Девушка из дома на набережной - Кентон Ольга (библиотека электронных книг .txt) 📗
Дверь открылась. Юля вздрогнула. Штейн был голый и держал в руке халат и сигару.
– Умница, девочка! – сказал Лёва и, бросив халат на стоящий тут же табурет в стиле XVIII века, залез в ванну. – Ммм… – раздался его томный голос. – С розмариновым маслом… Какая ты у меня молодчина! Ну чего стоишь, дурёха? Принеси виски. Разве не видишь, что я жду?
Юля ушла в гостиную. Дрожащими руками она взяла бутылку с виски, стакан и уже хотела поставить их на стойку, как бутылка выскользнула из рук и разбилась. Юля молча уставилась на осколки. Потом подняла отколотое горлышко и поднесла к лицу, внимательно всматриваясь в острые края. Поднесла стекло к горлу. «Один раз нажать – и всё кончено», – подумала она.
– Ну где ты там? – раздался крик Штейна из ванной.
Юля вздрогнула и, положив осколок на стол, отошла от бара. Вспомнила о маме, которая скоро должна была приехать. «Один раз нажать – и всё…» – снова пронеслось в мыслях.
Юля раскрыла дверцы шкафа, нашла на полке непочатую бутылку, откупорила её и, налив в стакан виски почти доверху, пошла в ванную.
Там она поставила стакан рядом со Штейном и недалеко – бутылку.
– Мне нужно уехать, – тихо произнесла Юля.
– Что-что? – переспросил Штейн.
– Мне нужно уехать, в институт, – сказала Юля решительно. – У меня репетиция.
– А… – произнёс он. – Домой-то вернёшься?
– Конечно, – ответила Юля. Неужели он что-то подозревает? – Я буду не поздно.
– Ну давай.
Юля подошла к двери, остановилась и, повернувшись, взглянула на Штейна. В её глазах был страх.
– Лёва… – снова тихим голосом произнесла она. – Почему?
Штейн расплылся в довольной, широкой улыбке, точно кот, только что вылизавший все сливки.
– Захотелось, – ответил он.
Юля вышла из ванной, прошла к себе в комнату и надела хлопковый джемпер с длинными рукавами и высокой горловиной, джинсы и закрытые туфли. Синяков не было видно. Зачесав волосы на прямой пробор, она собрала их в тугой хвост.
Юля уже собиралась выйти из квартиры с большой сумкой, в которой лежали несколько её вещей, косметика, фен и книги, когда в гостиной появился Лёва.
– Уходишь? – поинтересовался он.
– Да, – не обернувшись, ответила Юля.
– А вещей куда столько берёшь? Сбежать, что ли, решила?
Юля обернулась и посмотрела на него. На секунду она подумала, что Лев шутит, но, увидев его злое, самодовольное лицо, поняла: он наверняка всё знает.
– Нет, я… – запинаясь, начала Юля. – Мне нужно будет переодеваться, делать грим, может много чего понадобиться. Я прихватила всего понемногу.
– Так обычно говорят воры, – усмехнулся Лёва.
– Ты же знаешь, что такого я никогда не сделаю.
– Знаю. – Только тут Лёва заметил, что его халат развязан. Он завязал его и присел на кресло. – Ну подойди ко мне, поцелуй.
Юля подошла и нагнулась, чтобы поцеловать его. Лёва быстро посмотрел, чем набита её сумка.
Юля направилась к двери, чувствуя, что Штейн наблюдает за ней, открыла дверь и снова услышала его голос:
– А ты что же, теперь решила на метро передвигаться?
Юля обернулась. Штейн держал ключи от её автомобиля.
– Я думала, что они у меня в сумке лежат. Спасибо, а то пришлось бы возвращаться, тебя беспокоить.
Юля вернулась, взяла ключи и поцеловала Штейна в щёку.
Лёва ничего не сказал. И Юля, обрадовавшись, быстро ушла.
Глава 32
На вокзале, как обычно, было многолюдно. Костя и Юля стояли на перроне, высматривая выходящих из только что подъехавшего поезда пассажиров.
– Мама, мама! – закричала Юля, увидев мать, и замахала ей рукой.
Костя тоже замахал и улыбнулся. Он дотронулся до Юлиного запястья, но девушка почему-то отдёрнула руку. Костя удивлённо взглянул на неё, но ничего не сказал, решив, что сейчас не время выяснять, почему она так холодна с ним. Видимо, ей не хотелось показывать все свои эмоции перед мамой.
