Кромешник - О'Санчес (Александр Чесноков) (библиотека книг .txt) 📗
– Я ведь давно присматриваюсь к тебе, Тони. Ты мне сразу глянулся, и я думаю, что не ошибся в тебе. Парень ты работящий и скромный. Скромный, да не простачок. Оцени мою деликатность, Тони, я ведь не спрашиваю, где ты наловчился челюсти крошить, где наколки сделал и чем ты занимался у себя в Бабилоне.
Гек похолодел.
– Набедокурил дома и дал тягу в Европу, не так ли?
– Нет, дон Карло, мамой клянусь! Я не преступник! Я как раз уехал, чтобы куда не вляпаться. Работы нет, пособие грошовое, вот и маемся в подворотнях, ищем приключений. Всю жизнь так, что ли? За мной ничего нет. Ну – драки, да, бывали. Жить нормально захочешь – так научишься, иначе затюкают.
– Тем лучше, тем лучше. Знаешь, видна в тебе сицилийская кровь, что ни говори. А ты уверен, что мать твоя из Турина?
– Так я знаю из её рассказов, сам-то я в Бабилоне родился. Единственный в семье урождённый бабилот, остальные натурализованные.
– И как, не тянет на родину предков? В Турин или к нам, на Сицилию? Зов крови, так сказать?
– Меня тянет туда, где может быть хорошо, где заработки приличные. А если я нищий, какая мне разница – Турин, Бабилон, Сицилия… Дон Карло, как на духу: вот поработал я у вас и человеком себя почувствовал. Честно работал – честно получил. Ну, оплошал – винить некого. И за доверие спасибо вам огромное. А я поживу подольше да ухвачу побольше – тогда и о родине предков думать можно. Извините, если что не так сказал…
– Кое-что и не так, пожалуй. Родина – это мать, это душа человека. Узы крови – священные узы, Тони. Сицилийцы рассеялись по всему свету, живут в Штатах, в Бразилии всю жизнь, но спроси его: «Ты кто, американец?» – он ответит: «Я сицилиец». Так-то! Кто лишён этого, тот не человек в моем понимании. С возрастом ты сам почувствуешь это. Ну да тебя трудно винить: мальчишка ты ещё, да и сирота, в чужом мире, без денег, без друзей…
– Деньги как раз есть.
– Да что это за деньги – неделю погулять. Впрочем, ты не гуляка, как мне кажется. – Капитан словно бы заколебался… – Я хочу сделать тебе одно предложение, Тони, относительно твоего будущего. Ты ведь свободен сейчас?
– Как крыса в амбаре, дон Карло. К сожалению.
Гек видел, что обращение «дон» и почтительный тон очень по душе старикану, и старался изо всех сил. Главное – чувство меры. Явный подхалимаж вызывает презрение, но проявленное уважение всегда приятно, тем более когда оно выказано искренне и с достоинством.
– Почему – к сожалению?
– Контракт кончился.
– Ой, ты хитрец, оказывается! – Капитан коротко рассмеялся. – Я ведь тебя насквозь вижу. Ты бы не прочь ещё подзаработать, а? Совесть-то тебя не мучает, что денежки свои за контрабанду получил? А поймают – тут и до тюрьмы недалеко? Ты знаешь, что такое тюрьма, сидел когда-нибудь?
– Нет, – соврал Гек, – бог миловал! Ни разу не был и не хотел бы. Но власти имеют право сажать, если поймают, конечно. Дело их такое. У них свои порядки, а у простых людей – свои. Я лично большого греха здесь не вижу, дон Карло, это же не терроризм, не убийство. Каждый зарабатывает как умеет, только другим не мешай. А отец всегда говорил, что законы пишут те, для кого они не писаны.
Гек прошёл свою половину пути чуть быстрее даже, чем рассчитывал вначале. Ему хотелось, чтобы старик перестал жевать резину и сделал наконец своё предложение. Отказа не будет, не менжуйся, старый!
– Не терроризм, – задумчиво повторил капитан. – Значит, ты согласен, если я, вместо того чтобы с тобой попрощаться, опять предложу тебе поработать?
– Согласен!
– И я бы не возражал… Но ты не итальянец. И вообще неизвестно кто… Сиди, не напрягайся. Я тебя немножко знаю и тебе верю. Но представь, если выяснится, что Карло Бутера, уважаемый пожилой человек, укрывает преступника?
– Но я же не преступник, дон Карло! Клянусь, ничего преступного я не совершал! Матерью клянусь!
