Мы были юны, мы любили (Любовь – кибитка кочевая, Шальная песня ветра) - Туманова Анастасия (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗

– Настя, выйди к нам! – от голоса мужа, донесшегося снаружи, она вздрогнула. – Спой для барина!

Настя закрыла лицо руками, с отчаянием чувствуя, что не только петь, но даже просто смотреть на Илью она сейчас не сможет. Но муж позвал снова, Настя расслышала в его голосе жесткую нотку и поняла: надо идти.

– Здесь я, Илья. – Она откинула полог, улыбнулась широко, как в ресторане, перед выступлением. – Что же петь? Как ваша милость прикажет?

Засиделись до полуночи. Месяц уже закатился за деревню и пустое поле сплошь затянуло седым туманом, когда гость собрался уезжать. Угли догорели и подернулись пеплом, от реки повеяло холодом. Настя, уставшая после целого дня дороги, не успевшая даже поесть, едва держалась на ногах и из последних сил желала сидящему верхом Полозову:

– Будьте здоровы-счастливы, Алексей Николаевич! Рады были вам петь!

– И тебе счастья, красавица! Скажи своему мужу: тебе в телеге этой не место, пусть в город, в хор везет тебя! – Полозов улыбнулся Насте, чуть склонившись с седла, тут же выпрямился, гикнул – и вороной легко тронул с места. Кобыла помчалась за ним. Вскоре силуэты всадника и лошадей слились с черной полосой дороги.

Илья сидел возле углей, поджав под себя ноги, и жадно уплетал картошку из остывшего котелка.

– Принесла же нелегкая гаджа [13]… – пожаловался он с набитым ртом. – Ни пожрать, ни поспать по-людски. Настька, сядь поешь, пока я все не подобрал… Да что с тобой?

– Ничего. Устала.

– У, глупая, ну так спать ложись! Варька, ты где там?

– Здесь, – послышался глухой голос.

Варька, не поднимая глаз, тащила из шатра свою старую перину и подушку. Настя заметила, как брат и сестра обменялись взглядами, после чего Илья резко отвернулся, бросил ложку в траву и ушел в шатер. Варька в сердцах сплюнула, легла на перину и с головой накрылась шалью. Настя осталась одна. Рядом тоненько звенели комары, на лугу сонно гукала какая-то птица. Настя нашла в темноте ложку, брошенную Ильей, собрала посуду, сложила ее в таз, отнесла к реке, кое-как помыла, борясь со сном. И, оставив таз у телеги, полезла в шатер.

– Настя, ты? – раздалось из темноты. – Иди ко мне. Скорей, ну..

Уже в полусне она нырнула под руку мужа, прижалась к нему, вдыхая запах крепкого лошадиного пота, дегтя и полыни, обняла – но Илья не отозвался, он крепко спал. «Может, обойдется еще… Наутро забудет…» – успела подумать Настя. И тут же заснула тоже.

Настя проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо.

– Вставай! Вставай! Уезжаем!

Она вскочила, выползла из шатра. Снаружи было еще темно, поле тонуло в тумане, реку с ракитником тоже словно затянуло молоком, утренние звезды неохотно таяли над дальним лесом. Со стороны деревни сонно проорал петух, ему отозвался другой. Над крышами едва-едва розовело. Примятая трава и листья были покрыты мелким бисером росы. Сырой холодок заполз под кофту, Настя поежилась, поискала глазами мужа.

Тот запрягал гнедых: быстро, без обычных ласковых слов и поглаживаний. Варька собирала в узел посуду, скатывала рогожу. Заметив Настю, сквозь зубы буркнула:

– Помогай.

Вдвоем они сняли шатер, сложили на телегу жерди, свернули полотнище. Увязывая перину и подушки, Настя еле-еле подавила желание ткнуться лицом в пухлый узел да и остаться так. Минувший вечер разом возник в памяти, и теперь стало понятно: Илья не забыл о вороных.

Когда она справилась с собой и, глотая слезы, поволокла подушки к телеге, Илья уже стоял рядом с сестрой и вполголоса говорил:

– Гнедых не жалей, гони. Доедете до Баскаковки, там только придержишь. И целый день чтобы!

– Угу.

– Тяжело будет, но потерпи. Не вздумай напоить посреди пути!

– Знаю.

– Лучше всего вам до Серденева добраться. Там переждете, дашь коням отдохнуть, а ночь опять проедете. Все поняла?

– Все.

– Ежели чего – знаешь, как быть.

– Да.

Варька отвечала не поднимая глаз; Илья тоже смотрел в сторону. Небрежно хлопнув по шее одну из лошадей, он обернулся, глянул на жену.

– Садись в телегу, Настя, застудишься.

– Илья… – задохнувшись, начала она. – Что ж ты делаешь?..

Настя не договорила: Илья подошел к ней вплотную, сжал запястья. Сжал несильно, не желая причинить боли, но Настя невольно охнула: тяжелый, незнакомый взгляд мужа испугал ее.

– Молчи, – глядя на нее в упор, спокойно сказал Илья. – Не серди бога. Лучше за мою удачу молись.

– Но…

– Езжайте.

Илья даже не повысил голоса, но Настя не пыталась больше возражать. Он отпустил ее руки и, не прощаясь, шагнул в туман, разом скрывшись в нем с головой.

– Дэвлэса! – крикнула ему вслед Варька, подождала, пока Настя заберется в телегу, вскочила на передок и, закрутив кнутом над головой, с ненавистью закричала: – Да пошли вы, проклятые, шкуру сдеру!!!

Гнедые сорвались с места, и телега полетела.

Варька гнала лошадей до полудня. Мимо Баскаковки, нищей деревеньки из двух десятков покосившихся хат, пронеслись как на крыльях, доскакали до большого села на обрыве реки, вымчались на большак – и только там Варька немного отпустила вожжи. Повернулась и зло сказала:

– Ну, что ты воешь? Сколь можно-то? Всю телегу залила!

Настя приподняла с подушки мокрое от слез, вспухшее лицо с налипшими на него волосами. Хотела что-то сказать, но сквозь стиснутые зубы опять прорвалось рыдание, и она снова тяжело упала вниз лицом. Варька с досадой отвернулась, еще ослабила вожжи, и кони пошли шагом. Глядя на их спины, Варька медленно проговорила:

– Слушай, а как же ты дальше собираешься? Только четвертый день замужем – а уж слезами умываешься. Что же дальше-то будет? Илья такой, какой есть, другим уж никак не сделается. Значит, зачем-то богу этакий дух нечистый понадобился на свете… И знала ты про него все еще в городе. И что таборный, и что вор лошадиный, и что никакой другой жизни ему не надо. Вспомни, как он в Москве на стену лез! Даже среди ночи во сне коней требовал! Если бы не ты с красотой своей – месяца бы мы с ним в хоре не пробыли!

Настя села. Взяла старый медный чайник, неловко, то и дело проливая воду на юбку, начала пить прямо из носика. Варька, держа в руках вожжи, молча смотрела на дорогу. Через некоторое время, не оглядываясь, сказала:

– Не сердись на меня, Настька. Мне ведь тебя жалко. Пропадешь ты с ним, поганцем…

– Не пропаду, – подавив горький тройной вздох, отозвалась Настя. – Одно ты верно сказала: знаю я, за кого пошла. И никого другого не хочу. Погоняй лучше. А хочешь, я тебя подменю?

– Ты? – невольно усмехнулась Варька. – Да они тебе руки повыворачивают. Сиди уж, нос вытирай, а то горит фонарем. Скоро Серденево проедем, там отдохнем. А опять плакать захочешь – пой. Помогает.

– Варька, скажи… – Настя запнулась. – Ты не бойся, я реветь уж больше не буду, но мне знать надо. Если его поймают – тогда что?

– Убьют, – коротко сказала Варька.

Настя зажмурилась. Варька закусила губы, решив не рассказывать невестке о том, что пойманных конокрадов бьют всей деревней, бьют люто, долго, до смерти, и ни разу не было случая, чтобы крестьяне, понадеявшись на власть, послали за урядником.

– Не думай о таком. И говорить про это не нужно: удачу спугнем. Лучше молись. Я тебе еще вот что скажу: Илья с двенадцати лет при таких делах. И до сих пор везло. И я так думаю, что ты ему еще больше удачи принесешь. Красота – она всегда к счастью.

Настя не отвечала, но и всхлипов из телеги больше не было слышно. Протяжно вздохнув, Варька положила на колени вожжи, потерла уже начавшие ныть плечи, осмотрелась. До Серденева оставалось около трех верст.

Остановились за селом, на берегу неглубокого пруда. Измученная Варька распрягла гнедых, которые тут же пошли в воду, и собралась сразу же завалиться спать в тени под телегой, но Настя уговорила золовку выкупаться. На берегу пруда не было ни души, все село, от мала до велика, работало в поле, и обе цыганки вдоволь наплавались в прогревшейся зеленой воде. После купания захотелось есть, они разделили пополам холодную картошку и хлеб, запили незатейливый ужин теплой водой из чайника, и Варька заснула, едва опустив голову на подушку. Настя прилегла было тоже, но, провертевшись с боку на бок около часа, поняла, что спать все равно не сможет. Она помыла опустевший котелок, разложила на солнце свою и Варькину рубашки, пробралась сквозь заросли репейника и лебеды к дороге и долго-долго стояла под горячим солнцем, вглядываясь в даль, все надеясь – вот-вот покажется… Но на дороге не было ни души. Вздохнув, Настя вернулась к телеге и до вечера сидела у края воды, обхватив колени руками и глядя на веселую игру быстроногих водомерок.