Дунай. Река империй - Шарый Андрей Васильевич (библиотека книг .TXT) 📗

Сегодняшние румынские отчеты о трагедии содержат упоминания о том, что экипаж буксира вечером накануне катастрофы усердно отмечал свой всенародный праздник – День Сентябрьской революции, напоминающий о приходе в 1944 году к власти коммунистов. Болгарские источники по понятным причинам такую версию опровергают. Так или иначе, для социалистической Болгарии это была последняя возможность попраздновать: к сентябрю 1990 года новым президентом республики стал философ-диссидент Желю Желев. Капитан буксира попал под следствие, но на родине его освободили от уголовной ответственности. В Румынии этого капитана судили in absentia и дали десять лет тюрьмы, из которых он не отсидел ни дня. Судебный процесс на фоне бурных общественных перемен остался почти незамеченным. Еще через несколько лет родственники погибших получили не слишком значительные компенсации. Окрашенный в бело-зеленое толкач “Петър Караминчев” до сих пор числится в пароходстве Българско речно плаване, я сверялся в регистре.

Когда большое судно идет на дно и уносит с собой много людей, это очень плохая примета. Крушение “Титаника” принято считать знамением Первой мировой войны, о гибели в 1986 году у новороссийского берега “Адмирала Нахимова” говорят как о трагическом предвестии распада Советского Союза. Вслед за теплоходом Mogosoaia на дно истории пошли и СРР, и НРБ. Так получилось, что в начале 1990-х годов я приезжал в Румынию и Болгарию, наверное, раза четыре. Не помню, чтобы тогда хотя бы раз хоть что-то слышал о железных баржах, смявших беззащитный теплоход. Кое-кто из моих знакомых и в Болгарии, и в Румынии вообще об этой трагедии не знает.

Мне кажется, у такой “невнимательности” не только формальные общественно-политические причины. Дунай протекает всего-то в семидесяти километрах от румынской столицы, однако для жителей Бухареста эта река не обладает особой притягательностью. Неподалеку от центра города есть вполне обычная Дунайская улица, открыт и дежурный винный погребок “Дунай” с традиционной кухней и картой вин из Добруджи – да и только. С туризмом и дальними странствиями “провинциальная” река в Бухаресте не ассоциируется – для этого существует море (три часа по автотрассе в направлении восток через Чернаводэ) и многочисленные зоны отдыха вокруг пригородных озер.

В принципе Дунай, конечно, являет собой предмет общенациональной гордости, это как-никак румынские Нил, Волга и Амазонка в одном потоке, но в будничном представлении столичного жителя самая большая в стране река – прежде всего шумные порты Джурджу и Олтеницы, граница с южнославянским миром, не слишком прибранное – трудовое, а не комфортное – побережье. Галац – столица румынских сталеваров, пролетариев во втором и третьем поколениях, чего там жители столицы не видели? Тулча и Сулина слишком далеки, на такой дальний восток гость из Бухареста не заглянет, как, впрочем, и в города на другом, западном конце дунайского коромысла, вроде Оршовы или Калафата. Неожиданное дунайское притяжение Бухарест получает, когда о нем говорят по другую сторону реки, ведь дорога из Русе до румынской столицы вчетверо короче, чем до столицы Болгарии. За большими покупками дунайские болгары ездят в Бухарест, местные светские львицы отмечают свои дни рождения в бухарестских ночных клубах. Представление о том, что Бухарест – “единственный дунайский город Валахии”, укоренилось в Русе еще и в силу ощущения некоторого болгарского культурного превосходства, ведь “румыны уничтожили свой Дунай”.

Ион Попеску-Бэенару. Децебал.  1919 год.

Попытку слегка очеловечить главную реку страны руководство Румынии предприняло в 1970-е годы, когда социалистическая республика искала в своем прошлом дополнительные источники для национальной гордости. Прибрежный город Турну-Северин (по разным версиям – “северная башня”, или “башня императора Септимия Севера”, или “башня святого Северина Норикского”, был такой праведник? [104]) переименовали в Дробета-Турну-Северин, подчеркнув связь дня настоящего с древней историей. Именно у завоеванного римлянами дакийского селения Дробета император Траян в 103 году повелел построить знаменитый мост через Дунай. Одна опора моста, огромный искрошенный историей каменный зуб в обрамлении бетонного парапета, горбится в полусотне метров от берега.

