Говори мне о любви - Иден Дороти (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
– Может, они думают, что отправляются на дикий африканский континент, где нет никакой цивилизации?
Мама сказала отрывисто и подавленно, что их дочь должна поддерживать воззрения мистера Уильяма Овертона. Уильям же сказал только, что она взяла слишком много платьев. После этого он захотел отобрать из них кое-какие английских фасонов для поездки в Париж.
Мисс Овертон добавила тусклым голосом: – И духи, Уильям. Ей необходимо иметь духи. «Разве от меня плохо пахнет?» – пришла в ярость Беатрис. Она хотела нравиться беспечному Уильяму, но две мысли промелькнули в голове. Первая, что ему не по вкусу платья, которые она носит, а вторая, что ей предлагали истратить ее деньги на духи.
Перед ее замужеством проводились бесконечные откровенные обсуждения с адвокатом Овертонов, седым, обходительным, проницательным мужчиной, представляющим одну сторону, и адвокатом папы, менее лощеным, но очень умным, – представляющим другую сторону. Папа настаивал, чтобы его адвокат отвергал передачу какой-либо недвижимости на имя Уильяма. Магазин «Боннингтон» должен принадлежать исключительно Беатрис. Как она поступит с ним, когда он умрет, – это ее дело. Но это произойдет не скоро. Благодаря такой сделке Беатрис будет знать, как выглядело это унизительное замужество.
Однако Беатрис думала, как глуп и недальновиден ее папа. Почему она должна отделять свое имущество и упрямо твердить «на двадцать лет»? Она все же женщина и хочет быть любимой. Двадцать лет слишком большой срок, чтобы Уильям ждал, пока получит все, что она хотела ему дать. К тому же двадцать лет – предполагаемое время, оно может быть длиннее или короче. Конечно, в свои пятьдесят лет папа выглядит внешне здоровым и энергичным. Можно представить себе, что он благополучно доживет до восьмидесяти, или он думает, что, когда Уильяму будет пятьдесят, он все еще станет жить на папины щедроты? Без сомнения, более важно сделать все сейчас, чтобы ее муж был независим. Папе придется снять со своего счета в банке значительную сумму, чтобы содержать их.
– Он не должен чувствовать себя зависимым от меня, – настаивала Беатрис, – это будет столь же унизительно.
– Мое слово твердое, – сказал папа кисло, – тысячу в год.
– Изрядно, – подтвердил его адвокат.
– О нет, папа! В конце концов две тысячи. Ведь я должна заплатить за ремонт Овертон Хауза. Пожалуйста, папа. Теперь это наша семья.
– Ваша семья, – поправил ее папа. – Значит, молодой человек получит две тысячи, чтобы тратить их на пустяки?
– Но он джентльмен! – сказала Беатрис, и в ее голосе прозвучали нотки упрямства.
– Чепуха! – запротестовал папа, грохнув кулаком по столу. – Ты ничего не видишь, ты ослеплена блеском, и тебе вскружили голову. Придет время, когда твои чувства поостынут и ты будешь благодарить нас за нашу предусмотрительность.
Адвокаты обменялись огорченными взглядами. Они считали, что брачный контракт об имущественном положении женщины будет мешать сексуальным отношениям, и тогда у наследницы откроются глаза. А так это будет выглядеть, что совершенно ординарная женщина тоже заключила очень выгодную сделку, заполучив красивого мужчину, представителя знатной семьи, и к тому же старинный дом. А еще адвокаты подумали, что старый Боннингтон позже будет чваниться тем, что его дочь замужем за знатным джентльменом, вместо сегодняшней подозрительности и произвола.
Наконец все споры закончились. Папу убедили поставить свою подпись под ненавистным документом. Уильям Овертон, эсквайр, получит свои две тысячи в год. Хотя казалось, что папе это было неприятно, он считал, что такая сумма может помешать процветанию его прекрасного «Эмпориума». Но он согласился, только при условии, что «Эмпориум» будет принадлежать его дочери.
Даже если бы это были ее деньги, Уильям все равно намеревался тратить их в Париже. Беатрис знала, что она должна забыть об этом раз и навсегда. А как она еще могла наслаждаться своей щедростью? Ей доставит величайшее удовольствие и счастье дать ему возможность выбирать для нее платья.
– Месье Уорд, благодарю вас, – сказал он. – Бедная мисс Браун!
– Я должна была всю жизнь носить платья, которые она для меня выбирала.
– Почему? Ей нужно развивать в себе лучший вкус.
– О, вам не нравится мой дорожный костюм, жакет и юбка?
– Оставьте все это, моя драгоценная. Отдайте их при первой возможности горничной. Вы никогда больше не будете носить этот оттенок зеленого.
Беатрис улыбнулась доверчивой смущенной улыбкой и подумала, что стоило ей надеть на палец обручальное кольцо, как он по-хозяйски взял ее за локоть, чтобы помочь подняться на ступеньку вагона. Можно было подумать, что он хотел дать ей почувствовать уверенность в себе. Но это было не так. Она была пока что новобрачная, но время сделает свое дело: она избавится от своей уязвимости.
Унизительно, что она, Беатрис, была больна на маленьком пароходе, плывущем через канал. Она злилась на себя. Волнение на воде было едва заметно, но она не удержалась и посмотрела в иллюминатор, где то вверх, то вниз плескалось море. Она страдала. Помощь Хокенс состояла в том, что она принесла ей отвратительный желтый таз, пока Уильям с удовольствием пропадал на палубе и сидел в шезлонге, вытянув ноги.
Нет, это не морская болезнь. Она постоянно чувствовала себя ужасно. Уже на твердой земле, во Франции, она все равно испытывала тошноту и головокружение. Уильям, должно быть, чувствует отвращение к ней. Она теперь не та прелестная девочка, которая гонялась за бабочками. Беатрис вспомнила его замечание по поводу пристрастия к темно-зеленому платью, в которое она была одета, и чувство юмора вернулось к ней, она фыркнула коротким смешком. Уильям подумал, что она всхлипывает, и галантно взял ее холодную руку.
– Вам будет лучше, когда вы отдохнете. Вы просто очень устали.
В его обращении к ней прозвучали доброта и нежность. Обнаружив ее женскую хрупкость, он почувствовал себя более счастливым, это вызвало в нем приятное чувство превосходства. Он выглядел очень красивым в своем дорожном костюме, и она любила его так сильно и так мучительно. В отеле он настоял, чтобы она немедленно отправилась в постель, и заказал небольшой изысканный ужин ей в номер. Сам он обладал отменным аппетитом и собирался пообедать внизу. Он знал этот отель по прошлым поездкам. Здесь был блестящий шеф-повар.
– Подождите немножко, и я поведу вас к «Максиму» в Париже! – сказал он восторженно. – Слава Богу, к нему вернулась довоенная слава. Эта прусская осада была варварской. К великому сожалению, немцы находились под влиянием Бисмарка, мы обнаружили это во время поездки на Рейн. Я ненавижу всякий милитаризм. Одна надежда была на принца Фридриха, который взойдет на престол и тогда кое-что изменит. Он был далек от того, чтобы разжигать войну, как они говорили. Вы можете попросить мою мать рассказать вам о принце Фридрихе. Она встречала его в разных обстоятельствах, когда она и ее сестры были девушками, хотя я уверен, что она предпочитала принцессу Алису, которая была менее одаренная и самоуверенная.
Дружба с королевской семьей, подумала измученная болезнью Беатрис. Не то чтобы ей это не нравилось. У ее папы всегда была мечта добиться покровительства дворца его магазину.
– Я с удовольствием побывала бы в Германии когда-нибудь, – сказала она вежливо. – Вы поедете туда?
– Поедем мы и в Вену, затем в Будапешт и в Санкт-Петербург. Я всегда путешествовал по романским странам, где много солнца, но почему бы нам не расширить маршрут наших путешествий?
– Совершить «Гранд-тур», – пробормотала она, думая, какое невероятное счастье это будет для нее.
Однако, несмотря на эту возможность, в данный момент ей хотелось одного – вернуться в Англию, где у нее перед глазами не будут качаться стены и ее желудок начнет вести себя как следует.
Хокенс определила ее болезнь как нервную. – Это всего-навсего так, мадам. Это пройдет. Какие вещи мне распаковывать? Вашу ночную рубашку с голубыми лентами?
