Любовники (На Ревущей горе, у Лимонадного озера.Царство покоя.В другой стране) - Уинзор Кэтлин (библиотека книг .TXT) 📗
Однако спустя некоторое время счастливый миг остался позади, и все, почувствовав некоторую неловкость, прекратили о нем говорить и разошлись.
Примерно в десять часов следующего утра Эрик узнал у сеньориты Монтеро, как отыскать дом, где остановились миссис Паркмен с дочерью. Правда, у него не было ни планов, ни намерений, вернее, он вообще ничего не собирался делать. Ему хотелось всего лишь прогуляться пешком и взглянуть на этот дом. Эрик был уверен, что, если он сразу же нанесет визит, вряд ли это понравится миссис Паркмен.
Путь проходил по узкой и пыльной, но очень живописной тропинке, заросшей цветущими цезальпиниями. Повсюду в сухой пыли виднелось бесчисленное множество следов. Их оставили шагавшие босиком индейцы. Это были отпечатки, вытканные веками на этой первозданной земле. За стенами, выкрашенными белым, прятались дома, перед которыми пышно цвели бугенвиллеи. Повсюду Эрик видел кофейные деревья, гнущиеся под тяжестью зеленых и алых ягод. Порой он встречал индейцев, одетых в пыльные белые штаны с серыми клетчатыми завязками вокруг пояса и в рубахи с открытым воротом. Индейцы молча проходили мимо, даже не поднимая на Эрика глаз, сгибаясь под тяжестью бревен или корзин с углем, взятых на спину. Вот прогромыхала телега, запряженная двумя нахальными, упрямо упирающимися осликами. Возница, кивнув с улыбкой, поприветствовал Эрика. Воздух Гватемалы был нежным и мягким, но Эрик ощущал его обманчивость.
Когда он наконец дошел до места, указанного сеньоритой Монтеро, то с удивлением почувствовал, что сердце билось все сильнее по мере приближения к заветному дому. Эта усадьба совершенно не отличалась от остальных: такая же белая стена, увитая виноградными лозами, вьющимися по ней; над многочисленными деревьями возвышалась крыша аккуратного розового домика.
Витиеватые металлические ворота тоже заросли бугенвиллеей, цветы которой, хрустящие и прозрачные, словно бабочки, наверное, не увядали круглый год. Эрик пристальнее вгляделся в эти экзотические заросли, и чем дольше смотрел, тем больше видел всевозможных ярких цветов: красных, желтых, пурпурных. То и дело раздавался пронзительный вопль попугаев. Эрик ускорил шаг, двинулся дальше и спустя некоторое время еще раз свернул направо.
Через час он снова прошел мимо того же дома, возвращаясь назад. Но на этот раз чувствовал себя посмелее, двигался намного медленнее и вот, дойдя до ворот, остановился и внимательно огляделся, нет ли кого-нибудь на дороге, и, подойдя к воротам вплотную, прильнул к ним.
Неожиданно раздался веселый звонкий смех, и Эрик вздрогнул, словно кто-то исподтишка ударил его. При этом он попытался определить, где и кто смеялся, и, посмотрев вверх, увидел ее, сидящую на стене всего в нескольких футах от него. Она не переставала хохотать.
— Вы кого-то разыскиваете, доктор?
Он невольно отпрянул и тут же почувствовал, как лицо его залилось краской. Она сидела прямо напротив него, сцепив изящные руки на коленях и чуть наклонив голову в сторону. Эрик снова до глубины души поразился ее чистой, ясной и хрупкой красоте. На ней было белое хлопчатобумажное платье с кружевными оборками на юбке, поверх волос наброшен длинный мексиканский шарф. Она была босиком.
— Я тут… — начал он, но не смог ничего придумать и замолчал, испытывая чрезвычайное смущение.
— Далеко же вы забрели, — заметила она, одарив Эрика ласковой улыбкой, словно сожалея, что смутила его. — Вы здесь проходили больше часа назад.
Он так и стоял под ней.
— Да, я искал вас, — проговорил он с еще большим смущением и одновременно с озадаченностью. — А откуда вам известно, что я врач?
— Об этом вчера мне сказала хозяйка гостиницы. Она мне все о вас рассказала. — Девушка по-прежнему улыбалась. — Не угодно ли вам зайти?
— А можно? — нерешительно спросил он. — Не сочтете ли вы это за дерзость?
Она вновь звонко рассмеялась, быстро повернулась и исчезла со стены. Спустя секунду отперла ворота, и он вошел в сад.
— Вот… — произнес Эрик, глядя на нее.
