Богатые наследуют. Книга 1 - Адлер Элизабет (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Она опять закрыла глаза, моля Бога, чтобы это было кошмарным сном и тогда она сможет просто забыть обо всем, словно этого никогда не было, но это было бесполезно. Как бы она ни пыталась, она никогда не сможет забыть слова Фелипе, когда она лежала, уничтоженная, на роскошном желтом диване, ее красивое серое платье было разорвано и пропитано ее собственной кровью.
– Ты, назойливая маленькая сука, – процедил он презрительно. – Ты сама просила этого!
Затем, набросив на нее пелерину, он позвал гондольера, щедро заплатил ему и велел отвезти ее назад в палаццо Гритти. Фелипе схватил ее за плечи, прижав ее на мгновение, словно обнимая, но вместо этого он прошептал угрожающе:
– Если ты когда-нибудь хоть словом заикнешься о сегодняшней ночи, хоть кому-нибудь, Поппи, считай, что ты уже мертва!
И он швырнул ее, дрожащую, в гондолу.
Было уже очень поздно, когда она добралась до палаццо, и только консьерж заметил, как она поспешила через холл. Он взглянул на нее с любопытством, а потом опять уткнулся в газету. Оказавшись опять в безопасности своей комнаты, она сорвала с себя растерзанное платье и, чувствуя приступы отвращения к своему телу, спрятала платье в корзину для использованного белья, вместе с изодранными нижними юбками. С трудом найдя силы, чтобы повернуть тяжелые тугие латунные краны, она наполнила ванну горячей водой и стала яростно соскребать с себя воображаемые следы тела Фелипе.
А потом, в чистой рубашке из хлопка, она свернулась на середине кровати. Больше всего на свете ей хотелось только одного – умереть.
Даже сейчас, когда солнце своими лучами начинало новый день – день, оставшийся до свадьбы Энджел, – Поппи по-прежнему думала о смерти. Она никогда не сможет никому рассказать о том, что случилось – ведь ей никто не поверит. В отчаянии она думала о том, что убьет себя – она примет яд… но она не знала, где купить его… Поппи вспомнила с тоской комнату на ранчо, где хранилось оружие – винтовки, с красиво декорированным ложем, хранились в запертых шкафах, а коллекция Ника, пистолеты с инкрустированными серебром и перламутром рукоятками, были выставлены в застекленных ящиках. Там все было бы просто.
Она повернула голову на легкий стук в дверь.
– Вставай же, соня, – позвала ее весело Энджел. – Разве ты забыла, что нам нужно сделать последние покупки?
– Ох… почему бы вам не пойти без меня? – откликнулась Поппи, ища отчаянно какую-нибудь причину для отказа. – Я… у меня опять эта противная головная боль.
– О, бедная Поппи, – закричала Энджел. – Воздух Венеции и впрямь не подходит тебе, я права? Может, позвать врача?
– Нет, нет, – Поппи обнаружила, что отвечает вполне нормальным тоном… – Я просто немного полежу, отдохну… не беспокойся.
Неожиданно она поняла, что Энджел ни о чем не подозревает. Никто не подозревает. Только она и Фелипе знают правду. Искорка надежды мелькнула сквозь ее отчаяние. Если она будет умной… никому нет нужды знать о ее позоре. Хотя это, без сомнения, написано у нее на лице. Она стала пристально рассматривать себя в зеркале, но, если бы не круги под глазами, она выглядела как всегда.
Она сидела в кровати и изо всех сил старалась держаться спокойной, когда Розалия и тетушка Мэлоди прибежали узнать, все ли с ней в порядке.
– Я начинаю очень беспокоиться о тебе, Поппи, – сказала Розалия, взволнованно касаясь губами ее лба, чтобы проверить, нет ли жара.
– Чепуха, – буркнула тетушка Мэлоди. – Девочка просто больна от любви – вот и все!
Глаза Поппи широко раскрылись – что она имеет в виду?
– Это уж точно любовь, – не унималась тетушка Мэлоди. – Ведь они с Энджел все всегда делают одновременно.
– Что ж, посмотрим, – засмеялась Розалия, глядя в зеркало Поппи и поправляя свою соломенную шляпку. – Есть один молодой человек – дома, которому просто не терпится поскорее увидеть ее опять. Грэг очень расстроился, что не смог поехать с нами, и я подозреваю – из-за тебя, Поппи. Но хватит мне быть свахой, нам пора идти. Энджел не должна видеть Фелипе до свадьбы, так что у нас сегодня будет просто семейный обед вечером. Господи, я так нервничаю из-за завтрашнего – и все эти принцы и графини! Мне снились ужасные сны – будто мы тонем в канале со всем нашим свадебным убранством. До свидания Поппи, мы вернемся поздно. Почему бы тебе не открыть окно и не подышать свежим воздухом, посмотреть на солнечную улицу? Мне не хочется оставлять тебя в полумраке.
