»Две жизни» (ч.III, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
В словах И. не звучало ни упрека, ни выговора. Но каждый из нас остро почувствовал, что Никито неточно выполнил то послушание, которое на него возложил И. — Прости, Учитель, вновь моя неустойчивость, которую я счел добротой, ввела меня в заблуждение. Сестра Герда так молила меня помочь ей пройти дальше указанного тобою в знаниях. Она уверяла меня, что еще никогда не была так сильна и не чувствовала себя здоровее и увереннее. И я не устоял против ее мольбы. Я предполагал, что помогу ей крепче закалиться и лучше приготовиться к ее путешествию. И только в эту минуту я понял, что принес ей вред, а может быть, повредил и всему твоему делу, задерживая твой караван здесь. Прости, Учитель, только на один миг я выпал вниманием из орбиты данного тобой поручения, на один миг поддался личному восприятию текущей минуты, подпал под его влияние — и совершил непоправимую ошибку, поддавшись личной мольбе человека. Да будет мне это вечным уроком, который я прочно знаю в теории и мечте и плохо выполнил в простом действии обычного дня. Теперь я всегда буду бдителен и буду помнить: зрение и слух, знание и милосердие Учителя моего больше и яснее моих. Я должен идти только так, как видит, знает и ведет меня мой Учитель.
Сестра Герда жаждет видеть тебя и говорить с тобой. Можно ее позвать к тебе?
— Это было бы возможно, мой дорогой друг, — с необычайной нежностью сказал И., - если бы Герда, удержавшись в границах, указанных ей мною, продумала, прочувствовала полученные ею знания и привела себя в полное и устойчивое самообладание. Теперь же она похожа на бурлящий самовар, выбрасывающий кипяток и пар из всех своих щелей и пор. Отведи ее домой, передай ей мое приказание, научи в эти короткие минуты понять ее собственные и твои ошибки и, кроме того, так перелей любовь и мир своего сердца в ее, чтобы она поняла, что надо забыть о себе и своих желаниях, а думать об общем великом деле, которому она хочет служить и ради которого хочет ехать в дальние Общины. Это не пикник или прогулка в оазис с роскошной растительностью, которую можно встретить только в оазисах пустыни. Это великая сила Любви, которую несет каждый из намеченных к путешествию путников для радости и примиренности тех, к кому едет. И чтобы суметь принести и подать свои дары встречным, надо самому стоять в полном самообладании и беспристрастии к тем, кто живет и дышит вокруг нас. Я предупреждал и тебя, и Герду: ленивый не всегда может быть принят в Общину, но только тогда, когда его лень происходит от физической слабости, которая легко читается в его ауре. И такой ленивый никогда не бывает неряшлив. Чрезвычайно же суетный и тормошливый, воображающий, что он очень усерден и темпераментен, не сможет продвинуться в ступенях Общины дальше первой, так как его самообладанию мешает его собственная неряшливость духа: ничего до конца, все в мировом масштабе — и в результате мыльный пузырь. Иди, друг, мы тебя подождем.
Возвращайся.
О, как я сочувствовал Никито, молча поклонившемуся и ушедшему в дом. Всем сердцем я понимал, как рыцарски героичен был Никито по отношению к Герде, как он желал помочь женщине и, тронутый ее мольбами, увлекся и вышел из указанных ему И. границ. Всем сознанием я молил моего милосерднейшего друга Флорентийца помочь Никито найти нужные в эту минуту леди Бердран слова, провести ее к высшей радости: понять свою ошибку, благословить Свет, показавшийся ей, и творчески, любя и побеждая, смиренно принять идущий урок.
— Ты, Левушка, — вдруг услышал я голос И., - сосредоточься еще глубже, и Вы, Станислав, также желайте Герде и Никито принять данное мгновение не как наказание или раскаяние, но как радость освободиться от иллюзорного "расширения сознания". Не космическое сознание расширялось в Герде, не ему помогал Никито, но расширялась ее личность, и она ослепила их обоих. Этот маленький урок вместе с тем, что вы прочли в комнате Али, пусть будет вам освещением многого, что вы увидите сейчас и кого увидите в дальних Общинах. Там живут люди жаждущие, всегда приподнятые в своих духовных желаниях и достижениях и не имеющие сил забыть о них для общего блага.
