Ханская дочь. Любовь в неволе - Лоренс Ине (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗

Скоро она почувствовала, что совершенно обессилела, молитвы к Аллаху не приносили девушке утешения. Несколько раз Сирин ловила себя на том, что по щекам бежали слезы. Рассудок говорил ей, что лучше всего умереть как Бахадур, но душа стремилась к жизни и надеялась вопреки всему, что после победы царь будет более милостив, чем сейчас. Между тем она спрашивала себя, что с ней случится, если покушение на Петра увенчается успехом. Сирин могла слышать разговоры снаружи между караульными и знала, что Сергей из-за нее поссорился с царем. Порой она даже надеялась, что заговорщикам это удастся, тогда Сергей и Кицак смогут использовать смятение после смерти царя для того, чтобы освободить ее. Но она понимала, что вряд ли они смогут снять эти цепи. Скорее, оба они будут убиты разъяренными приверженцами царя как заговорщики. Несмотря на все это, она прислушивалась к каждому слову, произносимому поблизости, и ждала известий о том, что Шишкин, Ильгур или денщик Кирилина Фаддей схвачены. Пока все трое оставались на свободе, Петру грозила серьезная опасность.

«В таком случае я буду столь же виновна в его смерти, сколь Кирилин и подосланные им убийцы!» — подумала Сирин. Она опустилась на землю и представила, как было бы прекрасно скакать по степи на Златогривом, выехав на соколиную охоту. Миновало уже два года с того дня, как она отпустила царственную птицу на свободу, сейчас та, конечно, уже не вернулась бы на ее перчатку. При воспоминании о соколе ей подумалось, что при отъезде с родины ей не было семнадцати, а значит, сейчас ей шел девятнадцатый год. Если бы она осталась с племенем, то жила бы в юрте с мужем и уже была бы матерью. Представив себе воинов отца, за которых он мог бы отдать ее, и воинов соседних племен, она не припомнила ни одного, с кем хотела бы разделить постель, как подобает замужней женщине. Сергей был единственным человеком, который ей нравился, она изнывала от тоски по нему.

Сирин настолько погрузилась в свои мысли, что пропустила момент, когда полог, прикрывавший вход в палатку, был отброшен. Яркий солнечный луч заставил ее зажмуриться, когда она открыла глаза, перед ней стоял адъютант царя с четырьмя солдатами.

— Вставай, собака! — Он поднял ногу, чтобы пнуть ее. Несмотря на тяжелые цепи, Сирин проворно поднялась.

Адъютант тихо проворчал что-то, досадуя, что удар не достиг цели, и приказал солдатам снять цепи с ног пленника.

— Только попытайся бежать! У гренадеров приказ тут же пристрелить тебя, — предупредил он татарина и кивнул на выход: — Вперед, марш!

Сирин грустно улыбнулась:

— Собственно, какая разница, расстреляют меня или повесят? Наверное, пуля лучше. — Она пригнулась, чтобы рвануться в бегство, но двое солдат схватили ее за локти и крепко сжали. Они держали ее так, что она с трудом могла идти, и в конце концов ее просто потащили, как неодушевленный предмет.

Солдаты, мимо которых они прошли, удивленно смотрели на татарина. Перед Сирин проплывали лица: молодые и старые, под гренадерскими шапками или черными треуголками, которые помимо драгун носили также русские фузилёры [19]. Люди смотрели с любопытством, но уже не так враждебно, как в тот день, когда ее схватили. Кто-то сказал, что четверых гвардейцев и поручика многовато для охраны такой малости, но мрачный взгляд адъютанта заставил его замолчать.

Они привели Сирин к палатке, которая была не меньше царской, но куда чище ее и выглядела не по-военному. Внутри стоял маленький стол с резными ножками и два таких же стула, а также покрытая вышитым покрывалом походная кровать, несколько сундуков и медная ванна, которая, судя по легкому пару над ней, должно быть, была наполнена теплой водой. Сирин удивилась, увидев возлюбленную царя, не понимая, зачем она могла ей понадобиться.

Адъютант отсалютовал Екатерине:

— Пленный доставлен, матушка!

— Вижу! — ответила она с улыбкой. — Теперь иди и забери с собой солдат, сынок, а я позабочусь о том, чтобы пленный никуда от нас не ушел. Ах да, сначала сними наручники.

