Город женщин - Гилберт Элизабет (читать книги онлайн .TXT) 📗
И тут – впервые с тех пор, как мы поднялись наверх, – неземное создание, сидевшее на диване в другом конце гостиной, внезапно заговорило.
– Ты, кажется, сказала, что умеешь шить? – спросила Селия.
Я снова удивилась, насколько низкий у нее голос. Теперь она еще и смотрела прямо на меня, отчего я слегка струхнула. Не хотелось бы, говоря о Селии, злоупотреблять эпитетом «знойная», но ничего не поделаешь: от нее действительно исходил жар, даже когда она не прикладывала специальных усилий. Выдержать ее горячий взгляд оказалось непросто, поэтому я просто кивнула ей, а ответ адресовала в сторону Пег, как более безопасную:
– Да, умею. Меня бабушка Моррис научила.
– И что ты умеешь? – спросила Селия.
– Ну, например, я сама сшила вот это платье.
– Ты сама сшила это платье?! – взвизгнула Глэдис.
Они с Роландом накинулись на меня, как поступали все девчонки, узнав, что мой наряд изготовлен собственноручно. Оба принялись теребить и ощупывать меня со всех сторон, этакие прелестные маленькие обезьянки.
– Неужели правда сама? – повторяла Глэдис.
– Даже кантики? – восторгался Роланд.
Мне хотелось ответить: «Да это ерунда!» – ведь мне удавались и куда более сложные модели, а это простенькое платьице, при всей его прелести, не потребовало особых трудов. Однако я побоялась выглядеть заносчиво, поэтому просто сказала:
– Всю свою одежду я шью сама.
Селия снова заговорила из противоположного угла гостиной:
– А как насчет костюмов для театра?
– Смотря какие костюмы, но, пожалуй, я справлюсь.
Селия встала и произнесла:
– Вот такой сделаешь? – Она сбросила халат, и тот упал на пол, открывая взгляду ее сценический наряд.
(Знаю, фраза «сбросила халат» звучит слишком картинно, но Селия и правда не снимала одежду, как другие смертные женщины, – она сбрасывала ее. Всегда.)
Фигура у нее была потрясающая, а вот костюм не представлял собой ничего особенного: нечто вроде раздельного купальника из блестящей ткани. Такие вещи всегда лучше смотрятся издали, чем вблизи: шортики с высокой талией, расшитые яркими пайетками, и бюстгальтер в стеклярусе и перьях. На Селии костюм выглядел отлично, но на ней и больничная ночнушка выглядела бы отлично. Если честно, шортики не мешало бы подогнать по фигуре. Да и бретельки лифа были пришиты криво.
– Да, такой сделаю, – кивнула я. – Со стеклярусом придется повозиться, но это всего лишь украшение. А сама модель очень простая. – Тут меня осенило, словно молния озарила ночное небо: – Слушайте, а если у вас есть художница по костюмам, можно мне с ней поработать? Я стала бы ее ассистенткой!
Раздался дружный хохот.
– Художница по костюмам? – воскликнула Глэдис. – По-твоему, у нас здесь «Парамаунт пикчерз»? Думаешь, мы прячем в подвале Эдит Хэд [5]?
– Девушки сами отвечают за свои наряды, – пояснила Пег. – Если в костюмерной ничего не найдется – а у нас там ничего и нет, – приходится справляться собственными силами. Конечно, влетает в копеечку, но так уж заведено. Вот этот костюм, Селия, – он у тебя откуда?
– Купила у одной девчонки. Помнишь Ивлин из «Эль Марокко»? Она вышла замуж, в Техас переехала. Оставила мне целый чемодан костюмов. Вот уж свезло так свезло.
– Еще как свезло, – хмыкнул Роланд. – Свезло, что триппер от нее не подцепила.
– Брось, Роланд, – вмешалась Глэдис. – Ивлин не такая. Тебе просто завидно, что она умудрилась выскочить замуж за ковбоя.
– Если поможешь девочкам с гардеробом, Вивиан, все будут только счастливы, – заверила Пег.
– А сумеешь сделать мне костюм для спектакля про южные моря? – спросила Глэдис. – Как у гавайской танцовщицы?
Еще бы спросила шеф-повара, сумеет ли он сварить кашу.
– Без проблем, – ответила я. – Завтра и сделаю.
– А мне? – подскочил Роланд.
– Бюджета на новые костюмы нет, – предупредила Оливия. – Мы так не договаривались.
– Ах, Оливия, – вздохнула Пег, – из тебя получилась бы отличная жена викария. Не порти деткам веселье.
Я невольно обратила внимание, что с самого начала разговора Селия не сводит с меня глаз. Ее внимание одновременно и пугало, и приводило в трепет.
– А знаешь, Вивиан, – изрекла она, пристально меня изучив, – ты хорошенькая.
