Точка отсчета - Крабов Вадим (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗

Пламя, символ и олицетворение Ахуры Мазды, занялось одновременно с четырех сторон эшафота. Смолистые дрова подбирались не случайно. Огонь не должен долго мучить жертву, он должен быстро объять человека, дабы очисть от скверны, отделить духовную сущность от власти дэва, освободить для Высшего Суда, а мертвое тело — просто падаль, источник заразы — испепелить. Но одержимый, он и есть одержимый, опытный Ормед не ошибся.

Огонь долго не хотел подступать к облитому маслом столбу. Языки пламени отворачивались от тела, словно не желая изгонять злого бога, воочию показывая борьбу двух непримиримых вечных спутников: Добра и Зла.

— …одержимый!!!

Крики разносились по всей площади.

— …одержимый, — шептали губы «балконных» сановников, в том числе и дастула Ормеда. Он окончательно поверил в свое предположение.

Внезапно над толпой пролетел, иначе не скажешь, хриплый, но сильный голос с легким эллинским акцентом:

— Люди!!! — Толпа заволновалась, но возгласы притихли. — Люди!!!

После этого крика повисла тишина. Следующие слова звучали не так громко, но вполне различимо на фоне рева пламени, полностью скрывающего одержимого колдуна. Лишь зрители на высоких балконах могли наблюдать неприступность жертвы для бушующего огня, который злился, возмущался, бесился, но не мог приблизиться к факиру всего на какую-то пару локтей.

— Люди! Не верьте, я не одержим! — Слова лились уверенно, буквально впечатываясь в каждого.

«Надо было заткнуть ему рот!» — возмущенно подумал Ормед и не был одинок в своем возмущении — так думало большинство жрецов и знати.

— Это может каждый, надо только поверить! — В который раз проговорил он эту фразу, ставшую похожей на заклинание. — Вы поверили, что я одержимый, и огонь не может ко мне приблизиться, а я устал… — Голос факира перешел на шепот, но и этот негромкий звук доносился до всех. — Я пытаюсь унять свою волю, но очень хочу жить… а в то же время устал… мне больно. Смерти нет, я знаю. — Тут дым все-таки достал его, и он натужно закашлялся. — Моя воля — мое счастье и проклятие, дар или наказание богов, или дэвов, или Единого Ахурмазды — не знаю… Запомните! — Голос на последнем издыхании снова окреп. — Мир — это лишь отражение наших мыслей, надо только поверить! Запомните это, лю…

Слово закончить не удалось, факир снова закашлялся. Пламя еще два мгновения постояло в относительно безопасном отдалении от измученного тела, а потом как с цепи сорвалось — яростно, в один миг объяло жертву, и одержимый впервые закричал:

— А-а-а!!! — Вой отражал такое страдание, такую боль, что каждое, даже самое закостенелое сердце невольно дрогнуло.

«Ахура! — мысленно взмолился Ормед, почувствовав давно забытую детскую жалость, — рассуди его честно и прости меня».

К счастью для его будущего душевного спокойствия, крик быстро прекратился, и над площадью повис приторно-сладкий запах печеного человеческого мяса. Казнь свершилась, одержимый очистился от Тишны и ушел на Суд Ахуры Мазды. Наверное… теперь жрецы сомневались в его одержимости, проклятый колдун заставил сомневаться!

Вроде бы явно не проклинал своих мучителей этот уроженец эллинских земель, но спустя без малого два века Великий Александр Македонский не оставил от некогда Великого Персидского Царства камня на камне. Его Империя тоже продержалась недолго, но и Персия более не достигала былого могущества, а потом… настали совсем иные времена.

Душа Фируза помчалась в иные планы бытия, а казалось бы, неотделимая ее часть, данная каждому человеку Творцом, — свободная воля отделилась от душевной сущности и скрылась в неведомых глубинах большого астрала. Далеко ли, глубоко ли, а скорее, высоко воле улететь не удалось, будто на нее действовали вполне материальные законы тяготения. На пике «баллистической траектории» волю, эту своенравную часть людского характера, потянуло назад, и она устремилась в «свободное падение».

В шестидесятых годах двадцатого века в поселке Медведка Пермской области родился ребенок. Мать на девятом месяце беременности приехала на свидание к отбывающему первую ходку мужу, разволновалась и разродилась мальчиком.

Роды у «первородки» проходили тяжело. Единственная акушерка, матерясь, приготовила щипцы и другие пыточные инструменты для декапитации, [22] как вдруг плод, словно почувствовав нависшую над ним опасность, стремительно покинул уютное материнское лоно и огласил неуютный холодный мир воистину богатырским криком.

— Эвон ты как, — удивилась видавшая виды акушерка, — Владимир… слышь, мамочка, Владимиром назови. Был у меня такой трудный, хорошей жизнью живет, далеко от этой глуши…

Мамочка лишь страдальчески улыбнулась. Точнее, старалась улыбнуться, до сих пор не отойдя от нестерпимой боли. Трудно дался ей первенец…