Наследство из Нового Орлеана - Риплей Александра (книги бесплатно .txt) 📗
О том, как опрометчиво она доверилась Розе Джексон и как ей чуть было не пришлось дорого поплатиться за свою наивность:
– Вы представить себе не можете, какой я чувствовала себя тогда обессилевшей и перепуганной. Слава Богу, мне удалось бежать из этого отвратительного места.
Описала Мэри, и как по-доброму ее встретили монахини, какой участливой казалась та дама, с которой она познакомилась в монастыре.
– Она обещала помочь вернуть мое наследство и деньги. Я была ей очень благодарна. И даже когда она сообщила мне, что вернуть украденное оказалось невозможно, я все равно была ей признательна за то, что она пообещала найти мою родню, помочь мне воссоединиться с моей семьей… Эту женщину звали Селест Сазерак.
Жюльен вскочил с места. Чашка и блюдце упали с его колен на пол и разбились.
Анна-Мари Сазерак покачала головой.
– Не понимаю, – сказала она. – Селест не могла быть той женщиной. Селест бы сразу догадалась, кто ты такая, Мари. Она всегда страшно любила перебирать вместе со мной вещи в шкатулке и слушать рассказы про тех Мари, которые передавали ее своим дочерям из поколения в поколение.
Жюльен взглянул на Мэри, взглядом прося ее быть терпеливой и не сердиться на его мать, бабушку Мэри.
– Maman, тут все ясно, – медленно произнес он. – Селест все знала. Постарайтесь понять это. Селест все знала. И намеренно скрыла от нас Мари. – Он снова посмотрел на Мэри: – Я понимаю вас, мадемуазель, такое трудно простить. Позвольте мне принести за всех нас всяческие извинения. Я исполню любую вашу просьбу, сделаю все, что в человеческих силах.
Жюльен умолял ее изо всех сил, а просить он не привык, это было очевидно, и Мэри почувствовала мстительную радость. Ей нравилось видеть его униженным. Пусть поползает тут на коленях перед ней – раз он брат Селест.
– Умоляю вас, мадемуазель Макалистер, посмотрите на мою мать. Когда-то она была счастливой, полной энергии и сил женщиной. Прекрасной матерью. Но с тех пор как она овдовела, последние десять лет, ее жизнь превратилась в кошмар. Постепенно она стала такой, какой вы ее видите. В течение десяти лет она живет, погруженная в такую беспросветную тьму, что даже лучшие доктора не в состоянии помочь ей. Единственное, что ее заботило до сих пор, – это надежда найти вас. Мы годами не могли уговорить ее выйти из дома. А сегодня вечером она вышла, она отправилась ко мне одна, без провожатых, чтобы я привел ее к вам.
Мадемуазель, вы могли бы вернуть ее к жизни, к людям. Прошу вас, пойдемте с нами, поживите в доме, который по праву принадлежит и вам, не отвергайте своих родных. Вы можете не испытывать любви к вашей бабушке, но пожалейте ее по крайней мере!
Анна-Мари все еще качала головой.
– Не понимаю, – повторяла она снова и снова.
Мэри взглянула на женщину, которая приходилась ей бабушкой. Она не испытывала к ней ни любви, ни даже жалости. «Слишком поздно, – говорила она себе. – Я могла пожалеть ее когда-то, даже полюбить, может быть. Если бы Селест привела меня к ней тогда. Но с тех пор многое, очень многое изменилось. И я стала другой. Я не хочу бросать то, что с таким трудом завоевала, – ни дом, ни магазин, ни душевный покой. Я не стану возвращать к жизни мадам Сазерак. С меня достаточно собственных тревог и проблем».
– Даю вам слово, – клялся тем временем Жюльен Сазерак, – Селест заплатит за содеянное ею.
Мэри снова почувствовала, как ее охватывает радостная дрожь.
– Я поеду с вами, месье. Но не обещаю остаться у вас навсегда.
– Спасибо, мадемуазель… Maman, вы слышите? Вы готовы идти? Мари едет с нами.
Мадам Сазерак улыбнулась. Она снова протянула руку Мэри. И на сей раз Мэри ее приняла.
В экипаже Анна-Мари Сазерак уснула – она так и не вынула руки из рук Мэри, голова ее соскользнула Мэри на плечо, во сне она тихонько сопела и улыбалась.
Жюльен внес мать в дом.
– Жак! – позвал он дворецкого. – Скажите горничным, чтоб подготовили комнату мадемуазель Мари. Она приехала домой. И зажгите все свечи. В этом доме теперь всегда будет светло.
Его взгляд, устремленный на Мари, был торжественным.
– Спасибо вам, – сказал он. – Я отнесу Maman в ее комнату. Если хотите, потом, после того как ее уложат, мы вместе займемся поисками вашего приданого.
Дверь в комнату Селест была заперта. Пробормотав какое-то ругательство, Жюльен отступил на несколько шагов назад и с разбегу взломал дверь, навалившись на нее. Мэри издала долгий радостный вздох. Ярость, бушевавшая в ней, искала выхода – ей хотелось громить и крушить все вокруг.
Комната Селест, словно зеркало, отражала уродливое сознание хозяйки. Каждый ящичек, шкафчик, гардероб оказались заперты. Жюльен снял с крючка у камина кочергу и взломал первый попавшийся шкаф. Дерево с громким треском хрустнуло.
– Осмотрите его, а я тем временем взломаю следующий, – сказал Жюльен. Он тяжело дышал, лицо его покраснело.
– Дайте-ка мне кочергу, – приказала Мэри. – Я сама открою следующий. Мне хочется это сделать. – Она атаковала резной шкафчик красного дерева. Рука ее на минуту дрогнула. Все-таки такая тонкая работа. Однако желание отомстить Селест взяло верх. Мэри со смехом взломала шкафчик.
Жюльен держал лампу над ее головой. Шкатулка оказалась в шкафчике. Мэри была обрадована и одновременно разочарована – слишком уж быстро окончился погром. Она взяла шкатулку в руки, ощупывая знакомые контуры.
На секунду она снова стала той прежней Мэри, которая так стремилась обрести дом, семью, любовь.
Но это ощущение тут же исчезло. И она вернулась в настоящее; она была одна, сама по себе, и ей вполне этого хватало. Впредь она не допустит, чтобы ей причиняли страдания.
– Вы не хотите его открыть? – спросил Жюльен. – Я повернусь спиной.
– Это излишне, месье. Тут нет ничего такого, что вам не следует видеть. – Мэри положила шкатулку на бюро и приоткрыла крышку. – Все на месте, – сказала она. Она видела, что Жюльен так и не повернулся.
Он спросил, не хочет ли она спуститься вниз, чтобы побеседовать там. Мэри тут же согласилась, ибо поговорить было о чем.
Проговорив четыре часа и выпив бездну кофе, они наконец пожелали друг другу спокойной ночи. При этом Мэри обзавелась длинным списком ближайших родственников – дядей, тетей, кузенов. А также узнала имена слуг – дворецкого, кухарки, садовника, кучера, лакеев, горничных. Назавтра был назначен маленький семейный ужин.
Договорились они и о том, что она будет называть своих дядей и тетей по именам, а домашние будут звать ее Мари.
От Жюльена она узнала о бабушкином пристрастии к опию и пообещала сделать все возможное, чтобы избавить ту от этой пагубной привычки. Она также обещала звать бабушку Memere на креольский лад.
Однако Мэри не могла обещать, что будет жить в доме Сазераков постоянно, – это будет видно в дальнейшем, сказала она.
Жюльен проводил Мэри в ее комнату.
– Заприте дверь, – посоветовал он. – Селест приедет, вероятно, только завтра, но от нее можно ждать чего угодно. Я останусь в доме до ее возвращения. Я сам переговорю с ней. Вы даже можете не присутствовать при этом.
Но Мэри сказала, что ей как раз хотелось бы присутствовать при этом разговоре. Попрощавшись с Жюльеном, она заперла дверь.
Множество горящих свечей ярко освещали комнату, было светло, как днем. Здесь было много цветов, лент, кружев – чувствовалось, что это комната юной девушки.
«Здесь жила моя мать», – подумала Мэри. Только теперь она поверила в то, что произошло. Она наконец была в своей семье, со своими родными. Она положила шкатулку на кресло и открыла ее. Один за другим она вынимала предметы, находящиеся в ней, выкладывая их на кровать: веер, медальон, наконечник стрелы в потертом кожаном футляре, кусок мха, завернутый в кружево, перчатки.
Взяв перчатки, она натянула их на руки. Ее семья. Интересно, какое из этих сокровищ принадлежит ее матери? Какой она была?
Надо расспросить об этом Memere.