И. взял каждого из нас за руку, и я снова ощутил блаженство Любви, мира, радости и бесстрашия, в которых я несся за Гердой своими мыслями, точно между мной и ею не было перегородок пространства, времени, пола, формы… Теперь мне показалось, что все мы трое понеслись вместе над Никито и Гердой, о чем-то говоривших. О чем-то плакала Герда, но я знал, что все мы поем им песнь торжествующей Любви…
Сколько прошло времени, я понять не мог. Для меня снова мелькнула целая вечность. Я почувствовал какой-то толчок и увидел себя и Бронского стоящими на том же крылечке, с которого мы вошли в дом, и услышал слова И., обращенные к Никито:
— Аминь, мой друг. Да будет вовек в тебе знание, что и доброта может не только вредить движению человека, но может даже и погубить его, низведя его из высшей формы в низшую. В данном случае еще не совершилось ничего ужасного. Но могут быть случаи, где доброта, ложно понятая, мешает развиться самообладанию другого человека. Если твой друг не может сдерживать своих страстей и своего раздражения в твоем присутствии, если ты не содействуешь его умиротворенности и не видишь успехов в его самообладании, Ты виновен. И виновен не только перед тем, что видишь, то есть перед временной его формой, но виновен перед его вечной жизнью, в которой твоя любовь помогла ему понизиться в его ступенях вечного совершенствования. Твое иллюзорное милосердие, твоя призрачная любовь к другу в данном случае могли быть причиной даже того, что ему в следующее воплощение пришлось бы нести тяжкий урок зависти и к знаниям, и к положению других. Могут быть и такие случаи, если поведение твоего друга в твоем присутствии часто идет в напряженном раздражении и бешеных порывах несдержанности, что ему придется начать следующее воплощение не в человеческой, а в животной форме, — и ты будешь нести ответ и за него, и за себя. Путь духовного общения — не обычная форма обывательской дружбы, в нем или славится Единый, или опошляется Вечное.
Сосредоточьте сейчас все свои мысли на пути той великой души, что вы встретили в оболочке профессора. Отдайте ей все свое цельное внимание, чтобы она могла продолжать свою жизнь земли, вынести в мир свою преданность науке не как личное свое дело и достижение, но как великую радость труда на общее благо. Профессор всю свою жизнь забывал о себе, но и не думал о людях, которые населяли мир рядом с ним. Он забывал о себе, но помнил все свои лишения, нес их как тяжкое бремя, добавочный груз к науке. Теперь надо помочь этой душе узнать свободное служение своему Богу, свободному потому, что часть Его — вечно свободная — живет в нем самом и не может быть никогда и ничем связана. Надо приложить все наши усилия ума, духа и сердца, чтобы профессор это понял и создал себе жизнь освобожденного существа.
И. вошел в дом, мы прошли за ним. Никито осветил комнату и… я едва не превратился в "Левушку — лови ворон". На постели лежал человек, профессор и не профессор, если не совсем юный, то во всяком случае настолько молодой, что я годился ему в товарищи. И воспоминания не было о том изможденном старике, которого я увидел ночью, не говоря уже о том полутрупе, который мы уносили из библиотеки.
И. подошел к кровати больного, — но теперь это слово совсем не вязалось с видом нового профессора, — указал нам с Бронским, где нам стать, чтобы ясно видеть лицо Зальцмана, и положил свою руку на его голову.
Я пристально вглядывался в лицо ученого, и чем больше я смотрел, тем четче видел, что это действительно тот же профессор, но кожа его гладкая, нигде ни одной морщины, рука красивая, с длинными тонкими пальцами, не рука старика, а рука молодого человека в расцвете сил. Я был так поражен, что потребовалось прикосновение Никито к моему плечу, чтобы я вернулся в самого себя, вспомнил, где я и зачем я здесь.
От прикосновения руки И. профессор улыбнулся, лицо его стало счастливым, но он продолжал спать. И., не отнимая руки от его головы, сказал:
