Корона, Огонь и Медные Крылья - Далин Максим Андреевич (книги онлайн полностью .TXT) 📗

— Нут бросила кости, — сказала я. — Не важно. Я просто не понимаю. Я не понимаю. Вы — союзник Тхарайя? Вы, Антоний, его союзник после того, что вы натворили на его земле? Мне кажется, это невозможно.

— Каторжник он, а не союзник, прекрасная госпожа, — сказал высоченный громила, обросший бурой шерстью. — Нам ваш, извиняюсь, муженек пообещал, что по фонарям не развесит, ежели тут своим ходом передохнем. А этот, извиняюсь, принц — он крутит-вертит, как лис от гончих, чтобы достоинство не уронить. Вроде союзник, вроде по своей воле. Как же. По своей…

Эти слова меня потрясли. Ах, как мне надо было, как надо, чтобы мой дорогой Шуарле стоял рядом и держал меня под локоть! Как бы там не обернулось — Тхарайя жив и снова победил. Но война заканчивается, а бывшие враги уничтожают злую нечисть в горах… И жизнь все равно катится куда-то в серую бездну…

Я села на камень, поросший мхом. Крохотное тельце Эда казалось необычно тяжелым; мой бесценный принц не спал, он вытащил локон из моей косы и крутил его в пальчиках. Мне нестерпимо хотелось расплакаться, но даже на это не было сил. Краем уха я слышала, как Антоний оправдывается, объясняя, что он — не каторжник, а раскаялся, но это было так скучно, глупо, пошло и жестоко, что мне никак не удавалось собрать внимание, чтобы выслушать хотя бы вежливо.

Подошел взъерошенный солдат в помятой тусклой кирасе.

— Прекрасная госпожа, — сказал он непонятным тоном. — Вас монах зовет.

Я заставила себя встать. Лодыжка, кажется, распухла с колено, и ступать было не столько больно, сколько отвратительно неприятно — казалось, что сустав вихляется, как разболтанная дверная петля. Я чуть не упала, сделав первый же шаг.

— Вам помочь, Жанна? — спросил Антоний, протягивая руку.

Я закричу, если ты меня тронешь, подумала я, но взглянула в его лицо и не увидела ровно никакой угрозы. Этому убийце было меня жаль? Или он боялся, что Тхарайя передумает оставлять его в живых, если узнает, что меня бросили без помощи?

— Мы же помолвлены заочно, — ляпнул Антоний совершенно некстати.

— Я замужем, — сказала я, как могла, скрывая тошное отвращение. — Все, что было по ту сторону океана, уже потеряло смысл.

— Досадно, — сказал Антоний и неумело, застенчиво улыбнулся. — Это, правда, досадно. Вы — лихая дама, Жанна.

Ты — убийца, насильник, грабитель, хотелось орать мне. Из-за тебя погибли тени, моя добрая няня Сейад, моя отважная, взбалмошная Раадрашь, мой дорогой Шуарле. Из-за тебя, вероятно, умрет мой любимый — как ты смеешь пытаться подольститься ко мне?!

— Вам же больно идти, — огорченно сказал Антоний.

Ты — просто отребье, подумала я. Тхарайя еще решит, что с тобой делать.

— Вы же хотите туда? — спросил Антоний.

Я подала ему руку. Я содрогнулась, когда он ко мне прикоснулся, но мне не на кого было опереться — и я оперлась на него, как на лакея.

Антоний подвел меня к монаху; юноша-ашури, очевидно, служивший Антонию проводником, сделал движение приблизиться, но вдруг сообразил что-то и прикрыл глаза рукавом.

Монах стоял на коленях рядом с Шуарле; он не поднялся мне навстречу, лишь поднял страдающие глаза. Шуарле лежал на траве, черно-красной от крови. Его лицо казалось слепком из темно-желтого воска, и прядь волос прилипла ко лбу. Я отняла у Антония руку и присела рядом с телом. Кажется, я плакала, но мне было уже все равно.

— Женщина мертва, — сказал монах. — Нечистая тварь проткнула ее тело насквозь, а камни, на которые она упала, сломали ей хребет. Но юноша…

— Что?! — закричала я. Мне хотелось трясти Шуарле, пытаться привести его в чувство — но смертельный страх уничтожить тень надежды неловким прикосновением не дал мне даже дотронуться до него. — Да говорите же, ваше преподобие!

— Брат Доминик, — сказал монах. — Зовите так, государыня. Так вот, мне кажется, что я слышал его сердце. Возможно, я ошибаюсь, но…

— Пожалуйста! — взмолилась я.

Доминик взял за запястье уцелевшую руку Шуарле, пытаясь ощутить кончиками пальцев биение крови в его жилах. Я ждала, обнимая Эда — слезы текли по моим щекам совершенно независимо от моего желания.

— Живет, но еле-еле, — сказал Доминик печально. — Он ударился головой и левой стороной тела, у него сломана рука и, полагаю, ребра. Осколок ребра мог проткнуть легкое, но хуже всего рана на голове. Ваш друг вскоре умрет, государыня.

— Жанна, — сказал Антоний откуда-то сверху, напряженно и сипло, — мы ему не поможем. Если сдвинем с места — только больше искалечим. Может, того… чтобы не мучился?

— Нет! — выкрикнула я. — Вам мало убийств, ваше высочество?

— Надо уходить отсюда, — сказал Антоний. — Это… вроде… приказ вашего мужа.

Я могу увидеть Тхарайя, вспыхнуло у меня в голове, но мысль тут же додумалась до конца.

— Уходите, — сказала я. — Я останусь. Когда вы встретитесь с моим государем, скажите ему обо мне. Он пришлет за мною, моим сыном и моим слугой драконов.

— Вы рискуете младенцем, — сказал Доминик. — Простите меня, прекрасная госпожа, но это неразумно и опасно.

— А бросить умирать в одиночестве друга, который пожертвовал ради меня всем, чем смог — дальновидно и умно?! — огрызнулась я. Я понимала, что, с точки зрения здравого смысла, веду себя глупо, но здравый смысл не мог заставить меня сдвинуться с места.

— Что я Ветру скажу? — пробормотал Антоний. — Что бросил тут вас троих?

Нет, пожалуй, он не боится, подумала я отстраненно. Он, действительно огорчен — как это ни удивительно. Чуден мир подзвездный…

— Антоний, — сказал Доминик решительно, — прикажи нашим людям сделать из плащей походные носилки. Я попробую вправить дракону кости и перевязать — и мы заберем его с собой. Если промысел Божий велит ему умереть, пусть он умрет среди друзей, а не в одиночестве. Это будет правильно, государыня?

Он говорил таким неотразимо повелительным тоном, будто мог приказать Антонию, а Антоний кивнул, бросил на меня странный и, как будто, оценивающий взгляд и ушел к своим солдатам.

Я ощутила прилив чистой благодарности монаху. Он больше не казался мне бессердечным фанатиком, я была готова ему довериться.

— Государыня, — сказал Доминик, — останьтесь рядом. У меня ранено плечо, и рука плохо движется, потому нужно, чтобы кто-нибудь помог мне. Вы не боитесь крови?

— Нет, — сказала я и положила Эда на траву возле себя. Он устроился поудобнее; я видела, как его глазки закрываются от усталости. — Я ничего не боюсь. Говорите, что нужно делать, брат Доминик.

Шуарле уложили на плащи. Доминик, с моей неумелой помощью, перевязал его — я подозревала, что перевязка оставляет желать много лучшего, но больше ничего мы сделать не могли. Сам Доминик чувствовал себя не блестяще; мне казалось, что он ранен тяжелее, чем хочет показать. Я всей душой жалела, что, обучаясь в монастыре, не расспрашивала должным образом сестер-целительниц… впрочем, вряд ли они стали бы обучать принцессу грубым и отвратительным подробностям ухода за больными мужчинами.

Я испытывала тихую неожиданную благодарность солдатам Антония, которые несли Шуарле. Тело Раадрашь Антоний тоже приказал забрать; я ехала на ослике, держа Эда на руках — и по обе стороны от меня несли моих лучших друзей. Я как-то отупела, устала от слез и тяжело понимала, что происходит и что будет происходить дальше; я даже не радовалась возможности увидеть Тхарайя напоследок. Мне только хотелось держать Шуарле за руку — и это невозможно было сделать так, чтобы не мешать его нести.

Непонятным образом появилась Далхаэшь. Я не знала, куда она делась, когда на нас напали богомолы-чудовища, но, как бы там ни было, Далхаэшь уцелела и вернулась. Она семенила рядом со мной, а на ходу бодро и весело что-то говорила, поминутно называя меня "госпожа" и "государыня". Ее голос стучал по моим ушам — и не было сил даже попросить ее замолчать.

Я не помню, сколько времени прошло с того момента, как на нас напали чудовища, до того, как Агли-Лаш открылся моим глазам. Солнце заливало мир зноем, но с ледников дул холодный ветер. Эд проснулся оттого, что проголодался — и Доминик остановил всех; отряд северян ждал, пока я покормлю принца Ашури. На щеку Раадрашь села муха; я согнала ее, муха села на лоб моей сестры — и я вдруг с нестерпимым уколом ужаса подумала, что Раадрашь все уже безразлично. От этого ужаса я заскулила, как потерявшийся щенок — и тут, клянусь Нут и Господом, мне показалось, что Шуарле положил ладонь мне на локоть.