Век чудес - Уокер Карен Томпсон (полные книги .txt) 📗

— Хотя, конечно, мы далеко не динозавры, — добавил он, откашлявшись и снова потирая руки.

Уверена, он не хотел нас пугать. Но дети, вопреки здравому смыслу, как раз ничего и не боялись. Юный возраст вселял в нас уверенность в своей полной безопасности и отгонял страх.

Еще ходили слухи, что на самом деле мистер Дженсен миллионер, что он изобрел нечто важное для НАСА [2], а естествознание ведет исключительно из любви к преподаванию. В тот год он стал моим любимым учителем. И я знала, что тоже ему нравлюсь.

Мистер Дженсен сделал специальный почтовый ящик, чтобы мы могли опускать туда записки без подписей и спрашивать его обо всем на свете.

— Глупых вопросов не бывает, — говорил он, собирая наши листочки в усовершенствованную коробку из-под бумажных носовых платков.

Именно этой коробкой мы пользовались в тот день, когда мальчиков отделили от девочек, а потом пришла медсестра и стала рассказывать о том, что нас ожидает в скором времени.

— С вами произойдет нечто необыкновенное, — произнесла она медленно, словно гадалка, читающая по ладони. — Название этого явления имеет один корень с греческим словом «месяц», потому что случается оно ежемесячно, а механизм его действия напоминает лунный цикл.

Во время беседы Тэмми Смит и Мишель О'Коннор сели подальше от остальных, как бы намекая, что их тела уже настроились на луну.

Когда коробка наполнилась, мистер Дженсен опустил в нее руку и достал записку. Он аккуратно развернул бумажку: «Это правда, что какой-то ученый предсказал, что сегодня наступит конец света?»

— Нострадамус — не совсем ученый, — ответил мистер Дженсен. Видимо, гулявшие по школе слухи дошли и до него. — Что будет завтра, не знает никто, и уж тем более никто не знал этого пятьсот лет тому назад.

Прозвенел звонок, но мы остались сидеть в лаборатории. Сигнал к завтраку выбил нас из графика.

На улице сияло солнце. Его лучи лились сквозь окна, освещая ряды чистых мензурок и пробирок, и те сверкали на своих полках, словно бокалы для вина.

Мистер Дженсен вытянул из коробки новый вопрос. Кого-то интересовало, не вызвано ли замедление загрязнением окружающей среды.

— Мы пока не знаем, из-за чего оно происходит, — ответил учитель.

Кажется, вопрос расстроил его. Мистер Дженсен снял очки и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он стоял рядом с аквариумом, который пустовал с сентября, когда очистительная система внезапно вышла из строя. Это случилось в выходные. Мы пришли в школу в понедельник и увидели, что на поверхности воды, словно осенние листья, плавают пять рыбок. Под чешуйками запеклась кровь. Вода, казавшаяся нам совершенно чистой, стала для них ядовитой.

— Человеческая деятельность нанесла серьезный ущерб планете, — сказал мистер Дженсен, и мы вернулись к своим солнечным часам. — Люди в ответе за глобальное потепление и истончение озонового слоя, а также за исчезновение тысяч видов растений и животных. Но пока рано утверждать, что в этих новых изменениях виноваты тоже мы.

Незадолго до конца урока мистер Дженсен внес уточнения в висевшую на стене карту Солнечной системы. Шесть метров черной оберточной бумаги изображали космос с Солнцем, восемью планетами и Луной из фольги. Разбросанные вокруг в произвольном порядке канцелярские кнопки всех цветов радуги обозначали еще не изученные светила. Имелось в виду, что их там еще тысячи. Может, даже миллионы. Меня до сих пор поражает, насколько мало мы знаем о Вселенной.

Рядом с Землей мистер Дженсен вместо пометки «24 часа» написал: «25 часов 37 минут». Правда, новые цифры он нанес уже на стикер, чтобы мы могли заменить его в случае необходимости.

Классы весь день оставались наполовину пустыми или наполовину полными — это уж как посмотреть. Десятки свободных парт и так и не проверенные списки присутствующих. Словно часть детей забрали на небеса, как того ждали некоторые христиане, а внизу остались лишь отпрыски ученых и атеистов.

