Исчезновение принца. Комната № 13 - Честертон Гилберт Кийт (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
– Надеюсь, Бойл будет заниматься наукой, – сказал Хорн Фишер. – Меня и самого он немного беспокоит. Но давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Разговор о чем-то другом затянулся, возможно, дольше, чем они предполагали, и наступила тропическая ночь. Изумительная луна выкрасила все вокруг серебром, но, прежде чем она сделалась достаточно яркой, Фишер успел заметить, что свет в библиотеке резко погас. Он стал ждать, пока мужчины выйдут из клуба, но никто так и не показался.
– Наверное, они решили пройтись по полю для гольфа.
– Да, вероятно, – кивнул Грейн. – Вечер-то какой чудесный.
Прошло секунды две-три, и они услышали обращенный к ним крик, доносившийся откуда-то из тени клуба, и с изумлением увидели Трейверса, который чуть ли не бежал к ним, выкрикивая на ходу:
– Скорее! Пойдемте со мной. С той стороны, на площадке, кажется, произошло что-то очень нехорошее.
Они бросились в здание и, миновав курительную, в полнейшей темноте как в прямом, так и в переносном смысле, ворвались в библиотеку. Надо сказать, что Хорн Фишер, хоть и держался все время с безразличным видом, был наделен необычным, почти сверхъестественным чутьем, и он мгновенно почувствовал, что случилось что-то действительно серьезное. В библиотеке он налетел на какой-то предмет мебели и, чуть не вскрикнув от ужаса, отскочил назад, потому что предмет этот повел себя так, как не должна себя вести никакая мебель. Он зашевелился, как живое существо! Сначала подался назад, а потом ударил в ответ. Хорошо, что Грейн сразу включил свет – он увидел, что всего лишь врезался в одну из вращающихся книжных стоек, которая и толкнула его, повернувшись вокруг оси; однако его невольный прыжок вырвал из его подсознания ощущение чего-то таинственного и жуткого. В библиотеке было несколько таких стоек. На одной из них стояли две кофейные чашки, на другой лежала большая раскрытая книга. Это было исследование египетских иероглифов Баджа с вклеенными цветными иллюстрациями, на которых изображались странные птицы и боги. Пробегая мимо, Фишер бросил на фолиант беглый взгляд и на секунду задумался о том, насколько странно, что именно в этом месте, именно в это время оказался раскрытым не какой-нибудь трактат по военной науке, а такая книга. Он даже краем глаза заметил пустое место на книжной полке, откуда этот фолиант был снят, и пустота эта показалась ему отвратительной, как черная дыра в ряду зубов на каком-нибудь зловещем лице.
Еще пара минут, и вот они уже на другом конце поля, перед бездонным колодцем. В нескольких ярдах от него, в лунном свете, почти таком же ясном, как солнечный, они увидели то, ради чего явились сюда.
Великий лорд Гастингс лежал на земле ничком, застыв в неестественной позе, его согнутая в локте рука упиралась в землю большим костистым кулаком, пальцы впились в пышную, густую траву. В нескольких футах от него на четвереньках стоял Бойл, почти такой же неподвижный, и неотрывно смотрел на тело. Возможно, виной тому было испытанное им потрясение и случай, но в звериной позе и перекошенном лице его было что-то жутко нескладное, неестественное. Он производил такое впечатление, будто разум покинул его. За ними не было ничего, кроме чистой синевы южного неба и края пустыни, да еще два огромных камня возвышались у колодца. Именно при таком свете и в такой обстановке люди чаще всего и усматривали в их неровностях черты огромных злых ликов, глядящих вниз, в колодец.
Хорн Фишер наклонился и прикоснулся к сильной руке, которая все еще цеплялась за траву, – она была холодна, как камень. Тогда он опустился рядом с телом на колени, еще что-то проверил, послушал, пощупал, после чего встал и с уверенным отчаянием в голосе изрек:
– Лорд Гастингс умер.
Наступила гробовая тишина, а потом Трейверс довольно грубо заметил:
– Это по вашей части, Грейн, так что вы и допрашивайте капитана Бойла. Я не понимаю, что он там бормочет.
Бойл уже совладал с собой и поднялся на ноги, но физиономия его все еще была до того перекошена, что казалось, будто ему нацепили маску или приделали лицо другого человека.
– Я смотрел на колодец, – произнес он, – и, когда повернулся, он упал.
На лицо Грейна наползла хмурая туча.
