Правда о «Зените» - Рабинер Игорь Яковлевич (серия книг .TXT) 📗
Моя совесть чиста, и по сей день считаю, что все делал правильно. Я тогда четко сказал, что не хочу идти ни в какой российский клуб. Только в «Севилью». Потому что и в ней меня очень сильно желали видеть, и я сам хотел попробовать себя на новом уровне. Я не говорил: «Отпустите, потому что не хочу играть в "Зените"». Я говорил: «Отпустите, потому что хочу играть в "Севилье"». Это большая разница.
То, что якобы я опустил руки, и поэтому Адвокат меня не ставил… Сложный вопрос. Я не так часто потом играл, чтобы так говорили. Если бы выходил на поле и валял дурака одно дело, но мне и шанса-то не давали! На тренировках, двусторонних играх, Адвокат все время ставил меня за второй состав, с дублерами. Первый состав был стабилен, мои же партнеры постояно менялись. Как-то себя проявить, что-то забить при таких раскладах очень сложно. То, что я oтлынивал от занятий, — надумано.
Никогда не говорил Адвокату, что забил за эту команду больше ста голов, а значит, должен играть. Это очередная легенда, созданная с целью убедить общественное мнение моей неправоте. Еще одна — якобы испорченные в 2006 год отношения с ребятами. Когда я вышел против них играть за «Динамо», мы очень тепло друг друга поприветствовали, а с Малафеевым так и вообще общаемся довольно регулярно.
Еще одна глупость из той же серии — что якобы на моем отъезде в «Севилью» настаивала жена, а сам я готов бы остаться в «Зените». Она, конечно, участвует в обсуждении проблем — но никогда не ставила мне условия. Тебя зовут играть за одну из ведущих испанских команд, действующего обладателя еврокубка, ты не хочешь, а жена требует — да это абсурд какой-то!
К Фурсенко у меня сложное отношение. Он нормальный человек, но кое-что мне пообещал и не выполнил. После тоге как летом 2006-го на самом верху было принято решение не отпускать меня в «Севилью», у нас с Сергеем Александровичем состоялся разговор. Он пообещал мне поднять зарплату. А на следующий день вместо этого предложил переподписать контракт — да, с новыми финансовыми условиями, но и с новым сроком окончания. То есть оклад мне поднимали только том случае, если я привязывал себя к «Зениту» еще на несколько лет. Разницу чувствуете? Тогда я понял, что слова у эти людей расходятся с делом. Это еще одна неправда, с которой я тогда столкнулся.
При всех этих обстоятельствах мой переход, наверное, не мог получиться гладким. Но я не ссорился с «Зенитом». У меня были разногласия с несколькими людьми. И даже сейчас, играя в «Динамо» и отдавая этой команде все, что умею, я глубине души по-прежнему переживаю за «Зенит». Он останется для меня родным клубом, который я когда-то предпочел «Шахтеру» и «Ростсельмашу», хотя в Донецке и Ростове условия мне предлагали лучше. Но я с 11 лет занимался в школе «Зенита» и играть хотел только в нем…
Фурсенко:
— Я за Сашу тоже переживаю — это все равно какая-то часть моей жизни, пусть у нас и не получилось до конца понять друг друга. Говорил ему, что нельзя отдавать его в «Севилью» за небольшие деньги, потому что он не будет там играть. Так в конце концов и произошло. А если бы Кержаков остался в «Зените», год поработал под руководством Адвоката, то уехал бы в Испанию за другие деньги, в иных кондициях и с четким пониманием, чего от него в Европе будут требовать. И тогда, уверен, Саша там бы заиграл — потом что парень-то он талантливый. Но новый стандарт он не воспринял и к стабильным выступлениям в чемпионате Испании оказался не готов.
Хронология событий была такой. Когда шли переговоры о том, чтобы Адвокат возглавил «Зенит», мы отправили Дику диски с игрой команды. И одним из его главных условий было, то, что Аршавин и Кержаков останутся в «Зените». Так что, продажа Саши была бы как минимум нарушением изначальных договоренностей с Диком. Как вы думаете — очень мне хотелось начинать совместную работу с тренером подобными действиями?
А потому у нас состоялась встреча, в которой участвовали Кержаков, его отец, Сарсания и я. У нас в тот момент были очень хорошие отношения. И по-человечески сказал ему: «Саша, пойми, я только что пришел и не могу начинать свою работу в "Зените" с продажи ведущего игрока». Рассказал об условиях, на которых пришел Дик. И предложил: давай договоримся с тобой об условиях, при которых ты сейчас никуда не уходишь.