Справедливости ради скажу, что обычно мою миловидность замечали раньше. Но разве станешь обвинять в невнимании обладательницу такого лица и такой фигуры, как у Селии?
– Мне даже кажется, мы с тобой похожи, – добавила она и впервые за вечер улыбнулась.
Признаюсь честно, Анджела: ничего подобного.
Селия Рэй была богиней; я – неуклюжим подростком. Хотя, строго говоря, некоторое сходство все-таки имелось: я тоже была высокой брюнеткой со светлой кожей и широко посаженными карими глазами. Мы сошли бы за двоюродных сестер, но уж никак не родных, а тем более не близнецов. Фигуры у нас различались кардинально: у Селии – соблазнительные округлости, у меня – сплошь острые углы. Но ее слова мне польстили. Впрочем, я до сих пор уверена, что Селия Рэй обратила на меня внимание по одной-единственной причине: мы действительно были чуточку похожи, самую малость. Это ее и привлекло. Для столь тщеславной особы, как Селия, я служила лишь отражением в зеркале, пусть даже очень мутном и очень далеком. А Селия не встречала зеркала, которое ей не нравилось бы.
– Надо бы нам с тобой одинаково одеться и пройтись по барам! – заявила она. И снова меня поразил ее голос: низкий, грудной, по-кошачьи бархатистый и с сильным бронксским акцентом. – Уж мы-то найдем приключений на свою голову!
Я даже понятия не имела, как реагировать. Просто сидела и хлопала глазами, как глупая школьница, которой совсем недавно была.
Что до тети Пег – между прочим, моей законной опекунши, – то она, услышав столь неправедный призыв, воскликнула:
– Отличная идея, девочки!
Пег подошла к бару и принялась смешивать очередной мартини, но тут Оливия положила вечеринке конец. Суровая смотрительница театра «Лили» встала, хлопнула в ладоши и объявила:
– Довольно! Пег нужно немедленно в кровать, иначе утром она не поднимется.
– Да чтоб тебя, Оливия! Сейчас ты у меня в глаз схлопочешь! – пригрозила тетя.
– Марш спать, Пег, – повторила неумолимая Оливия и для пущей острастки потянула тетю за кушак. – И немедленно.
Присутствующие потянулись к выходу, наперебой желая друг другу спокойной ночи.
Я вернулась в свою квартиру (подумать только, в свою квартиру!) и продолжила разбирать чемодан. Но никак не могла сосредоточиться. Голова гудела от восторга и волнения.
Пег заглянула ко мне, когда я развешивала платья в гардеробе.
– Как устроилась? – спросила тетя, оглядывая безукоризненную квартиру Билли.
– Мне так здесь нравится! Прекрасное место.
– О да. У Билли губа не дура.
– Пег, можно вопрос?
– Конечно.
– А как насчет пожара?
– Какого пожара, малышка?
– Оливия сказала, что сегодня в театре был пожар. Вот я и хотела узнать, все ли в порядке.
– Ах, ты об этом! Ничего страшного, просто старые декорации вспыхнули на заднем дворе. У меня есть друзья в пожарной части, мы быстро все потушили. Господи, неужели это случилось сегодня? Я уже и думать забыла. – Пег потерла глаза. – Что ж, малышка, вскоре ты узнаешь, что в театре «Лили» вся жизнь состоит из череды маленьких пожаров. А теперь спать, иначе Оливия сдаст тебя полиции.
И я отправилась спать. То была моя первая ночь в Нью-Йорке и первая (но далеко не последняя) ночь в постели чужого мужчины.
Даже не помню, кто в тот вечер убирал со стола и мыл посуду.
Наверняка Оливия.
Глава четвертая
Всего за две недели со дня переезда в Нью-Йорк моя жизнь перевернулась с ног на голову. Помимо всего прочего, я лишилась девственности. Это ужасно смешная история, Анджела, и вскоре я тебе ее расскажу, если наберешься терпения.
Потому что первым делом я хочу заметить, что театр «Лили» нельзя было сравнить ни с одним из мест, где мне доводилось жить. Здесь царила круговерть роскоши и нищеты, веселья и безумия, и взрослые вели себя как дети. О порядке и режиме, к которым меня настойчиво приучали дома и в школе, тут слыхом не слыхивали. В «Лили» никто даже не пытался поддерживать нормальный ритм степенного взрослого существования – никто, кроме, пожалуй, бедняжки Оливии. Нормой считались пьянки и кутежи. Обедали и ужинали когда придется. Спали до полудня. Работа могла начаться в любое время, хотя, в сущности, она и не заканчивалась: каждый день был одновременно выходным и рабочим. Планы менялись в одночасье, гости приходили и уходили, не здороваясь и не прощаясь, а обязанности распределялись совершенно непонятным образом.