Поппи откинулась на подушки, думая о том, что только что сказала Розалия. Ее поразила собственная тупость. Конечно! Ответ был совсем рядом – всегда. У нее могло бы быть все, о чем она так тосковала. Она могла бы быть Поппи Констант. Ей просто нужно было выйти замуж за Грэга.
В три часа дня, сентябрьским днем, похожая на неземное, эфирное видение в своем подвенечном платье, Энджел плыла в убранной цветами свадебной гондоле по Гранд Каналу к величественной церкви Санта-Мария делла Салюте. Облака затянули почти весь небосклон, и погода была то ясной, то пасмурно-серой. Венеция замерла в предгрозовой тишине, в которой каждый звук казался глубоким и значительным. Музыка Баха словно вздымала ввысь древние стены, и только улыбка Энджел была легкой и безмятежной, когда она входила в двери церкви.
Поппи, в струящемся зеленом платье из шелка и тафты, со свежими, будто рубиновыми, розами, вплетенными в ее пышные волосы, шла позади и думала о том, что Энджел – самая чудесная грёза-невеста. Ее подвенечное платье было из белого тяжелого атласа, с длинным шлейфом, отделанное великолепным кружевом и расшитое жемчугом и хрустальными бусинами. Те же зубчатые кружева обрамляли ее длинную гибкую шею, и шелковистая тюлевая фата каскадом спадала с бриллиантовой тиары Ринарди, надетой на ее чудесные белокурые волосы. Фата скрывала выражение ее лица, когда она шла под руку с отцом к алтарю, но Поппи знала, что оно светится счастьем.
Сжимая свой маленький букет так сильно, что шипы впивались ей в пальцы, Поппи медленно шла за ними, ее глаза были прикованы к волнующемуся шлейфу платья Энджел. Когда она наконец подняла глаза и взглянула украдкой, она увидела, что глаза Фелипе смотрели лишь на невесту, когда она повторяла свой обет.
Думай о том, что ты – актриса, – внушала себе Поппи, когда одевалась к свадебным торжествам – просто незаметная, незначительная актриса в какой-то глупой пьесе. И теперь, когда она ставила подпись, она молила Бога о том, чтобы ее рука не дрожала; и она гордо улыбалась для свадебной фотографии и весело смеялась шуткам Фелипе, когда он поднимал бокалы, произнося традиционные тосты.
– А теперь, конечно, все мы должны выпить за самую красивую подружку невесты, – провозгласил он без тени насмешки. Он поднял бокал по направлению к ней, но улыбался он Энджел.
Позже, когда она была вдвоем с Энджел, помогая ей переодеться в бледно-голубое шелковое платье, Поппи была намеренно весела.
– Сначала мы поедем в Париж, – вздохнула полная ожиданий Энджел. – Конечно, Фелипе знает его так же, как Венецию; он называет его своим вторым домом, но для меня это будет – словно открыть целый новый город. Потом Лондон… затем Нью-Йорк…
Надевая новую маленькую кремовую соломенную шляпку, с вуалью и бледными розами, под безошибочно верным углом, она покрутилась перед зеркалом, а затем обняла Поппи.
– Я так люблю тебя, Поппи, – проговорила она. – Ты – моя самая любимая сестричка, какая только может быть у кого-нибудь. Милая Поппи!
И позже, когда она спускалась по мраморным ступенькам, рука об руку с Фелипе, она бросила Поппи букет.
– Ты следующая, и я надеюсь – это будет Грэг, – шепнула она, когда целовала ее на прощание. А потом, с охапкой роз, слыша вслед пожелания любви и счастья, Энджел и Фелипе уплыли по Гранд Каналу к вокзалу Санта-Лючия – к поезду, который повезет их в Париж, в их новую жизнь.
Улыбка, которая была надета на лицо Поппи с самого раннего утра, увяла, когда они скрылись из виду. Все кончено. Она думала – неужели для Фелипе так мало значило то, что сделал он с ней? Неужели он просто забыл об этом, потому что не было и следа раскаяния, жалости или вины в его поведении. Он даже не взглянул на нее. Она задрожала от внезапно подступившей ненависти; она ненавидела Фелипе, и она ненавидела Джэба Мэллори. Двух людей, которым она отдала всю свою любовь и которые растоптали ее и бросили без малейших колебаний и угрызений совести.
