Пламя страсти - Джонсон Сьюзен (книги без сокращений TXT) 📗
Венеция сунула руку в глубокий внутренний карман и достала коробочку из березовой коры. Открыв крышку, она увидела маленькую жемчужину на золотой цепочке, лежащую на зеленом мху.
— Как красиво! — вздохнула Венеция, вынимая украшение.
— Ты узнаешь его? — спросил Хэзард. Она посмотрела на него, явно сбитая с толку.
— А должна?
— Это с твоего платья…
— В котором я была на балу в Виргиния-сити!
— Верно. Я нашел эту жемчужину, когда ты убежала из летней кухни. Я и сам не знаю, почему сохранил ее. Очевидно, духи шепнули мне, что с той ночи наши жизни изменятся. Тогда я впервые поцеловал тебя… Ты помнишь?
Венеция кивнула.
— Как же я могла забыть? Меня никто до этого так не целовал.
— Я сам никого до этого так не целовал, — искренне сказал Джон Хэзард Блэк — человек, которого любило столько женщин.
— Может быть, повторим, — Венеция подошла поближе и положила руки ему на плечи.
— С удовольствием, — Хэзард обнял ее. — Счастливого Рождества, биа-кара. Пусть впереди у нас их будет множество.
— На следующий год у нас появится еще один член семьи, которому придется покупать подарки, — напомнила Венеция.
— Ты думаешь, я об этом забыл? — Хэзард улыбнулся, его сердце переполняла любовь к ней. — А теперь поцелуй меня. Проверим, чему ты научилась с той июньской ночи в Виргиния-сити.
— Ты же знаешь, что лучше меня у тебя никого не было! — с вызовом заявила она.
— Да, я это знаю, — тихо ответил Хэзард и поцеловал ее.
Как-то ночью в начале марта, когда в горах бушевал буран, Венеция разбудила Хэзарда среди ночи и сказала:
— Я как-то странно себя чувствую.
Она еще не кончила говорить, а он уже вскочил с постели. Первой его мыслью было, что им не стоило оставаться одним в горах, когда рядом нет даже повитухи.
— Что именно ты чувствуешь? — спокойно спросил он, хотя сердце его билось где-то в горле.
— Не знаю. Не могу уснуть. И спина болит. Хэзард вспомнил слова Желтой Реки:
— Когда у нее заболит спина, знай, что начались роды.
Они оба говорили осенью с повитухой. Именно Венеция захотела остаться в одиночестве, чтобы Хэзард сам принял у нее роды, и ему не удалось ее отговорить. Тогда он пригласил в их вигвам Желтую Реку, чтобы она рассказала, к чему следует приготовиться и что нужно делать. Слова повитухи Хэзард записал, а потом выучил наизусть и приготовил все необходимое. Но сейчас он все равно растерялся и чувствовал себя неопытным юнцом.
Когда они оба поняли, что у Венеции начались схватки, Хэзард поднял ее.
— Теперь ты должна ходить.
— Мне это как-то не нравится… Скажи мне, что все будет хорошо!
— Все будет хорошо. А теперь, биа, ходи. Прошу тебя. Обопрись на меня.
И так они ходили, временами останавливались, а когда схватки участились, и Венеция не могла больше ходить, Хэзард отнес ее к шкурам, натянутым между двумя вбитыми в землю кольями. Он поставил Венецию на колени, чтобы она могла облокотиться на сложенные перед ней шкуры, — так им велела сделать Желтая Река.
«Проклятье! — думал Хэзард. — Как я со всем этим справлюсь?» Он объяснил повитухе, что Венеция здорова, но не привыкла терпеть боль и неудобства, и Желтая Река сказала, что, когда придет время, он может дать ей снадобье, чтобы облегчить ее страдания. Теперь Хэзард вливал в рот Венеции болеутоляющую настойку, и поэтому она пребывала в каком-то странном состоянии. Ей казалось, что ее окутывает плотный туман, но, во всяком случае, острая боль уже не разрывала тело на части. Теперь Венеция могла терпеть. «Хэзард рядом со мной, я здоровая и сильная», — твердила она про себя, а он шептал ей слова любви и успокаивал, как мог.
— Открой глаза, любовь моя! — попросил он. — Посмотри на меня. Я хочу знать, что ты чувствуешь.
Венеция повиновалась — ее густые ресницы приподнялись, и на Хэзарда посмотрели потемневшие, бархатные голубые глаза.