Учителя просили нас не слушать новости во время занятий, но один мальчик принес с собой транзистор. Кроме того, почти все ходили в школу с мобильниками.

Повсюду на земле констатировали первые случаи недомоганий, связанные с изменением силы притяжения. Сотни людей страдали от тошноты и переутомления. Несколько детей отказались бежать кросс на физкультуре, жалуясь на резь в животе, головокружения и какие-то непонятные боли.

— Мы не можем справиться со слабостью! — говорили они.

Преподаватели старались не поддаваться панике, но вместо завтрака все они смотрели в учительской телевизор, и мы видели через окно их усталые глаза, насупленные брови и лица, на которых отчетливо проступал страх.

Мыс Сетом Морено встретились только на пятом уроке, математике. Он сидел прямо передо мной. Я каждый день ждала минуты, когда мы окажемся рядом. Я уже до мельчайших подробностей изучила его затылок, каждый завиток волос, форму ушей, линии острых и прямых скул. Мне нравилось, что даже в конце дня от него пахнет мылом.

Мы никогда не разговаривали. Я ни разу не произнесла его имя вслух, даже с Ханной.

— Колись уже, — часто шептала она мне в темной гостиной, пока мы устраивались в спальниках поудобнее. — Должен же быть кто-то!

Но я качала головой и шепотом врала, что мне никто не нравится.

Много недель я мечтала о том, чтобы Сет посмотрел в мою сторону. Но не сегодня. Сегодня он уже видел достаточно.

Миссис Пинкси сделала замедление темой занятия. Она написала на доске ежедневную математическую головоломку: «За двое суток длина дня увеличилась на девяносто минут. Если допустить, что скорость прироста времени останется прежней, насколько увеличится длина дня еще через двое суток? А через трое? А через неделю?»

— Нам обязательно это считать? — спросил Адам Якобсон, сутулясь на стуле. Этот вопрос он задавал традиционно.

— В нашей жизни обязательна лишь одна вещь — смерть. Во всех других случаях есть выбор, — ответила миссис Пинкси своим любимым афоризмом.

Она отличалась непредсказуемым и устрашающим нравом. Если какой-нибудь ученик в классе начинал икать, миссис Пинкси сразу вызывала его к доске. Икота у несчастного прекращалась, как только он поднимался со своего места, потому что лучшего средства внезапно напугать человека не существовало.

— Не отделывайтесь коротким ответом, покажите ход вашей мысли, — добавила она, прогуливаясь между рядами. Полы ее оранжевого платья шуршали, задевая хромированные ножки стульев. — И попрошу не угадывать, а использовать при решении задачи пройденный материал.

На стенах кабинета миссис Пинкси висели плакаты с разными мотивирующими надписями: «Никогда не говори никогда», «Жди неожиданного», «Невозможное возможно».

Затем она вызвала нескольких учеников делать задание у доски. Мы с Сетом оказались в числе избранных. Стоя рядом, мы переносили свои решения из тетрадок на доску. Помню, как я боялась, что, записывая ответ, Сет приблизится и ненароком заденет меня рукой. Его мелок царапал доску, выводя столбики цифр с наклоном вправо. Я чувствовала под ногами грубый, потертый бурый ковролин. Уже больше тридцати лет шестиклассники решали задачи на этом самом месте.

Сет положил две тряпки одну на другую и чихнул от пыли, но даже это получилось у него очаровательно. Его руки казались мне безупречно красивыми. Когда его сильные запястья напрягались, на их внутренней стороне проступали сухожилия и вены. Его мама умирала дома, а Сет стоял здесь, и жизни в нем с каждым днем только прибывало.

Проверяя написанное, я заметила, что Сет ошибся в вычислениях. Я хотела подсказать ему, исправить неточность, дать какой-нибудь знак, но он уже положил мел на бортик доски и вернулся на свое место.

В открытое окно классной комнаты ворвался вой проезжающей мимо пожарной машины. Спустя минуту за ней последовала вторая. Но этот шум давно стал для нас привычным. Через дорогу находилась пожарная часть, и сирены звучали каждый день. Поначалу меня тревожили эти вестники чужой беды, но постепенно я перестала обращать на них внимание.