Костя увидел приближающуюся к ним женщину, в которой сразу же узнал Юлину маму – так они были похожи. И понял, откуда Юлина привычка к аккуратности и чистоте. Мать был невысокой женщиной, рано постаревшей, видимо, от трудной жизни, но сохранившей живой блеск в глазах и приятную улыбку. У неё были короткие, подстриженные в каре волосы тёмно-коричневого цвета, в которых блестела седина. На ней было простое платье-халат бежевого цвета с поясом, к воротнику была приколота брошь из янтаря. На ногах недорогие, не один год ношенные сандалии на невысоком квадратном каблуке, а в руках – дамская сумка и чемодан.
Юля подбежала к маме и, крепко обняв её, заплакала.
– Ну будет, дочка, будет, не плачь, – с улыбкой произнесла мама, обняв дочь и гладя её по волосам. – Неужели так соскучилась?
– Да. – Юля прекрасно знала, что плачет не только потому, что давно не видела мать, но и из-за того, что случилось с ней несколько часов назад. Ей хотелось сейчас же сказать маме: «Давай вернёмся домой. Я хочу уехать из этой проклятой Москвы. Мама, забери меня, мне здесь так плохо». Но она подумала о Косте. Как он поступил бы в такую минуту? Ведь он никуда бы не поехал. Или поехал бы с ней? Нет, ей не верилось, что Костя решится оставить всё и уехать вместе с ней на Урал, где их ничего не ждёт.
Мама улыбнулась и поцеловала дочь.
– Ну, представь меня своему жениху, – сказала она, когда Костя, всё это время стоявший неподалёку, подошёл ближе.
– Костя, это моя мама – Елизавета Михайловна, – сказала Юля. – Мама, это… – Юля пыталась найти правильное слово, потому что не знала, можно ли его назвать так же, как назвала его мать. – Это мой… Костя.
– Здравствуйте, Костя! – сказала Елизавета Михайловна и протянула ему руку.
– Здравствуйте. – Костя пожал протянутую руку. – Позвольте ваш чемодан.
– Спасибо, – сказала Елизавета Михайловна и, улыбнувшись дочери и Косте, протянула ему чемодан.
Вечером они втроём сидели за столом в квартире Кости, куда Юля успела привезти свои вещи. На столе стояло множество продуктов, которые привезла с собой Юлина мама: здесь были и домашние консервы, ягоды, рыба, печёный в печке хлеб, который Елизавета Михайловна постоянно покупала на рынке у одной старушки, были и домашние пирожки с мясом, рисом и яйцом, капустой и грибами и с вишней. Костя всё это с удовольствием поглощал, между делом отпивая налитый в маленькие рюмки домашний самогон. А Юля почти не притрагивалась к еде.
– Почему ты ничего не ешь, доченька? – тихим, кротким голосом спросила мать. – Невкусно?
– Что ты, мама, конечно, вкусно, – сказала Юля. – Просто не хочется, да и вредно мне – надо сохранять фигуру.
– Что тебе сохранять? Посмотри, ты и так тонкая, как тростинка. У нас на Урале таких девушек нет – все сытые, сильные.
Юля улыбнулась.
– Костя, это вы её голодом морите? – спросила с упрёком мама. – Я посмотрела: у вас в холодильнике ничего, кроме бутылки вина и шоколада, нет.
Там и правда ничего не было, потому что только перед выходом из дома оба сообразили, что нужно было купить какие-то продукты, но так как времени было в обрез, Костя только успел добежать до ближайшей палатки, где наспех купил бутылку красного сухого вина и коробку конфет.
– Мы в кофейне питаемся, Елизавета Михайловна, – быстро сообразил что ответить Костя. – Да и у Юли сейчас ночные съёмки, их там кормят. Иногда я ей что-нибудь привожу из «МакДональдса».
– Что значит ночные съёмки? Почему?
Юля покраснела.
– Мама, не думай ничего плохого. – Юле стало стыдно.
Ей почему-то показалось, что мама догадывается: они оба врут. И вообще, всё вокруг было одним сплошным притворством: эта квартира, где они не живут вместе, её карьера, которая неожиданно началась благодаря Штейну, сам Штейн, который, как она поняла, не испытывал к ней никакого уважения. Что вообще происходит с миром вокруг? «Почему Костя вдруг так изменился? Может быть, просто хочет загладить вину передо мной? – отвечая матери, думала Юля. – Может быть, сейчас он такой добрый, внимательный, но как только поймёт, что я, глупая, его простила и по-прежнему люблю, снова изменится? И может быть, ему льстит возобновлённая связь со мной? Я же помню, как он смотрел на Даню и всех наших институтских друзей, которые знают, что я теперь не одна. Самолюбие своё тешит».
