Рожденная для славы - Холт Виктория (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Для государства было жизненно важно, чтобы сватовство продолжалось как можно дольше. Я не знала, сколько времени мне удастся продержаться, но тем временем глаз не спускала с католиков.
Я издала новый закон, запрещающий католическую мессу. Всякий, уличенный в присутствии на мессе, будет оштрафован на двести марок и приговорен к тюремному заключению на один год. Те же, кто станет отвращать моих подданных от государственной религии (этот указ в первую очередь касался священников), повинны в измене.
Я знала, что по всей стране католики собираются на тайные молитвенные сборища. Священники проводили подпольные обедни. Во многих старых домах чуланчики и подвалы использовались в качестве укрытия для католических пастырей, и когда появлялись солдаты, священники моментально как сквозь землю проваливались. Однако я не могла поверить, что католики собираются лишь для того, чтобы молиться. Антикатолические эдикты были вынужденным шагом. Я всегда считала, что всякий человек может веровать так, как подсказывает ему совесть. Но давать волю английским католикам не следовало. Пусть знают: если кто-нибудь осмелится нарушить закон, его ждет суд и кара.
Именно в это время состоялся процесс Эдмунда Кэмпиона.
Как часто в последующие годы я раскаивалась в содеянном! Если бы только люди, подобные Кэмпиону, не лезли в политику, а продолжали заниматься науками, к чему имели несомненное призвание! Соблюдали бы законы страны, в которой живут, а дорогие их сердцу религиозные обряды отправляли бы втайне.
Эдмунд Кэмпион был выдающимся ученым, мне он запомнился еще со времени поездки в Оксфорд. Тогда он произнес блестящую речь на латыни, я приказала, чтобы оратора привели ко мне, и во время аудиенции он держался самым лучшим образом, проявив изящество и обаяние. Затем Кэмпион отправился в Ирландию и написал там книгу об этой стране. Но именно ирландцы обратили его в католицизм, и с тех пор религия стала главным делом его жизни. Кэмпион вступил в орден иезуитов, взял на себя миссию проповедника, считая главным долгом своей жизни обращать людей в «истинную веру».
Будучи человеком известным, заслуженным, он представлял наибольшую опасность, и агенты Уолсингэма охотились за ним повсюду.
В конце концов Кэмпиона арестовали в доме одного дворянина и поместили вместе с еще двумя миссионерами в Тауэр.
Уолсингэм утверждал, что по всей стране зреют заговоры, цель которых — умертвить меня и посадить на трон Марию Стюарт. С точки зрения начальника моей секретной службы, каждый католический священник был изменником. Я знала, что это не так, многие из пастырей политикой не интересовались, но каждый из них при определенном стечении обстоятельств мог превратиться во вражеского агента.
Арестовав очередного священника, Уолсингэм старался выпытать у него имена всех, кто давал ему приют. После этого дома тайных католиков помещались под негласное наблюдение. Священники, естественно, не желали выдавать своих друзей, и тогда Уолсингэм прибегал к пыткам. Мне было горько слышать, что этой участи не избежал и Кэмпион.
— Его подвесили на дыбу, — доложил мне Уолсингэм, — но даже под пыткой он ничего не сказал.
Я не желала слушать о том, как мучают этого достойного человека. В моей памяти всплыло его молодое, доброе лицо. Неужели придется погубить столь блестящего ученого? Попробовать договориться с ним? Предположим, я скажу ему, что глупо придавать значение различиям в религиозных обрядах, на что Кэмпион ответит — в таком случае и я не должна придавать значения подобным «мелочам». Как объяснить фанатику, что я делаю это на благо своего народа? Большинство англичан хотят быть протестантами, значит, так тому и быть. Мои подданные хлебнули немало горя, когда на троне сидела католичка, аресты и казни католиков, происходившие в мое царствование, не шли ни в какое сравнение с массовыми репрессиями, которым подвергала свой народ моя сестра. Я была готова на любые жертвы, лишь бы не допустить на английскую землю палачей-инквизиторов. Если ради этого нужно пытать католиков — что ж, быть посему. Католики с еретиками обходятся куда более жестоко.
И все же я сказала Уолсингэму, что хочу сама поговорить с Кэмпионом.
Мавр растерялся и ответил, что такая встреча может быть небезопасной.