Мы обговорили эти условия. Кержаков сказал — «да», он останется и поддержит меня. После этого я связался с советом директоров, объяснил ситуацию, и было принято коллективное решение — от предложения «Севильи» отказаться. А вскоре после этого Кержаков позвонил мне и сказал, что все-таки решил уезжать. Чем «обнулил» все наши предыдущие договоренности. Как вы себе представляете мои дальнейшие действия? Я же не мальчик, чтобы все время бегать к совету директоров с разными решениями.
После этого Саша начал откровенно валять дурака. Одна из главных вещей в футболе — климат в команде. Рассматривая возможный приход любого нового футболиста, нужно смотреть, как он впишется в коллектив. Поэтому возвращение Кержакова при Адвокате и игроках, которые остались того времени, кажется мне очень маловероятным. Все помнят, что, когда нужно было играть, Саша занимался собой. При этом я по-прежнему очень благодарен ему за наши беседы на первом этапе моей работы в «Зените», которые мне помогли лучше разобраться в сути футбольной жизни.
Сарсания:
— Когда я вместе с Фурсенко встречался с Адвокатом, Дик просмотрел диски и сказал: 10-й и 11-й номера (Аршавин Кержаков. — Прим. И. Р.) должны остаться. Эти ребята супер.
А Керж все время хотел уехать в Испанию. И тут «Севилья» связалась со мной еще как с представителем Кержакова-и заявила, что хочет его купить. Как раз в этот момент Фурсенко и Адвокат предложили мне стать спортивным директором «Зенита».
Я сообщил Сергею Александровичу о предложении «Севильи». Он, думаю, обратился в совет директоров (под эти эвфемизмом, насколько мне известно, все подразумевают Миллера. — Прим. И. Р.). Самому же Саше я сказал: «Дик только принял команду, и я, если честно, не хочу, чтобы ты сейчас уезжал. Но если ты скажешь, что больше совсем невмоготу, и ехать нужно немедленно — что ж, буду этот вопрос решать». Кержаков ответил: «Не хочу вас подводить раз сложилась такая ситуация». Кстати, Дик, узнав о предложении «Севильи», с самого начала был за то, чтобы его отпустить.
Договорились повысить ему зарплату. Команда тем временем при Дике начала с нескольких подряд ничьих. И через две недели Саша вдруг приходит и говорит: «Не хочу играть в "Зените", хочу в "Севилью"». Фурсенко отвечает: «Мы же с тобой договаривались!» — «Нет, не могу, хочу уехать».
Сергей Александрович, насколько мне известно, все-таки сообщил совету директоров эту новость. Но там ответили — нет. И их можно было понять. Компания недавно приобрела «Зенит», пригласила Адвоката. При нем команда еще ничего невыиграла (правда, и не проиграла), четырежды сыграла вничью и идет на 8-м месте. И тут продается лидер команды, один из лучших игроков. Что болельщики бы сказали? Политические риски были высоки.
При этом Фурсенко, возмутившись тем, что Кержаков не сдержал своего слова, в свою очередь, отменил решение о повышении ему зарплаты. И вот тут Керж обиделся, перестал тренироваться. Дик мне говорил: «Ты ему скажи, что мы-то были за его отъезд, понимали, что в такую команду не приглашают несколько раз». Мы это Саше сказали, он ответил: пусть тогда поднимут мне зарплату. Однако тут уже жесткость проявил Сергей Александрович: мол, сделал бы Кержаков, как обещал — получил бы повышение зарплаты. А так — извини, парень, сам виноват.
Я же оказался в самой сложной ситуации. Объяснял ему что являюсь теперь спортивным директором клуба и больше не могу выполнять функции его агента. Он окончательно обиделся и ответил, что его агентом будет отец.
А потом еще нашелся какой-то человечек, «жучок», который связался с «Севильей» за нашей спиной, и они попытались нас обдурить. Не получилось — но и трансферная сумма и личный контракт Кержакова с «Севильей» оказались намного меньше, чем должны были. Когда я, еще будучи его агентом, обсуждал с «Севильей» возможный переход Саши, речь шла об одних условиях, а уехал он совсем на другие. Люди, которые подсуетились и его продали, положили причитающиеся ему деньги себе в карман.
