Игрушки дома Баллантайн - Семироль Анна (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
— Спрячь. Вернемся — я сошью мешочек, чтобы носить на шее.
— И мне тогда. А то нас смогут различать по нему.
— Будем носить по очереди, — решает Сибил. — А теперь переодеваемся. Я хочу к морю.
На пляже Эвелин садится по-турецки и начинает плести из отрезанных волос длинную веревочку толщиной почти в мизинец. Тонкие пальцы с покрытыми бледным перламутром ногтями ловко завязывают узелок за узелком.
— Милая, что ты делаешь? — спрашивает Элизабет.
— Хочу сохранить. В ней было десять лет памяти, — отвечает Ева, вплетая очередную тоненькую прядь. — У вудупанков есть хорошая традиция: никогда не выбрасывать волосы. Ими могут воспользоваться твои недруги. И еще: не позволяй стричь себя тому, кому не доверяешь.
Близнецы кидают в море камешки, считают, чей проскачет дальше. Элизабет наблюдает за ними из-под ладони, щурится на солнце. Ева плетет, тихо напевая что-то, чередуя несколько нот. Океан нежится под солнцем, неподвижный и гладкий, как зеркало.
— Замер. Слушает, — усмехается Эвелин.
— Кто?
— Кто-то большой и сильный, мам. Далеко-далеко отсюда.
Элизабет кивает.
— Ты думаешь, что я странно себя веду, да, мама?
— Не то чтобы странно… Я думала, будет иначе.
— Может, и будет. Только мне вдруг стало здорово все равно. Есть ты, папа, близнецы и Алан. Это навсегда. Все, что кроме, — преходящее. Стоит ли так расстраиваться? Пойду окунусь.
Она уходит, провожаемая пристальным взглядом Элизабет. Подбегает к Сибил и Уильяму, окатывает их брызгами, смеется, глядя, как младшие с визгом разбегаются. Заходит в неподвижную воду по колени, склоняется. Водит по поверхности сплетенной из волос веревкой, выписывая причудливые петли и знаки. И шепчет едва слышно:
— Иди ко мне. Теперь я знаю, кто ты. И я знаю, чего ты хочешь. Давай поиграем.
Она выпрямляется, оглядывается на берег, втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Падает в океан еще одна соленая капля, но это не морская вода.
— Я же чудовище, не так ли? — криво улыбается Ева и ныряет в первую набежавшую волну.
Вечером накануне дня рождения близнецов Элизабет долго не может найти себе места. Неясное чувство тревоги не дает присесть, заставляет ходить по дому, словно что-то выискивая, перекладывать с места на место вещи, заглядывать то в одну, то в другую комнату.
«Родная моя, что с тобой?» — беспокоится Брендон.
Он ловит ее за руку, привлекает к себе. Она целует мужа в нос, поправляет воротник рубашки. Видит маленькое бурое пятнышко, хмурится.
— Брендон, это откуда? Опять ржавчина. Когда ты был в нью-кройдонской мастерской последний раз?
«Я не помню. Работы слишком много, Элси. Не успеваю в городе никуда. А ты ушла от ответа, между прочим».
— Тебе надо о себе заботиться, пойми. Механизм изнашивается, так и до беды недалеко. Помнишь, сколько пришлось возиться с коленом?
Рука в перчатке бережно гладит подколотые шпильками русые волосы. Серые глаза смотрят на Элизабет устало.
«С коленом была уж очень старая история. И сам виноват: не стоило играть с младшими в футбол. Так что тебя волнует, Элси?»
— Дети, — признаётся она.
«Тебе мало четверых?» — беззвучно смеется Брендон.
— Когда они разъезжаются, мне очень хочется, чтобы в доме был малыш. Или вернуть их раннее детство. Чтобы никто не уезжал. Чтобы все оставались вместе.
«Алан женится скоро. Говорил мне, что ухаживает за девушкой в столице, намерения у обоих серьезные».
— У Алана все в порядке, и я за него спокойна. Но Ева и малыши… Брендон, с ними точно что-то происходит. И они не говорят мне ничего.
Она умолкает, вспоминая последний разговор с Этьеном. Известие о том, что Эвелин общалась с вудупанками, шокировало Элизабет. И то, что Брендон, который знал об этом, ничего ей не сказал, ее обидело.
«Почему мать обо всем узнаёт последней? — с горечью вопрошала она. — Да, я не знала, чем занимается Этьен помимо бизнеса! Да, я не читаю газет! Но почему мне никто не сказал, что моя дочь участвует в спиритических сеансах и обрядовых плясках?»
