Мент - Константинов Андрей Дмитриевич (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗

— Я не отказывался от работы, — сказал Сашка. — Давайте любую, кроме уборки сортиров.

— Ну, знаешь ли, тут тебе не биржа труда. Куда послали — туда и идешь. У меня ты записан в уборщики туалетов.

— Сортиры мыть не буду.

— Это твоя позиция? — с любопытством спросил отрядный.

— В отношении сортиров — да. Позиция.

— Хорошо. Тогда, пожалуй, в ПКТ. ПОСТРАДАЙ ЗА ИДЕЮ.

А ПКТ, читатель, расшифровывается как помещение камерного типа. Это уже тюремный режим. Как же так? Суд-то народный в приговоре постановил: на общий режим… Как же так, ребята?

А вот так! По закону. По решению судьи… В соответствии с действующим законодательством… ПОСТРАДАЙ ЗА ИДЕЮ. Коли возникла потребность забить осужденного в ПКТ, в зону приглашается судья. Процедура проходит просто, строго и быстро. Без прокурора, адвоката и заседателей. К чему все эти излишества? Хозяин решил — судья народный оформил. ВСЕ ПО ЗАКОНУ.

…За систематический отказ от работы осужденный Зверев получил три месяца содержания в ПКТ. Немного. По закону можно впаять полгода. Сашка стиснул зубы и отправился в тюрьму, потому что ПКТ и есть тюрьма, лукаво прикрытая непонятным названием… Ему достаточно было сказать: Ладно. Понял. Покорился. Зовите опера — я дам показания.

Он улыбнулся и отправился в камеру. В маленькую локальную крытку, где даже прогулочный дворик затянут сверху сеткой рабица. Он понимал, что никакой это не подвиг… В красной ментовской зоне сидели ведь и блатные. Не верите? А это правда: жулики и бывшие менты в одной зоне. Среди них были и такие, кто говорил: не, начальник, я в мусорную зону не поднимусь. Западло мне! Оформляй в ПКТ. И уходили в помещения камерного типа сразу на полгода. По сути, они добровольно выбирали тюремный режим вместо общего! Действительно страдали за идею… Можно спорить о ценности идеи… Можно сколько угодно спорить о ценности идеи, но сам по себе факт вызывает уважение.

Осужденный Александр Зверев сидел в ПКТ и понимал — это только начало. И еще он понимал, что с такой биографией рассчитывать на УДО [24] не приходится. От этой мысли становилось тошно… Это ведь только начало. После трех месяцев добавят еще… А потом, когда полугодовой лимит будет выбран, решением суда его переведут на крытку.

Надо ломать эту ситуацию, сказал сам себе Зверев и стал прикидывать, что можно сделать… Думай, Саша, думай. Ты же опер.

Он думал и понимал, что сам, без помощи извне, ничего сделать не сможет. Один, говорит русская пословица, в поле не воин. В зоне тем более… Ну это мы еще посмотрим!

Он отсидел в ПКТ уже две недели. Или всего две недели. Обе формулировки справедливы и имеют право на существование… Решение пришло в тот самый момент, когда одному из вертухаев понравились зверевские часы.

— Хорошие у тебя котлы, — сказал вертухай.

— Да, — сказал Зверев.

— Продай, — сказал вертухай.

— Нет, — сказал Зверев. Эту шикарную «Омегу» ему подарил Лысый. Продавать или обменивать ее на что-либо он не собирался.

— Зря, — сказал вертухай. На «Омегу» он смотрел с вожделением. Через два дня он снова вернулся к этой теме:

— Продай.

— А письмишко можешь отправить? — спросил Сашка.

— Письмишко?

— Да, корешу весточку, — сказал Зверев и протянул служивому часы: на, смотри. Он сделал это с умыслом: когда человек уже подержал в руках понравившуюся вещь, уже примерил ее и почти ощутил себя владельцем, отказаться ему труднее. Вертухай покрутил хронометр и так и этак, надел браслет на руку… вздохнул и сказал: письмишко нельзя. Давай, мол, я тебе водочки, или пожрать… или чаю-курева.

— Нет, — сказал Зверев и забрал хронометр обратно. Еще через два дня вертухай дозрел: давай свое письмо. Только — смотри! — никому.

Так в Питер ушло послание с просьбой о помощи. Сашке оставалось только ждать и надеяться. Он даже не мог быть уверен, что вертухай сдержит слово. А что, собственно, мешает ему просто выбросить Сашкин SOS в урну? Ничего, кроме совести. А совесть… ну, в общем, совесть человеческая чем-то похожа на надувной шарик. И размер ее, и форма могут сильно меняться в зависимости от обстоятельств. Звереву оставалось только надеяться, что ценитель хороших часов не обманет.

Одновременно Сашка послал несколько писем по официальным каналам. Два из них — Семену Галкину и Лысому. Прочитает лагерная цензура? Пусть читает. А третье — в прокуратуру — цензор вскрывать не имеет права. Все три письма были страховкой, все три несли информацию о том, что содержат Зверева в ПТК. И содержат незаконно.

Прокуратура, конечно, Сашкиной жалобой не особо-то будет заниматься: что, осужденный жалуется? Так они все жалуются… ну-ка, что там такое? Так… вот, систематический (!) отказ от работы… неподчинение… решение судьи. Так чего он хочет? Все законно! Еще и мало дали, надо бы больше… Резолюция. Печать. Подпись прокурора… СИДИ, УРОД, НЕ РЫПАЙСЯ.

…Семен Галкин получил от Зверева и еще одно письмо, но уже отправленное через вертухая. Прочитал, выпил водки. Прочитал еще раз. Потом выругался и позвонил Стасу. Через час опер (вернее — бывший опер, нынче пенсионер) и бандит встретились в маленьком, кафе. Стас выслушал Семена, матюгнулся и сказал:

— Будем решать вопрос. Завтра… нет, послезавтра лечу в Тагил. Я там кой-кого знаю, помогут.

Стас не сказал Галкину, что Лысого тоже прессуют и в Архангельскую область тоже уехали решать вопрос. Стас ничего не сказал Галкину про то, что он и сам отсидел в ПКТ больше пяти месяцев… Послезавтра он вылетел в Екатеринбург, а оттуда на частнике рванул в Нижний Тагил. Стасу не очень хотелось помогать менту. Да, они вместе ходили на дело, и Зверев вел себя нормально, не мандражил… да, Зверева фактически приняли в команду. Но все равно он оставался ментом.

Помогать менту, хоть и бывшему, не очень хотелось, но за Зверева стоял Лысый. И еще — Стас предчувствовал свой конец… хотелось сделать напоследок что-то хорошее… Через месяц Стаса убьют во время рядовой стрелки. Он предчувствовал свой конец и торопился что-нибудь доброе сделать напоследок.

В Тагиле он встретился со старым лагерным корешем, изложил проблему под косяк хорошей анаши. Кореш, в отличие от Стаса, воровских традиций держался крепко и помогать менту отказался наотрез.