— Я чувствую ребенка, — сказала она. — У нас будет ребенок! — Венеция улыбнулась. — Пожалуйста, поцелуй меня…
Хэзард подумал, что если бы мог, он подарил бы ей небо, солнце, звезды и луну. Венеция стала частью его души, она стала для него важнее собственной жизни. Он поцеловал ее ласково и спокойно.
— А еще я чувствую твою любовь, Джон, и любовь ребенка тоже. Скажи, разве нам не повезло?
Хэзард моргнул, пытаясь смахнуть внезапно набежавшие слезы. «Повезло» — это такое американское слово, беспечное, доброе, но оно не выражало всей полноты его чувств. И все-таки он послушно согласился, глядя в лучистые глаза, и послушно согласился:
— Да, биа, нам повезло. Мы самые везучие люди на свете.
Но потом боль стала нестерпимой. Она страшной волной захлестывала мозг, разрывала тело, лишая разума и воли, и даже настойка не могла с ней справиться. Венеция закричала, зовя Хэзарда, и он тут же наклонился над ней.
— Я здесь, любовь моя. Открой глаза. Я с тобой. Я никогда не покину тебя, биа-кара. Я здесь.
Но, несмотря на внешнее спокойствие, Хэзард впервые в жизни так испугался. На него нахлынули страшные воспоминания, он понял, что может потерять ее.
Наконец появилась головка ребенка, и сердце Хэзарда застучало так громко, словно где-то совсем рядом били барабаны. Венеция отчаянно цеплялась за колья, сосредоточившись на последнем усилии. Потом показалось маленькое плечико, и совсем скоро Хэзард уже перевязывал пуповину своему новорожденному сыну. Малыш покричал всего несколько минут и теперь лениво посасывал большой палец, крепко зажмурив глазенки, не обращая ни малейшего внимания на мир, в который пришел. Хэзард улыбнулся этому комочку плоти, уместившемуся на его ладонях.
— Добро пожаловать, сынок! — прошептал он. Хэзард завернул мальчика в шкуру ягненка, как учила Желтая Река, и протянул его Венеции, которая уже лежала на шкурах.
— У нас сын! — объявил он с широкой улыбкой.
— Боже, какой он замечательный! — еле слышно прошептала она, и по щекам ее потекли слезы. — По-моему, это самый красивый ребенок на свете.
— Совершенно с тобой согласен, биа-кара. Это чудо, которое вошло в мою жизнь, — так же, как и ты.
— Только никогда не покидай меня! — прошептала Венеция, вдруг испугавшись такого счастья.
— Никогда, котенок. Помни, пока ты рядом со мной, мы победим весь мир. — И они вместе рассмеялись, после рождения сына действительно чувствуя себя непобедимыми.
Венеция посмотрела на малыша и удивленно покачала головой.
— Он такой маленький…
— Тебе следует сказать за это спасибо. У тебя были такие долгие роды, что я уже и сам не знал, сколько смогу еще выдержать.
Венеция подняла на него глаза:
— Тебе было страшно?
— Я бы лучше сразился с десятком воинов из племени лакота, — в его голосе не было привычной насмешливой иронии. — А вот ты была очень храброй, любимая. Спасибо тебе за нашего сына.
— Не за что, — ответила Венеция и легко сжала крохотные пальчики. — Слава богу, все уже позади. Как ты думаешь, он скоро откроет глаза?
Хэзарда развеселила ее наивность.
— В этом можешь не сомневаться, дорогая. Кстати, почему бы тебе пока не поспать? Когда наш сын проснется, он потребует еды. И если с готовкой и уборкой я еще могу справиться, то в этом я тебе не помощник.
Пока Венеция спала, Хэзард выкупал ребенка и обсыпал его пудрой, которую дала ему Желтая Река. Следуя ее инструкциям, он сначала закутал малыша в шерсть бизона, потом в замшу и, взяв сына на руки, начал негромко говорить с ним:
— Для тебя, мальчик мой, не будет дороги слез. Земля твоих предков будет принадлежать тебе. Помни: ты сын вождя, и я никогда не предам тебя.
На мгновение Хэзард разрешил себе помечтать. Это была его любимая мечта: он представлял себе, что все люди на земле живут в мире и согласии. Хэзард говорил сыну о своей любви к нему, о своих надеждах и даже не чувствовал, что по его щекам струятся слезы…
Имя для ребенка они нашли очень легко. Мальчика назвали Золотое Сокровище, а по-английски — Трей. Его глаза оказались и не такими темными, как у отца, и не голубыми, как у матери. Спустя несколько недель родители разглядели, что глаза у их сына серебристо-серые со светло-коричневыми искрами. Зато волосы у него были черные, как у Хэзарда, но пока легкие и пушистые.
