Изгнание (ЛП) - Мессенджер Шеннон (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

- О, вы имеете в виду сломанной. - Она не стала скрывать горечь в ее голосе. - Как хорошо для вас, позволить мне остаться поврежденной и работать со сбоями.

- Ты только немного сломана. Ты все еще можешь жить совершенно нормальной жизнью, пока принимаешь свое лекарство, чтобы не выцветать.

- Но я не смогу исправить Прентиса и Олдена, верно?

- Нет. Твой разум больше никогда не будет непроницаемым. Не без этого.

- Ну, тогда выбора действительно нет?

- Выбор есть, Софи. Ты можешь выбрать свою защиту.

Она уставилась на бутылку в его руках, пытаясь не думать о горящей крапивнице или поднимающейся боли, как было при ее последнем приступе аллергии. И об игле...

Она не могла смотреть на нее.

И что относительно ее семьи? Грэйди и Эделайн хотели бы, чтобы она рискнула своей жизнью ради этого?

Но могла ли она жить в ладу с собой, если оставит Олдена в ловушке в кошмаре его безумия и Прентиса, пускающего слюни в его тусклой камере в Изгнании?

- Дайте пузырек.

Печальная улыбка смяла вздутые губы мистера Форкла.

- Твоя храбрость никогда не прекращает поражать меня.

Он встал, жестом показывая ей откинуться назад на раскладушке, и она не потрудилась спорить. Он вручил ей пузырек, когда она устроилась.

- Я сделаю все, что смогу, чтобы провести тебя через это. Но тебе нужно упорно бороться.

- Я всегда это делаю.

Она уставилась на кристаллический пузырек, наблюдая за жидкостью в ее трясущихся руках. Еще было не поздно передумать.

Или возможно было.

Она открыла кристаллическую пробку и опрокинула соленую, железистую жидкость в горло.

Глава 57

В ту секунду, когда лимбиум попал ей на язык, он начал раздуваться, и Софи едва удалось с трудом проглотить жидкость, прежде чем она начала задыхаться. Дышать стало невозможно, и чем больше времени проходило, тем сильнее ее легкие кричали о воздухе.

Комната потускнела, и звуки стали гулом... но ее сознание не исчезало. Она чувствовала каждую секунду, когда жидкость жгла ее, она сглатывала что-то более горячее, чем огонь. Будто она проглотила солнце. В животе все сжалось, а руки и ноги вывернулись, и она попыталась думать через боль, считать проходившие секунды, искать какой-нибудь знак, что скоро наступит облегчение. Но агония была слишком всепоглощающей.

Она больше не боялась игл. Она хотела их... нуждался в них. Где они были? Она не могла держаться еще дольше. Тем не менее огонь горел, мчась в ее голову и иссушая, так горячо, она была уверена, что ее мозг таял в аду. Возможно, так и было. Белый свет взорвался под ее веками, и в течение секунды она чувствовала, что давление ослабло.

Это было оно? Она была исправлена?

Она не могла сказать... облегчение было слишком мимолетным. И тьма, которая бросилась на место света, была намного хуже. Холодная, толстая и пустая, и Софи могла чувствовать, как погружалась в нее, гораздо глубже и гораздо чернее, чем бессознательное состояние, и она знала каждым волокном своего существа, что никогда не вернется. Она закрывалась. Ускользала.

Потом что-то вонзило в ее руку, и новая боль потянула ее на свободу. Ее тело было истерзано, а внутренности хотели взорваться от давления, когда мягкий серый туман раздувался в ее разуме. Она сфокусировалась на нем, используя его, чтобы плыть над тенями, когда ее внутренности снова поднялись, и давление в груди стало невыносимым, она хотела кричать. Но когда она открыла рот, порыв воздуха заполнил ее тело.

Ее первое дыхание.

Потом следующее.

И еще одно.

Она хотела сосчитать их... уцепиться за них... отпраздновать каждое. Но туман в голове становился толще, и она больше не могла бороться с облаками. Она понадеялась и доверилась им и почувствовала, что они понесли ее.

- Я выпускаю тебя из поля зрения на несколько минут, и ты снова уже почти умираешь, - сказал Киф, его слова звучали молотом в ее голове.

Софи открыла глаза... и немедленно закрыла их, поскольку свет горел слишком ярко. Она попыталась говорить, но все, что она могла сделать - это закашлять и согнуться, что заставило ее понять, что ее тело белело в миллионе мест.

- Эй, легче. Я не шучу о том, что ты почти умерла. Какой-то морщинистый чувак принес тебя сюда и сказал, что почти потерял тебя — дважды — но он думает, что теперь ты в порядке. Ну, кроме нагруженного болью грузовика, который он сказал, проедется по тебе, потому что твой ум должен будет оставаться «нетронутым» никакими лекарствами в течение по крайней мере двадцати четырех часов. Что-нибудь из этого звучит знакомо?

- Крошки и кусочки, - удалось ей выдавить между кашлем.

- Хорошо. Тогда возможно ты сможешь прикрыть меня, потому что он сказал мне, что ты почти умерла. Уверен, что Грэйди захочет убить меня, когда я приведу тебя домой в таком виде.

- Я в порядке.

- Э... ты не видишь то, что вижу я. Ты вся потная и зеленая... не упоминая уже это жуткое синевато-красное пятно на руке.

Софи снова открыла глаза, и когда они сосредоточились, она увидела огромный синяк от иглы. Добавим его к ее списку причин, почему она никогда не хотела снова видеть шприцы.

- Все хорошо. Они должны были дать мне лимбиум, чтобы исправить меня, а затем он дал мне какое-то человеческое лекарство, чтобы остановить аллергию.

- Звучит... весело.

- Да, удивительно быть мной.

Она попыталась не думать о других вещах, которые мистер Форкл сказал ей о ее генетике, но она с трудом восприняла передачу Силвени:

Друг! Софи! Друг!

- Тебя правда исправили, а? Как думаешь, ты сможешь помочь..?

Он не произнес имя, и Софи не хотела, чтобы он это делал. Только когда она узнает наверняка.

- Я не думаю, что буду знать, пока не попытаюсь. Мистер Форкл дал тебе еще какие-нибудь инструкции, когда принес меня сюда?

- Он дал мне, крошечный, запечатанный свиток... сказал, что это для Грэйди или Элвина. Кстати, а что это был за парень?

- Парень, который изображал моего старого соседа, чтобы следить за мной у людей. И очевидно он - тот, кто сделал меня.

- Сделал тебя? Так, значит... он - твой отец?

- Я... я так не думаю. - Она никогда не обдумывала это.

А мог ли он быть им?

Он был Телепатом. Непроницаемым Телепатом.

И он создал ее.

И он заботился о ней.

Она дрожала так сильно, что ее зубы стучали.

Она отказалась верить в это. Отец никогда бы не стал играть с генами своей дочери так, как это сделала мистер Форкл. И отец никогда не бросил одурманенную дочь одну на улицах Парижа... даже если бы он действительно думал, что она будет в порядке. И он бы не оставил ее на твердой земле холодной пещеры только с ее другом, летающей лошадью и свитком, после того, как она почти чуть не умерла... снова.

Кроме того, он не был худшим отцом в мире.

С другой стороны Грэйди и Эделайн позволили ей рискнуть всем, чтобы найти Черного Лебедя...

- Эй, ты в порядке? - спросил Киф, когда она сжалась в комок.

Она не хотела знать больше ужасных вещей о своем прошлом или о том, кем она была. Становилось только хуже и хуже.

Одно рыдание слетело с ее губ, и как только шлюзы были открыты, это не возможно было остановить. Она ждала, что Киф поддразнит ее, но он просто быстро придвинулся ближе, поднял ее голову, таким образом, чтобы она опиралась о его колено вместо скалистой земли.

- Прости, - пробормотала она, когда рыдания, наконец, утихли.

- За что?

- Я должна быть храбрее.

- Хм, я не знаю, понимаешь ли ты это, но ты - самый храбрый человек, которого я знаю... безусловно. Плачь, если хочешь. Если кто-либо и имеет право, так это ты.

- Спасибо. - Она сконцентрировалась на медленных, глубоких вздохах, чтобы успокоиться, но каждый только заставлял ее больше осознавать, насколько у нее все болело. Она определенно могла чувствовать, что они почти убили ее на сей раз. Каждая ее частичка болела. Глубокая боль, будто острую булавку втыкали в каждую клетку.