С парапета Дунай открывается во всей своей ширине и красе. Значит, вот над этой мутной голубизной плел кирпичные кружева архитектор Аполлодор! Значит, вот по таким седым камням шагали, отправляясь на битвы с Децебалом, солдаты всех девяти римских легионов и 35 когорт, гарцевали всадники всех десяти ал стотысячной армии Траяна! Даки сопротивлялись столь отчаянно, поведал нам древний историк, что после одного из сражений императору пришлось разорвать на себе одежды, чтобы было чем перевязывать раненых. Однако Рим умел побеждать: варваров загнали в горы, попавший в окружение Децебал бросился на меч или перерезал себе горло, предпочтя плену смерть, а дупликарий Тиберий Клавдий Максим тут же отсек павшему врагу голову и правую руку – в подарок императору. Максим знал, что делал: за этот подвиг всадник получил звание декуриона? [105]. Румыны теперь чтят славу и даков, и римлян, в равной степени полагая и тех, и других своими предками: в Дробета-Турну-Северине улица Децебала мирно соседствует с улицей Траяна? [106]. Путеводители не устают напоминать: к середине III века население прекрасной во всех отношениях римской колонии Дробета (Деспиката) превысило сорок тысяч человек. От той роскоши, правда, уцелели только черепки черепков, но на музей и прайд вполне хватило.

Давшая городу современное название башня взялась не от римлян – ее, как считается, построили византийцы. Или рыцари ордена Святого Иоанна, в XIII веке приглашенные на берега Дуная венгерским королем и выстроившие здесь мощную крепость, от которой после многочисленных штурмов и осад остался один только донжон. Но не теряйте бдительности: та внушительная башня, что торчит над городом сейчас, не византийская или иоаннитская, давно исчезнувшая, а водонапорная, начала XX века. Античная Дробета долго лежала в руинах – регулярные кварталы на ее каменных костях построили только в 1830-е годы, когда город после трех веков почти беспрерывной османской власти достался попавшей под русскую руку Валахии. Еще через полвека к прочим достижениям европейской цивилизации вроде железнодорожных мастерских, трех храмов и двух больниц прибавился лицей с императорским именем Traian. Потом при лицее образовался музей, главным экспонатом которого числится мостовая опора.

Если агломерация Галац-Брэила – оплот всяческой дунайской промышленности, а Тулча и Сулина – символы красот речной дельты, то Дробета-Турну-Северин – наглядная иллюстрация притчи о том, как возникала Румыния. Город с трехчленным именем называют “западными речными воротами Румынии”, что правда: от самой Неры, впадающей в Дунай в 150 километрах выше по течению, Дробета-Турну-Северин – первая большая пристань и первая приличная судоверфь. В первую очередь сюда по реке из Вены в Валахию и Молдову доставлялись разнообразные полезные товары, передовые идеи и европейские моды.

История, как песчинки река, выносила на этот клочок румынского берега людей разных крови и племени. Здесь родился Александр Лёр, сын австрийского моряка и украинской медсестры, храбрый летчик, генерал-полковник гитлеровской армии, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, казненный после Второй мировой войны югославскими властями по обвинению в руководстве карательными операциями. В отличие от Лёра, его земляк Штефан Протопопеску, пионер румынской авиации и талантливый авиаинженер, дослужился лишь до майорского звания, может, потому, что до войны не дожил. В Турну-Северине выросло немало пленников противоречивого времени и политических обстоятельств – такие разные персонажи, как историк холокоста Теодор Лёвенштейн и генеральский сын, государственный деятель, промышленник и министр Ион Джигурту. Убежденный националист-консерватор, в конце 1930-х годов он помог своей стране выбрать неправильных военных союзников и в итоге сгнил в коммунистической тюрьме. Чьим-то именем назвали улицу или школу, а кому-то после смерти не досталось и пары метров родной дунайской земли.