Брендон и Этьен успокаивали ее, Эвелин молча сидела в углу и ждала, пока все угомонятся. На рассказ отца о том, что случилось до ее рождения, Ева отреагировала горькой усмешкой: «Здорово. Я и не думала никогда, что я — чудовище». И все. Ни испуга, ни вопросов, вообще никаких эмоций. Словно ей сказали что-то будничное и совершенно не важное.
С того дня Эвелин стала напоминать матери тень. Спокойную, послушную, иногда улыбающуюся, но замкнувшуюся в себе полностью. Она помогала по хозяйству, играла с близнецами, ходила за покупками на рынок, но как Элизабет ни старалась, так и не сумела понять, что творится у дочери в душе.
— Помнишь, какой она была до отъезда в Нью-Кройдон? — спрашивает Элизабет, прислушиваясь к тиканью часов в прихожей.
«Помню. Амбиции, сумасшедшая любовь к Копперу, отказ от общения с подругами, ссоры каждый день…»
Элизабет прижимается щекой к волосам Брендона, обнимает его за плечи.
— Да. Если подумать, она так бурно реагировала на любые мелочи. А сейчас, когда произошло нечто более значимое, она ведет себя так, будто ничего не случилось. Погрохотала мебелью в своей комнате, когда уехал Этьен, и все. Может, помирятся еще? Неплохой же парень, хоть мне и кажется, что опасный.
«Опасный. Он это сам понимает. Потому и ушел. Я разговаривал с ним вчера. Он позвонил мне в контору и извинился за то, что уехал, не попрощавшись. Мы встретились во время обеденного перерыва, посидели и побеседовали по-мужски. Что бы Эвелин ни говорила, он любит ее. Развалил организацию, на доход от которой существовали три городские мастерские для перерожденных, театр и несколько клубов. Сказал, что должен много работать, так как содержание их теперь полностью легло на его плечи».
— Бедняга, — вздыхает Элизабет.
Брендон покидает уютное кресло, подходит к окну, открывает его. Вечерняя прохлада постепенно проникает в комнату. Ветерок, качающий занавеску, пахнет океаном.
«Этьен просит не разлучать младших, — продолжает Брендон. — Говорит, что понимает причины их странного поведения и готов попытаться что-то с этим сделать».
— Как? — настороженно спрашивает Элизабет.
«Близнецы к нему очень привязались. Мне это странно, обычно они плохо контактируют с чужими. Видимо, Легран действительно нашел к ним ключик. Он попросил разрешения видеться с ними время от времени. Сказал, что может преподавать им языки, математику и физику, если мы согласимся. Я не против».
Элизабет залезает на стул, открывает дверцы стенного шкафа, достает большую деревянную шкатулку, спускается и садится с ней на диван. Откидывает резную крышку, выкладывает рядом с собой вязанные крючком младенческие пинетки и перехваченные лентой исписанные блокноты.
— Смотри, красные, вот эти — Эвелин. Помнишь, она постоянно тянула ноги в рот? Мама думала, что мне не хватает молока и дочка голодная. А по-моему, ей просто нравилось кусать башмачки. А вот эти пинетки — Алана. Вторую я довязывала уже после его рождения. Видишь, они немного по цвету отличаются? А это — Сибил и Уильяма. Смотри, они меньше всех.
«Младшие до года их носили, да, — нежно улыбается Брендон, касаясь крошечных вещей. — Элси, я вот уже двадцать один год счастлив. У нас семья. Все получилось. У нас прекрасные дети».
— Я чувствую угрозу, родной. Как в то время, когда носила Еву. Еще в Монтрё — тогда за нами приехали. И позже, когда рожала близнецов, ощущала нечто похожее.
«Ты же чуть не умерла вместе с ними, — мрачно кивает Брендон. — Потому и предчувствовала такое».
— Сейчас иное. Этьен сказал, что у нас не могло быть обычных детей. Я присматриваюсь к Еве, к младшим и понимаю, что он прав. Я люблю их по-прежнему, ничуть не меньше, но… Я предчувствую что-то страшное. И не знаю, чего я жду, милый.
«Успокойся. Ты накручиваешь себя из-за того, что у старшей не сложилось с парнем. Этьен всего лишь теоретик, мало ли, что он думает. За младшими я никаких странностей не замечаю, обычные ранние подростки, слишком много времени проводящие друг с другом. Алан — совершенно нормальный, беспроблемный юноша. Ева… вот Ева — да. Но она поклялась не подходить к оккультным знаниям на пушечный выстрел и держать себя в руках».
