Макроскоп (др. перевод) - Пирс Энтони (е книги .txt) 📗
Сказал Иво рыбам на понятном им языке.
Первая рыба ответила:
Вторая рыба продолжила:
И вновь первая:
Вновь вторая:
пропел голос флейты.
На песчаном дне аквариума ракушками было выложено:
Физический контакт между звездными цивилизациями породил хаос. У всех были интересы и амбиции, и лишь немногие были в высшем смысле этичны, чтобы не поддаться многообещающему соблазну. Предрассудки, изжитые, казалось, за время чисто интеллектуальных контактов, проявились теперь с невиданной силой. Оказалось, что некоторые теплокровные виды питают врожденную неприязнь к холоднокровным, покрытым слизью разумным существам, несмотря на равенство интеллекта. Образовалось множество подобных непримиримых сочетаний.
Некоторые виды превратились в пиратов, признав, что получать продовольствие, товары, рабов бесплатно экономически выгодно. Другие затеяли программы колонизаций — естественным следствием чего явились трения между державами из-за колоний. Не все контакты сопровождались насилием — были примеры взаимовыгодного сотрудничества. Но все равно, старый добрый порядок был разрушен, влияние и власть перешли от наиболее интеллектуально одаренных видов к физически крепким и биологически более функциональным.
Установился новый порядок — теперь всем заправляли наиболее безжалостные и коварные цивилизации. Жадность и подозрительность разрывала на части империи этих новых лидеров, происходили новые переделы мира, галактическая цивилизация катилась в пропасть полной анархии.
Через полмиллиона лет цивилизация исчезла вовсе, поглощенная волной насилия, не работала ни одна передающая макронная станция, в макронном эфире остался только сигнал Странника. Цивилизации вымирали, пожираемые собственной дикостью.
То была Великая Смута.
Где-то через миллион лет после появления Странник исчез. Смута закончилась — но галактическая цивилизация была отброшена далеко назад. Прошло некоторое время, вновь заработали макронные станции, была отстроена информационная сеть — но шрамы Смуты долго еще давали знать о себе. Любовь, однажды отвергнутая, возвращается не скоро.
— Теперь тебе лучше? — с надеждой произнес голос.
Беатрикс открыла глаза, все еще слезящиеся от морской соли, и осмотрелась. Ярко светило солнце, она была одета в черный купальный костюм, прикрывавший столь малую часть ее тела, что это показалось ей неприличным.
— О, да, — произнесла она, все еще испытывая легкое головокружение от недавнего падения в воду. Ей почудилось было, что она тонет…
Казалось, лицо молодого человека светилось.
— Лида! Персис! Дурвин! Радуйтесь, тот, кого мы нашли, ожил!
Три юные фигуры бросились к ним через пляж.
— О, радость! — прокричал первый — мускулистый гигант, мокрая кожа его отсвечивала на солнце.
Через пару мгновений они уже стояли подле нее — два бронзовокожих молодых человека и две милые девушки. От них исходил мощный поток жизненной силы и энергии. У всех были черные — воронье крыло — волосы и классические черты лица.
Успокоившись, первый мужчина заговорил вновь:
— Это Персис, что означает — хранительница мира.
Девушка сделала что-то вроде реверанса и улыбнулась, обнажив ряды ровных и белых зубов.
— Это Лида, что означает — любимица всех.
Вторая девушка тоже слегка присела и улыбнулась столь же вежливо, как и первая.
— А это мой лучший друг — Дурвин.
Второй мужчина поднял руку в приветствии и весело подмигнул.
— А я, — скромно произнес представлявший всех, — Хьюм — тот, кто любит дом.
Его улыбка затмила всех остальных.
Беатрикс попыталась было что-то сказать, но Хьюм присел рядом с ней и приложил к ее губам свой тонкий палец.
— Не называй себя. Мы знаем уже, кто ты. Разве не ты принесла нам радость?
— Она та, что приносит радость! — воскликнул Дурвин. — Ее имя будет…
— Беатриса! — хором прокричали девушки.
— Нет, — торжественно произнес Хьюм. — Это означает обычную радость, а она у нас необычна.
Дурвин внимательно посмотрел на нее:
— Ты прав. Взгляни на ее волосы! Это же бриллиант в кристалле кварца! Но все же радость — вот ее предназначение; не Беатриса, но…
— Беатрикс! — довершил Хьюм.
— Мы будем называть ее Трикс, — сказала Персис.
Беатрикс терпеливо их слушала.
— Вы знали мое имя раньше, — наконец сказала она.
— Мы знали, что там должно быть, — ответил Хьюм таким тоном, будто все объяснил.
— Где я? — она окинула взором белый, с полосками выброшенных штормом водорослей, пляж, сине-зеленую гладь моря.
— А где бы тебе хотелось оказаться? — вежливо поинтересовался Хьюм.
— Ну, я не могу сразу ответить. Думаю, это не имеет значения. Это как сон Иво, когда он оказался в Тире — но все же это так реально — совсем не похоже на сон!
— Пойдем, — сказал Дурвин. — Уже темнеет, а деревня далеко.
— Да, — согласилась Лида. — Мы должны представить тебя нашим товарищам.
Затем Беатрикс шла по длинному пляжу, любуясь бликами отраженного от волнующегося океана заката. Мужчины шагали рядом, с обеих сторон, девушки вприпрыжку следовали за ними. За пляжем начинались заросли пальм, отбрасывавших длинные колышущиеся тени на песок. Воздух был теплый и влажный, насыщенный пряными ароматами моря. Под ногами приятно шелестел горячий песок, то и дело попадались цветные камушки и колючие ракушки.
В сознании всплыло слово «мюрекс» [41] — но она не могла определить ни значение, ни происхождение слова — одно лишь знала точно — таких ракушек она раньше не видела.
Через пол мили на излучине пляжа показалась деревня — стайка конических палаток на берегу. В центре деревни пылал большой костер, искры взлетали высоко в вечернее небо, иногда вырывались легкие красные крупицы пепла, которые затем медленно летели к океану. Запахло горящей целлюлозой, обугленными водорослями и жареной рыбой. Беатрикс почувствовала голод.
Хьюм взял ее под руку и подвел к толпе аборигенов.
— Это Трикс, — объявил он. — Пришла из воды, великая радость нам, что она чувствует себя хорошо.
— Еще один спасенный! — закричал кто-то.
Они столпились вокруг нее — стройные, черноволосые, излучающие здоровье и дружелюбие. Их было около тридцати, и столь симпатичной компании она не встречала еще никогда в жизни.
— Посмотрите, как она прекрасна, — воскликнула одна из девушек.
Беатрикс смущенно рассмеялась:
— Я вовсе не красивая. Мне уже почти сорок.
Она вспомнила о Гарольде. Было как-то непривычно, несколько не по себе без него, хотя ее окружали, вне всякого сомнения, очень милые люди. А может, Гарольд, Иво и Афра все еще висят в той камере и наблюдают за ней, как когда-то все они смотрели на Иво? Но ведь внутри ее не было личности Шена, чтобы подстроить такое путешествие… все было так сложно.
41
Игольчатый моллюск, из которого финикийцы делали свой знаменитый пурпур.