– А контрабанда? Помолчи, говорю! Не надо клясться направо и налево, если хочешь, чтобы тебе верили и тебя уважали. Тем более матерью своей. Повторяю: я тебе верю, но власти, как ты выражаешься, мне могут не поверить. Безродный бабилонец мне не нужен, скажу тебе со всей определённостью. Вот если бы ты был итальянец – не по крови, по гражданству… Хочешь стать итальянцем?
– Как это? – Гек по-настоящему растерялся: «Что значит – стать итальянцем? Переменить подданство, собирать справки, подавать запрос? Чума какая-то… Или выдавать себя за его парализованную дочь?»
– Один парень, тебе ровесник, скончался недавно. Близкие – кто в Америке, кто в Бразилии. Его документы у меня. В лицо его почти никто не знал на Сицилии. Ты сможешь жить по его документам. В подробности посвящать не стану – долго это и не нужно, но можешь мне поверить: документы надёжны стопроцентно. Подходит тебе такой расклад?
– А если поймают?
– Выдворят из страны, только и делов; но до этого не дойдёт, успокойся.
– Но, дон Карло… – Гек запнулся, раскрыл было рот, но так и не смог продолжить.
– Ну, ну, говори, что ты хотел сказать?
– Не знаю, уж больно предложение неожиданное. А надолго это будет?
– Что – «это»? Паспорт, что ли? Захочешь – так на всю жизнь.
Гек сообразил, что пора соглашаться:
– Дон Карло, все же это слишком большой подарок. Это было бы так удачно для меня, что я даже не представляю… А кроме того, захочу – так и уеду домой, никто и не узнает, верно?
– Верно, верно… Но я ещё не настолько богат, чтобы делать такие подарки, разве что пойдёшь ко мне в зятья. Пойдёшь ко мне в зятья? Ну-ну, я пошутил. Так вот, если ты согласен, то подарок обойдётся тебе в три тысячи.
– Долларов, дон Карло?
– Да, я давно уже все считаю в долларах. Привык, пока там жил. Хватит придуриваться, Тони. В лирах это было бы гораздо больше, как ты понимаешь. Или ты действительно так туго соображаешь?
– У меня таких денег нет, дон Карло, – хмуро отозвался Гек. – Вы же знаете, что у меня всего четыре сотни… А без документов вы меня не возьмёте, как я понимаю?
– Не возьму, Тони. Да соглашайся на моё предложение, я тебе поверю в долг и без процентов, а самое главное – дам заработать. Вот увидишь: и долг отдашь, и на себя останется вдоволь. Не робей, ты же мой земляк и, можно сказать, крестник. С другого я снял бы не меньше пяти косых, а то и вовсе бы отказал. Эх, Тони, я всю жизнь о сыне мечтал, если хочешь знать… Так ты согласен?
– Да, дон Карло.
– Молодец, сынок. Ты мужчина и сицилиец. И ты не пожалеешь о своём выборе. – Капитан даже приобнял Гека от избытка чувств.
«Наркотиками заставит торговать, сука старая!» Уж на этот счёт Гекатор не заблуждался. Чужие документы, долговая кабала, большие и быстрые деньги – для табака такие сложности не нужны. Едва услышав о парне, вовремя усопшем, он сразу все понял и тянул время только для того, чтобы прикинуть ещё раз – как правильнее поступить? Можно было бы замочить старика, несмотря на его пушку в кармане, разжиться чем бог пошлёт в его каюте и на берег свалить. Но за переборкой, вполне вероятно, кто-то сидит, слушает, охраняет. Куда потом деваться – не те, так эти обязательно найдут. Да и нет смысла отказываться – вариант идеальный. Кроме наркотиков. Но за такой вариант можно и потерпеть, а там будет видно. Гека передёрнуло от внезапной ненависти к Бутере, и тот сразу снял руку с его плеча:
– Ещё не поздно отказаться, сынок, подумай…
Гек спохватился.
– Да что тут думать, – буркнул он, – вот четыре сотни для начала, возьмите. – И с глубоким вздохом протянул деньги капитану.
– Э-э, брат, плохо ты, оказывается, думаешь о своём капитане! Я тебя обирать не собираюсь, нет! Эти деньги твои, ты их заработал, трать куда хочешь. А рассчитываться будем так: я тебя знакомлю максимально подробно с твоей биографией и родословной, синьор Антонио Руссо, а с этой минуты – Сордже, тоже, кстати, Антонио; затем так же подробно ознакомлю с новыми обязанностями и условиями оплаты. И только когда ты во все это вникнешь, освоишься и непосредственно займёшься делом – только тогда заработает счётчик. Понятно?
