем? – уточнила настойчивая Маняша.
– Нет, отчего ж? Нужны, конечно, – улыбнулась Софи. – Кто ж лечить-то будет? Иной попьет горького лекарства, клизмы ему там поставят, пиявок… Глядишь, и раздумает болеть-то… А теперь ты возьми вон в том сундуке тюфяк и подушку и ложись. А я стану письмо Васе писать.
«Милый Васечка! – оскалив зубы в усмешке, вывела Софи. – Мне так печальна наша с тобой размолвка. Мы ведь с тобой с детства одного круга, и росли, почитай, вместе, хоть ты и старше. Помнишь, как на Рождество в фанты играли и Анатоль у меня поцелуй выиграл, а ты его за гривенники из копилки перекупил, а я еще была мала, не поняла ничего и вместо того, чтоб с тобой поцеловаться, тебя укусила… Мне, право, жаль, что все разрушилось из-за одного негодяя, которого и имени-то называть не хочу. Когда я узнала, каков он на самом деле, и каковы его дела, так сразу же и бросила его, и теперь опять учу детишек в Калищах. Давно хотела писать тебе, но все не решалась, но вот, узнала, что наша драгоценная Элен тяжело (может быть, смертельно!) больна. Я знаю, что ты велел ей не принимать меня, но для меня невыносимо, невыносимо ее не видеть, когда, я знаю, я так нужна ей! Ведь мы дружили всегда и имели одну душу на двоих. Лишь я одна помню много смешных историй, которые могли бы теперь позабавить и поддержать ее, лишь я могу верно угадать ее желания. Васечка, хороший мой, позволь мне видеть Элен и быть рядом с ней в трудные, быть может, трагические минуты. Поверь, ей сразу станет легче, когда она увидит, что два дорогих для нее человека – ты и я – не таят больше обиды друг на друга. В доказательство же моей к тебе вечной приязни прилагаю к письму памятные тебе векселя, которые я напоследок стащила у ненавистного нам обоим человека.