— Мой милый Мавр, неужели я должна бояться Эдмунда Кэмпиона? Он и мухи не обидит.
— Он очень изменился, ваше величество, и вам известно, что католики хотят видеть на троне Марию Стюарт.
— Уверена, Эдмунд Кэмпион меня и пальцем не тронет.
Я настояла на своем, и Уолсингэм сказал, что Кэмпиона приведут из Тауэра.
Узнав об этом, Роберт пришел в крайнее беспокойство. — А вдруг у него спрятано оружие?
— Роберт, его приведут сюда прямо из Тауэра, после пытки на дыбе. Я думаю, он еле ноги переставляет.
— Нет, я не могу этого допустить! — кипятился Роберт.
— А я не могу допустить, чтобы мои подданные мне указывали, — отрезала я.
Тогда Роберт бросился на колени, схватил меня за руку, стал покрывать ее поцелуями.
— Зачем так мучить меня? Мне невыносима мысль о том, что ты подвергаешь себя опасности!
— Глупости! Иди утешься в объятиях своей волчицы. Уверяю тебя, она куда опаснее, чем Эдмунд Кэмпион!
В конце концов Роберт упросил, чтобы встреча с Кэмпионом происходила в Лестер-хаусе, в его присутствии. Я охотно согласилась, ибо это означало, что Леттис придется убраться из своего семейного гнезда.
При моей беседе с Кэмпионом присутствовали Роберт, граф Бедфорд и двое секретарей.
Вид молодого человека, когда-то такого красивого, а теперь измученного и состарившегося, привел меня в ужас. Бедняга еле шел. Я не знала, на кого больше гневаться — на него или же на его мучителей. Как славно и мирно мог бы он жить в своем Оксфорде!
Я не преминула сказать об этом Кэмпиону, а он ответил, что выполняет волю Божью.
— Ах вот как! — резко воскликнула я. — Так вы с Всевышним в близких отношениях?
Кэмпион ответил, что постоянно общается с Богом.
— А мы, все остальные, с ним не общаемся?
— О нет, ваше величество. Всякий, кто молится Всевышнему, обретает свет истины.
— А я молюсь за то, Эдмунд Кэмпион, чтобы вы перестали вести себя как последний дурак. Господь наделил вас талантом, так используйте его по назначению — у себя в университете.
— Господь обратился ко мне, я выполню Его миссию.
— И сами видите, куда вас это завело!
— Это не имеет значения, мадам. Тело мое страдает, но боль преходяща. Меня ожидает вечное блаженство.
— Которое, разумеется, предназначено лишь тем, кто верует в Бога точь-в-точь как вы.
— Я верю в католическую религию, — ответил он.
Я поняла, мне его не переубедить. Досадно и грустно. Мне хотелось, чтобы мои приближенные видели: этот добрый, невинный человек всего лишь хочет молиться Богу по-своему. Вот и молился бы у себя дома! Зачем ему понадобилось болтаться по всей стране, прятаться, словно он последний преступник?
— Вы признаете меня своей государыней? — спросила я.
— Не просто государыней, а единственно законной государыней! — горячо ответил он.
Я поняла, что не ошиблась. Кэмпион не изменник.
— Верите ли вы, что папа римский имеет право отлучать меня от церкви?
Тут Кэмпион заколебался. Он не хотел признавать, что считает папу римского выше королевы.
— Не мне решать, кто прав — ваше величество или его святейшество, — осторожно ответил ученый.
Я не хотела загонять его в угол, ибо боялась, что он может наговорить лишнего и тогда спасти его не удастся.
Мне очень хотелось оставить Кэмпиона в живых, но он не дал мне такой возможности — вознамерился во что бы то ни стало надеть мученический венец.
Вскоре в Вестминстере состоялся суд над Кэмпионом и еще семью католиками. Ученый держался мужественно и с достоинством, отвечал судьям смело и остроумно. Однако после перенесенных пыток состояние его здоровья было самым плачевным; он даже не смог воздеть правую руку, когда нужно было произнести положенные слова клятвы. Главным свидетелем обвинения был гнусный Джордж Элиот, доносчик, чьим показаниям доверять не следовало, но Уолсингэм, непримиримый протестант, не мог допустить, чтобы сторонники Марии Шотландской и предполагаемые агенты Филиппа Испанского вышли сухими из воды. Приговор был предопределен заранее.