– Как вы говорите, это дело по моей части, – сказал он. – Так что, во-первых, попрошу вас помочь мне перенести его в библиотеку, чтобы я мог все осмотреть более внимательно.
Когда тело отнесли в библиотеку, Грейн повернулся к Фишеру и голосом, к которому уже вернулись уверенность и сила, сказал:
– Сначала я хочу закрыться там и внимательно все осмотреть. Вас же попрошу оставаться с остальными и провести предварительный допрос Бойла. Я поговорю с ним позже. Да, и позвоните в штаб, пусть пришлют полицейского. Когда явится, пусть будет рядом, пока я не позову.
Не сказав больше ни слова, великий криминалист удалился в освещенную библиотеку, закрыв за собой дверь. Фишер, не успевший ничего ответить, повернулся и спокойным негромким голосом заговорил с Трейверсом.
– Странно, – сказал он, – что это случилось именно здесь, прямо перед этим местом.
– Было бы еще более странно, – ответил Трейверс, – если бы выяснилось, что это место сыграло какую-то роль в том, что произошло.
– Мне кажется, та роль, которую оно не сыграло, еще важнее, – отозвался Фишер.
С этими очевидно бессмысленными словами он повернулся к потрясенному Бойлу, взял его под руку, и в лунном свете они стали прохаживаться по полю, о чем-то тихо разговаривая.
Уже начал пробиваться первыми лучами рассвет, когда Кутберт Грейн погасил свет в библиотеке и вышел из клуба. Фишер со своим обычным отстраненным видом слонялся по полю, но вызванный им полицейский стоял чуть поодаль навытяжку, терпеливо дожидаясь, когда его позовут.
– Бойла я отослал с Трейверсом, – небрежно обронил Фишер. – Трейверс присмотрит за ним, да и выспаться ему надо.
– Удалось из него что-нибудь вытянуть? – спросил Грейн. – Он рассказал, чем они с Гастингсом занимались?
– Да, – ответил Фишер. – В конце концов он мне все очень подробно описал. Он рассказал, что после, того как леди Гастингс уехала на машине, генерал предложил ему выпить кофе в библиотеке и заодно поговорить о местных древностях. Он стал искать книгу Баджа на одной из вращающихся стоек, но тут генерал сам нашел ее на книжной полке на стене. Просмотрев несколько иллюстраций, они вышли из клуба (судя по всему, что-то подтолкнуло их к этому) и направились к старому колодцу. Когда Бойл заглянул в него, он услышал у себя за спиной какое-то жужжание, повернулся и увидел, что генерал лежит на земле в том положении, в котором мы его нашли. Он опустился на колени, чтобы осмотреть тело, но тут страх парализовал его и он не смог ни приблизиться, ни прикоснуться к телу. Да только, по-моему, совершенно не важно, почему он оказался на четвереньках. Люди, переживающие настоящее потрясение или сильнейшее удивление, иногда принимают самые необычные позы.
Грейн с мрачной усмешкой выслушал его и, немного помолчав, сказал:
– Что ж, почти все, что он рассказал вам, – сущая правда. Это действительно очень четкое и последовательное изложение того, что произошло. Вот только обо всем, что на самом деле важно, он умолчал.
– Вы там что-то выяснили? – спросил Фишер.
– Я выяснил все, – ответил Грейн.
И когда Грейн спокойным уверенным тоном стал рассказывать, Фишер слушал его, храня угрюмое молчание.
– Вы были совершенно правы, Фишер, когда говорили, что парень мог сбиться с пути и встать на темную дорожку, ведущую к яме. Уж не знаю, имеет ли какое-то отношение к этому (как вы считаете) ваше влияние, но с генералом он последнее время не очень ладил. Это скверная история, и я не хочу много об этом говорить, но ни для кого не секрет, что и супруга его тоже не жаловала. Не знаю, как далеко это зашло, по крайней мере достаточно далеко, чтобы они стали скрывать это. Помните, леди Гастингс заговорила с Бойлом? Она тогда сказала ему, что спрятала записку в библиотеке в книге Баджа. Генерал это услышал или узнал каким-то другим образом, поэтому первым делом взял эту книгу с полки и нашел записку. После этого он потребовал от Бойла объяснений, что, разумеется, вылилось в сцену. Однако для Бойла это вылилось и еще кое во что. Это вылилось в то, что перед ним встал ужасный выбор, в котором жизнь одного старика означала для него полный крах, а его смерть – успех и даже счастье.
