Большая книга хирурга - Углов Федор (читать книги онлайн TXT) 📗
Спасибо вам от клиники, спасибо и от института, куда вы стали привлекать слушателей и больных.
Должен закончить свое выступление пожеланием вам дальнейших успехов, в которых, я думаю, теперь никакие скептики уже не могут сомневаться, и пожеланием, чтобы вы всегда оставались тем же простым, доброжелательным товарищем, каким вы были все это время!
…Слушая, что говорил обо мне учитель, я думал: пусть у меня, как и прежде, будут силы, я все их без остатка отдам медицине, больным людям. Я должен оправдать эти святые для меня слова Учителя.
Глава 15
Дороги приходится выбирать
Январь 1950 года опечалил нас, ленинградских врачей, известием о внезапной кончине Юстина Юлиановича Джанелидзе. Ушел из жизни крупный ученый, превосходный хирург, очень одаренный педагог, прирожденный организатор.
Как хирург, он прославился еще в молодости своей операцией ушивания раны сердца человеку, который прожил после этого много лет. Позднее вышла в свет его монография о ранениях сердца, долгое время остававшаяся единственным руководством по этой проблеме. Затем последовали другие монографии, в том числе монография по лечению бронхиальных свищей, уже посмертно отмеченная Государственной премией. Чуть ли не самым первым в стране он стал делать операции по поводу слипчивого перикардита, а также при незаращении боталлова протока.
Будучи одним из руководителей Института скорой помощи в Ленинграде, Ю. Ю. Джанелидзе провел немало всесоюзных конференций по узловым вопросам неотложной хирургии брюшной полости. Они привлекли внимание всей медицинской общественности, оказали благотворное влияние на развитие этого раздела отечественной хирургии…
Неоднократно он выезжал за границу с научными докладами. Последняя его поездка была в Соединенные Штаты Америки. Оттуда Юстин Юлианович вернулся, полный впечатлений от прогресса мирной хирургии, которого добились американские хирурги в послевоенные годы. Как позже рассказывала мне его ученица – Зинаида Васильевна Оглоблина, – он выражал свой восторг, забывая порой оттенить те благоприятные условия, которые хирурги США имели в годы войны. И на одном из заседаний, где Юстин Юлианович делился своими впечатлениями, вдруг поднялся молодой подполковник медслужбы С. и во всеуслышание обвинил Джанелидзе «в преклонении перед Западом». Не сделавший для хирургии и тысячной доли того, что сделал известный профессор, он резко, в патетической форме поучал Юстина Юлиановича «с должным уважением относиться к нашим выдающимся достижениям», «не позорить безответственными заявлениями форму, которую мы носим» и т. п.
Тут нужно заметить, что у Джанелидзе, как у главного хирурга Военно-морского флота, были на плечах погоны генерал-лейтенанта медицинской службы. Вспыльчивый по натуре, он в не менее резкой форме ответил на выпад подполковника, назвав его «формалистом», и добавил еще какое-то оскорбительное выражение. Тот подал заявление «в суд офицерской чести». Тогда это было модно: приказ о таких судах к тому же подписал Сталин – им сразу же придали большое значение. И Юстин Юлианович, самолюбивый, привыкший смотреть на все как бы с пьедестала, не перенес угрозы суда. Ему становилось все хуже. Так он и не поправился.
Потеря для отечественной хирургии была невосполнимой и, конечно, неоправданной. Здесь «принцип» был поставлен выше человечности и разума. В результате врач, не представлявший собой такой большой ценности для медицины, воспользовавшись стечением обстоятельств и нашими негибкими указами, погубил ученого, который был очень полезен и многое еще сделал бы для страны. Тем более что со стороны подполковника была также допущена бестактность, но только в неподсудных выражениях.
Ю. Ю. Джанелидзе почти четверть века заведовал кафедрой госпитальной хирургии 1-го Ленинградского медицинского института. До него этой кафедрой шесть лет руководили Н. Н. Петров, а еще раньше – А. А. Кадьян. Все – выдающиеся хирурги, лидеры русской хирургической школы!