В голосе Екатерины было достаточно насмешки, чтобы вогнать молодого офицера в краску. Сирин почувствовала, что причиной веселья служит не только основательно запутавшийся адъютант, но и она сама, и попыталась на всякий случай быть готовой ко всему. Наконец гвардейцы сняли с нее цепи, взяли мушкеты на плечо и покинули палатку, взгляд Екатерины заставил командира немедленно последовать за своими людьми.

Когда он вышел, Екатерина хлопнула в ладоши, тотчас появились две крепкие служанки, которые зашнуровали вход.

Екатерина обернулась к Сирин и принюхалась.

— Тебе срочно нужна ванна, дитя мое, и, как видишь, мы уже все приготовили, — сообщила она.

Сирин сжалась, огляделась, пытаясь найти путь к бегству, но служанки крепко взяли ее и, несмотря на ожесточенное сопротивление, подтащили к ванне.

— Держите ее крепко. Раздевание беру на себя, — приказала Екатерина.

Сирин так отчаянно сопротивлялась, что прослушала сказанное. Служанки скрутили ей руки за спиной, и, когда Екатерина попыталась распахнуть ее кафтан, Сирин хотела ударить ее ногами, но Марфа Алексеевна была начеку и крепко держала ее ноги.

— Вот же дикая кошка! — перевела дух женщина.

— Пустите! — в панике крикнула Сирин, когда ее кафтан был разорван в клочья, а остатки полетели в угол. Когда она дернулась, несмотря на множество удерживающих ее рук, Екатерина рассмеялась, прижала ее к полу и разрезала маленьким ножом красную шелковую рубашку. Под ней открылась повязка, которой Сирин плотно перебинтовывала грудь. Весело прищелкивая языком, Екатерина разрезала и ее и коснулась указательным пальцем того, что скрывала тугая повязка. Не было никакого сомнения — перед ней женщина.

— Немного, но для девушки достаточно, — заключила возлюбленная царя. — А теперь я хочу посмотреть, верно ли устроено все остальное.

Свои слова она сопровождала действиями, и не успела Сирин опомниться, как оказалась совершенно голой, не в состоянии прикрыть наготу. Девушка почувствовала, как леденеет от ужаса и стыда. Впрочем, тотчас же стыд сменился дикой яростью: эта женщина с такой легкостью раскусила ее после двухлетнего маскарада. Она рванулась и попыталась высвободиться с помощью ногтей и зубов.

Екатерина отвесила ей оплеуху, которая была немногим легче полученной от Сергея.

— Или ты успокоишься, или я отдам тебя солдатам, которые тебя привели!

Сирин не поняла, что это была лишь пустая угроза, и покорно опустила голову. Тут Марфа издала сдавленный крик и подняла подвеску, которая обнаружилась среди платья девушки, она висела на кожаном шнурке, который Екатерина случайно разрезала вместе с рубашкой.

— Это дочка Натальи. Посмотри сюда, Катенька! — Левой рукой Марфа вытащила из-за пазухи тонкую золотую цепочку с точно такой же подвеской. — Наша мать подарила их нам, когда Наталье было двенадцать, а мне — семь лет.

Сирин наморщила лоб.

— Мою мать звали Наталья, — сказала она и ту же рассердилась, что так глупо выдала себя, еще не зная, какую игру с ней ведут.

Марфа обняла девушку и безудержно разрыдалась. Крепкие руки служанок все еще удерживали Сирин, не давая ей возможности освободиться, и девушка лишь недовольно фыркнула, беспомощно посмотрев на Екатерину.

Та улыбнулась, довольная, словно ей удалась какая-то особенная выходка.

— Как мы и предполагали, моя подруга Марфа Алексеевна — твоя тетка, дитя мое. Ты даже приходишься родственницей Петру Алексеевичу, ведь имя твоей матери — Наталья Алексеевна Нарышкина. Ее отец, твой дед, был Алексей Нарышкин, двоюродный брат матери царя.

Сирин только ошеломленно моргнула, не готовая принять эту новость.

— Марш в ванну — и отмывайся, от тебя несет. Хотя ты и племянница моей лучшей подруги, мне не составит труда выдрать тебя по голой заднице, — сказала Екатерина.

Прежде чем Сирин успела что-то сказать, служанки подняли ее и посадили в ванну, как малое дитя. Вода была горячее, чем в больших купальных бадьях, к которым она привыкла в России, и она вскрикнула, но через несколько мгновений девушка обмякла и не сопротивлялась, когда служанки начали тщательно отмывать ее, она даже ощутила некоторое удовольствие.