Потом, чтобы не смотреть все время на девушку, он начал осматривать усадьбу. Дом располагался на некотором расстоянии от ворот и был почти закрыт огромной джакарандой — палисандровым деревом — в пышном пурпурном цветении. В центре находился патио, вымощенный булыжником, а вокруг — желтофиоли. Вероятно, когда-то они росли в некоем порядке, но сейчас превратились в беспорядочное буйное переплетение, в пышное изобилие дикой зелени, полыхающее ярким разноцветьем. На одной из веток сидел крупный попугай, чей пронзительный крик Эрик слышал раньше, и что-то скрипуче ворчал, словно простуженный пьяница. На ветке пониже вертелась маленькая обезьянка, разглядывавшая Эрика любопытными черными блестящими глазами. На шее обезьянки был ошейник, к нему привязана двадцатифутовая веревка, и когда она перепрыгивала с ветки на ветку, то утаскивала веревку с собой, управляясь с ней не менее искусно, чем женщина с вечерним платьем. В патио стояли три плетеных стула и столик со стеклянной столешницей, на котором рядом со стопкой книг возвышалась корзиночка с каким-то рукоделием. Чуть поодаль стояли два просторных удобных шезлонга.
— Да тут у вас маленький рай, — произнес Эрик, словно только что попал в какой-то фантастический мир тепла, комфорта и беспрерывного ожидания чего-то приятного. — Все это принадлежит вашей матери?
— Нет. Просто у папы есть друзья в Гватемале, и мы останавливаемся у них, когда они уезжают. Мой папа, знаете ли, умер… — Она проговорила это так, словно Эрик и в самом деле должен был знать о таком печальном событии, приняв как должное то, о чем сообщила ему сеньорита Монтеро еще вчера.
Он посмотрел вниз и увидел крохотную ящерку, которая молнией пробежала между ними и мгновенно исчезла в кустах.
— Да, я знаю. Мне очень жаль, — произнес Эрик.
— Да… — глубоко вздохнула она и тактично отвернулась, позволяя завершиться этой сложной части беседы. Потом осведомилась, не угодно ли ему чего-нибудь съесть или выпить. — Могу предложить стакан ананасового сока. Или, может, хотите что-нибудь покрепче?
— Нет, благодарю, не надо ничего покрепче, — улыбнулся он. — А вот от стаканчика сока я бы не отказался.
Она повернулась и хлопнула в ладоши с видом ребенка, играющего в повелителя. Потом прошептала:
— Правда, здесь все какое-то невероятное? Посмотрите… — Девушка показала на молодую женщину-индианку, которая мгновенно вышла из дома, услышав хлопок. — Все, как в волшебной сказке.
Женщине были отданы соответствующие распоряжения, после чего Эрику предложили сесть. Сама же девушка грациозно опустилась в одно из кресел, скрестила лодыжки и сложила руки за головой.
— Это настоящее индейское платье! — с восторгом проговорила она. — Красивое, правда?
— Очень, — отозвался он, закуривая сигарету, после того как предложил закурить ей, от чего она отказалась. Он чувствовал себя потрясенным, словно только что пробудился от глубокого сна и обнаружил, что сон этот оказался действительностью. Все в ней очаровывало его и приводило в беспредельный восторг — она казалась каким-то невероятным сочетанием ребенка, женщины и чего-то еще, способного вызвать непонятное волнение.
— А где ваша матушка? — поинтересовался Эрик.
— В доме. Пишет письма. А что?
— Просто полюбопытствовал. А она… не удивится, обнаружив меня здесь? Ну, я имею в виду, спустя столь короткое время после нашего знакомства? Может, мне не следовало заходить?
— Ну что вы говорите! Вы правильно сделали, что зашли. Кроме того, это я пригласила вас. Мама прекрасно понимает, что я уже не ребенок.
— Ну вообще-то, конечно, нет. А сколько вам лет?
— Семнадцать. Почти восемнадцать, — поспешно добавила она. — А сколько лет вам?
— Ну, я уже старый… мне двадцать девять, — улыбнулся он.
— О! — нарочито удивленно воскликнула она и успокаивающе добавила: — Но вы, безусловно, не выглядите на столько.
Он искренне рассмеялся ее словам и почувствовал себя намного свободнее. Смущение постепенно сменялось радостью и покоем. Пришла индианка и принесла им по стакану ананасового сока. Некоторое время они в полном молчании медленно утоляли жажду. Потом Эрик вздохнул и неожиданно понял, что уже очень давно не ощущал такого умиротворения, а возможно, и прежде ни разу не чувствовал его так остро. Он не мог объяснить почему, но, безусловно, не только из-за ее красоты.
