Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Что же касается возвышенного места — был недалеко от окраины один деревянный домик, где я провела как-то несколько месяцев жизни. Потом весь тот квартал собрались сносить, жильцов переселили, снос начали, да прервали. И несколько строений так и остались торчать, давая приют бомжам и примкнувшим к ним лицам. Если там среди ночи начнутся какие-то шумные безобразия — любой блин сразу поймет, что это у бомжей разборка, и вмешиваться не станет.
Не откладывая дела в долгий ящик, мы вышли из дома. Живу я не в центре, ношу кроссовки, так что добежать пешком до любой точки в северной части города могу без проблем. А Авось — он вообще весь какой-то легкий. Главное было — не напороться на блинные и хреновые караулы и дозоры. Осторожность настолько обострила нам слух, что тяжелые шаги мерещились за каждым углом, и мы, петляя, уходили все дальше и дальше от нужного места.
— Ну, как нарочно! — возмутился Авось, поняв, что мы сами себе заморочили головы.
— Не пришлось бы идти на гору, — проворчала я.
— Если не получится тут — пойдем на гору.
Но судьба сжалилась над нами — мы в конце концов прибыли куда хотели.
У меня был с собой фонарик, мы посветили в окно первого этажа нужного домишки и увидели три продолговатые кучи разнообразного тряпья. Будить бомжей мы не стали, а полезли на второй этаж по довольно крутой лестнице. С площадки наверх вела еще одна лесенка, упиравшаяся в люк. Общими усилиями мы его подняли и выбрались на чердак, а оттуда через окошко на крышу.
Хоть тут условия были для нас удобны — не так уж далеко стоял уличный фонарь, и его света хватало, чтобы мы, не зажигая своего фонарика, могли свободно перемещаться по скату, не рискуя грохнуться вниз.
— Тебе это место подходит?
— А тебе?
Вопросы были нелепые — выбирать-то не приходилось…
Мы сосредоточились и приступили.
— Встану я благословясь, пойду помолясь, — негромко, осторожно вводя себя в легкий транс, заговорила я. — Выйду я в чистое поле, увижу я в чистом поле тридевять блинов, тридевять хренов! Какие в чистом поле блины?..
— Треклятые, — торопливо ответил Авось, чуть не сбив меня с настроя.
— Какие в чистом поле хрены?
— Треклятые!
— Тридевять блинов! Тридевять хренов! — провозгласила я достаточно громко. — Откуда они на нашу голову свалились?!
— Принесла их нелегкая! — грянул в ответ Авось.
И мы замерли, ожидая хоть какого-то звука, хоть свиста, хоть шороха.
— Чертовы блины! Чертовы хрены! — начала я лепить слова наугад, не веря, что мы с Авосем ошиблись в выборе средства. — Жили — не тужили, откуда же вся эта сволочь взялась?..
— Во, блин! — раздалось-таки снизу и из темноты. — Это кто там развыступался?
И в пятно фонарного света вышел блинный патруль.
Глава седьмая Искал обороны петух у вороны
— Ща! — рявкнул командир, крепкий боевой блиняра. И так махнул рукой, что стало ясно — сейчас дом будет окружен, крыша взята штурмом, а мы — повязаны и доставлены в блиновку.
— Авось, лезь на чердак, прячься… — прошептала я. — Мне-то они ничего не сделают, я их — синонимом…
— Не полезу, обойдется, — отвечал он.
— Я океев не боюсь, а тебе они хуже смерти!
— Ничего не хуже… поскребусь два дня, и заживет…
— О-кей! — раздалось совсем близко. Ну конечно, что для тренированного блина двухэтажный домишко? Встали стопкой — и дотянулись до крыши! Стопочка — это у них старый прием, разработан был, правда, для масленичных игрищ и увеселений, но вот и в оккупационном быту пригодился…
— Какого хрена?! — возмутилась я. — Ща как пронесу на хренах!
Я не люблю пускать в ход мощный синоним хрена, от него потом во рту погано, а иногда приходится.
— О-кей?! — раздалось с другого угла. Это был бас самого командира патруля. Очевидно, он не поверил собственным ушам.
Прицелиться в темноте я не могла, разве что кое-как, на отзвучавший голос.
— Имела я вас в стрелецкую водку, в квашню и в сковородку, в тибетского гуру и в черную дыру!
Раздался удар типа «тум-м-м». Мне повезло — я сбросила наземь командира. И тут же за спиной раздался стон — Авось плохо переносил аромат подобных заклинаний.
Но блины, сволочи, наловчились действовать во всяких условиях. По непонятному нам сигналу они дали дружный, в четыре глотки, и узконаправленный залп:
— О-кей!
Авось не полетел с крыши только потому, что успел ухватиться за косяк чердачного окна. Но его сильно крутануло, и он влетел в это окно головой вперед, с криком не на выдохе, а на вдохе.
— Вы, типа, совсем? — заорала я в ответ на залп. — Крыша съехала?..
Вот ее-то мне, очевидно, в зародившейся магической атмосфере и не стоило поминать. А может, стоило.
Она, зараза, дернулась, словно снимаясь с каких-то незримых штырей, накренилась и рывками, стряхивая с себя повисших блинов, поползла к сараю, продавила черный толь, каким у нас до сих пор кроют такие вот жалкие сараи, и остановилась, задрав к небу один край, как будто нацелившись им на далекие звезды.
От такого дела блины онемели. То есть, те, кому удалось соскочить без повреждений, стояли чурбанами, глядя туда, куда указывал край крыши. А тот, кого выломанным куском стены притиснуло к сараю, орал как резаный. Но, видно, блины здраво рассудили: раз так орет, значит, жив и не слишком пострадал. Так что сам и выкарабкается.
Я висела, держась за косяк чердачного окна, и это было несложно — еще ногой во что-то упиралась. Мне было страшно за Авося — сейчас, когда крыша так лихо съехала, он должен быть весь на виду. И достаточно блинам, увидев его светлую майку, радостно воскликнуть: «О-кей!», как тут же и будет ему карачун…
— Принесла же вас нелегкая! — не сказала, куда там, а сердито подумала я про патруль, так злобно, что дальше некуда.
— О-хо-хо-у-а-а-а!.. — был ответ моим мыслям. И прозвучал не в голове — прозвучал, чтоб я сдох, наяву!
Блины тоже его услышали и дружно повернулись на голос.
Этот пока еще незримый голос тянул свое «уа-а-а!» так долго, что черловеческого дыхания бы точно не хватило, и сводя его все тише и тише, завершил слабеньким «а-ха-ха-а-а…»
— Кто там, блин? — спросил командир патруля.
— А я, голубчики, не ждали?.. М-м-м-уа-а-а!..
Наконец у них хватило ума высветить фонариком то место, где пребывал голос. И увидели мы все толстую бабищу, такой необъятности, что впору по улице боком ходить, в старом ситцевом халате, в платке, завязанном узлом вперед, зевающую роскошно, с потягом, с треском косточек!
— Во, блин!.. — приветствовали эту бабищу ошалевшие блины.
— И кто ж это меня разбудил? — осведомилась она, переводя тяжелый взгляд с одной круглой рожи на другую. — Кто ж это додумался? А, масленые вы мои?
Я, вися на съехавшей крыше, смотрела на здоровенную тетку из темноты, поражаясь ее неслыханным габаритам. И понравился мне ее голос — уверенный, в меру суровый, но исполненный тайного веселья, свойственного обычно лишь тем, кто полностью владеет ситуацией.
— А чего тебя, блин, будить? — некстати развеселился командир. — Ты типа спала? Ну так иди спи дальше.
— Не-е! Разбудили — так терпите.
Она подняла голову и, убиться веником, увидела во мраке бледное пятно — футболку Авося!
— Ах ты голубчик мой! — воскликнула она. — Жив! Целехонек!
Блины, проследив направление ее взгляда, тоже обрадовались.
Боевой клич «Ща-а-а!!!» вырвался из четырех глоток. Командир махнул — и патруль кинулся штурмовать лишенный крыши дом, где на чердаке валялся потерявший от окейного залпа сознание Авось.
У одного блина хватило ума вбежать в двери, прямо от которых начиналась довольно крутая лестница. Он поспешил наверх, а бабища — за ним.
Треск, раздавшийся, когда под ней просела лестница, был какой-то апокалиптический. Дом рушился прямо на глазах. Заорали разбуженные бомжи. Оставаться на крыше было уже очень опасно.
Не люблю прыгать в темноту, но на сей раз — пришлось. Отпустив косяк и перекатившись к краю крыши, я соскочила прямо в кучу векового мусора и в ней застряла. Что и неудивительно — куча была мне выше колен. Ближайший блин метнулся ко мне…