Естественно, что вокруг кандидатуры на эту должность начались большие споры. Но ни у кого не было сомнения, что возглавить ее должен хирург с именем, известным всей стране. Хирургическая молодежь, особенно работающая на этой кафедре, хотела иметь такого руководителя, который бы сам деятельно занимался новыми проблемами медицины и поддерживал бы начинания молодых ученых… И поэтому ко мне пришли представители общественных организаций медицинского института и, сославшись на то, что директор института обещает поддержку, посоветовали подать на конкурс.
В родной клинике мне было хорошо, я не хотел уходить отсюда, хотя приглашения перейти в то или иное место поступали постоянно, и Николай Николаевич советовал приглядеть самостоятельную работу, чтобы у меня, как у ученого, был больший размах… «Ты уже подготовлен к такому, – говорил он мне. – Отпускать жалко, а не отпускать – делу вредить!»
Избрание на ту или иную научную должность в нашей стране всегда считалось делом исключительной важности, и здесь часто скрещивались шпаги добра и зла. Еще Ломоносов, боровшийся со всякого рода авантюристами, приезжавшими за легкой добычей в нашу страну и так и не научившимися ее уважать, писал: «Вы, сидящие на шее приютившего вас народа! Почему вы относитесь без должного уважения к нашим правилам и обычаям?» Находясь в академии и ведя беспощадную борьбу с такими «иноверцами», он в конце концов добился очень многого в смысле объективной оценки соискателя на научную должность.
И тот факт, что наши научные учреждения, как правило, возглавляли крупнейшие представители русской науки, являлся выражением объективного отношения к выбору руководителя и залогом большой творческой работы того или иного учреждения. Достаточно указать на то, что директором Института физиологии в Ленинграде был И. П. Павлов, Института экспериментальной медицины – П. М. Быков, Института онкологии в Ленинграде – Н. Н. Петров, Института нейрохирургии в Ленинграде – А. Л. Поленов, Института нейрохирургии в Москве – Н. Н. Бурденко, Института скорой помощи в Ленинграде – Ю. Ю. Джанелидзе, а в Москве – С. С. Юдин и т. д. Этим и обусловливались высокий авторитет и передовая наука. И до сих пор там, где в руководстве научным учреждением стоит крупный ученый, там заметен прогресс этого раздела науки.
При избрании профессоров в вузы соблюдались принципы, по которым на эту должность выдвигались наиболее достойные. Во всяком случае, я никаких шагов не предпринимал, ни с кем не разговаривал и решил все пустить на самостоятельное течение. Слышал, что некоторые из конкурентов предпринимают энергичные меры в свою пользу. Я же не знал тогда, что надо делать, да и не хотел ничего предпринимать, тем более что в то время плохо представлял весь процесс избрания профессора и был глубоко убежден, что ученые изберут, несомненно, наиболее достойного.
И теперь, переговорив с представителями 1-го Медицинского института, я первым делом пошел со своими сомнениями к Николаю Николаевичу. Учитель сказал, что уже думал над этим и сам хотел посоветовать мне то же самое…
Я подал заявление. Этот шаг был расценен многими как вызов маститым хирургам. Ведь на конкурс подали заявление семь человек, и хотя мне шел тогда сорок шестой год, другие были значительно старше. Чуть ли не все они уже заслуженные деятели науки, а профессор Н. Н. Самарин – член-корреспондент Акажемии медицинских наук СССР. Мне говорили, что, когда он узнал про мое конкурсное заявление, засмеялся и воскликнул: «Вот здорово! На одно место конкурируем – Федька и я!»
А споры о том, кому возглавить эту кафедру, не затихали среди видных хирургов Ленинграда и Москвы. Мне о них рассказали много лет спустя, на съезде хирургов, – так памятны были те споры! Съезд состоялся в Ленинграде уже в конце пятидесятых годов. Тогда на одну мою показательную операцию пришли знаменитые хирурги из разных городов Союза, и среди них профессор Валерий Иванович Казанский. Когда вышли из операционной, я пригласил гостей в кабинет на чашку чая. Казанский, дав высокую оценку только что состоявшейся операции, сказал:
