Счастливо оставаться! (сборник) - Булатова Татьяна (читать книги бесплатно txt) 📗
– Сте-е-епа! Сте-почка…
Из кухни выглянула ни о чем не подозревающая Ираида, всегда стоящая на страже семейного покоя:
– Ма-а-ама, – с укоризной шикнула она. – Вы чего шумите? Спят же все!
– Ирочка, – проронила свекровь. – Ирочка… – и заплакала.
Видя, что Полина Михайловна не двигается с места, что волосы ее не собраны, а из-под плаща виднеется край ночной сорочки, невестка напряглась. Ираида не была склонна к долгим размышлениям, к анализу ситуации, всегда в запасе имела пару готовых для отпора фраз, порой и употребляемых-то не к месту, но в данный момент почувствовала, что неспроста ранним утром навестила ее всегда выдержанная свекровь. Ираида Семеновна молча поднялась. Словно в замедленном режиме вышла из дома и медленно, непривычно для себя, побрела в сторону застывшей в калитке Полины Михайловны.
– Ма-ам? – тихо спросила Ираида.
Свекровь отворачивалась от пытливых невесткиных глаз, пытаясь удержать душившие ее рыдания. Голос старшей Звягиной рвался:
– Ира… Буди Степу. Буди, девочка. Отец…
Ираида, по-женски быстро заразившаяся страшной бедой, все поняла и встречных вопросов задавать не стала.
– Иди, Ирочка, – заплакала Полина Михайловна. – Иди же. Скорей…
– Пойдемте, мама. – Ираида Семеновна подхватила свекровь под руку и, прижавшись к ней своим добрым телом, медленно повела разом состарившуюся женщину к дому.
Свекровь не сопротивлялась. Прежде статная, Полина Михайловна сгорбилась. Голова ее мелко и часто подрагивала, словно она с чем-то не соглашалась. Ноги ступали нетвердо, как будто после долгой болезни, подгибались. Казалось, женщина забыла дорогу и шла, словно слепая.
Ираида помогла свекрови подняться по ступенькам. Обе остановились в дверях и посмотрели друг на друга:
– Иди, Ирочка, – как заведенная, повторяла Полина Михайловна. – Иди. Буди Степу. Иди, Ира. Иди…
Ираида Семеновна усадила свекровь в кухне, дрожащими пальцами провела по плечам, поцеловала в затылок и прижалась к влажному виску:
– Сейчас, мама. Сейчас.
Свекровь пребывала в каком-то полусне: сидела прямо, не шелохнувшись, смотрела в одну точку. Ираида оторвалась от убитой горем женщины и быстро стала подниматься на второй этаж.
Степан, широко раскинув руки, крепко спал. К его большой голове медленно подкрадывался солнечный луч, частично запутавшийся в когда-то буйных кудрях. Рука, отброшенная на половину жены, была темной от загара и смотрелась как-то отдельно от тела. Ираида, застывшая над мужем, любовно медлила, пытаясь хоть немного отсрочить встречу Степана с бедой. Наконец решилась и тихо позвала:
– Сте-епа…
Провалившийся в глубокий сон супруг на зов не откликнулся. Ираида присела на кровать и легко коснулась руки спящего:
– Сте-е-епа, вставай… Вставай… – теперь потрясла мужа за руку.
Степан с неохотой открыл глаза и тут же закрыл, оберегая их от яркого света.
– Вставай, Степа, – настойчиво повторила Ираида. – Там Полина пришла… Мама.
– А который час? – поинтересовался муж, зевая и потягиваясь.
Ираида Семеновна не ответила и попыталась отвести взгляд. Она не знала, что говорить, как говорить, и потому медлила. От Степана не ускользнула растерянность жены, и он уточнил:
– А зачем мать-то так рано приходила?
– Она там внизу… Внизу сидит…
Звягин тревожно посмотрел на жену, и в душе поселилось нехорошее предчувствие:
– А что случилось, Ирка?
– Беда у нас, Степа. Отец твой…
– По-нят-но, – протянул Звягин и сел в постели. Он ненавидел наступившее утро. Боялся встречи с матерью. Боялся смотреть жене в глаза, дабы не увидеть в них лихорадочного отблеска беды. Боялся, что заплачет, а потому, нарочно огрубив и без того хриплый со сна голос, бросил Ираиде:
– Штаны подай!
Та беспрекословно, с излишней даже готовностью, протянула их мужу. Степан секунду подержал их в руках, словно примериваясь. Потом привычным жестом натянул штанины сразу на обе ноги и ловко, заученным движением встал.
– Сте-епа… – сделала шаг вперед Ираида, но коснуться мужа не решилась.
– Э-э-эх… – вздохнул Степан, стряхнул с себя что-то невидимое и, старательно обойдя жену, направился вниз. Ираида тенью скользнула следом.
На шум шагов Полина Михайловна не отреагировала: как ее невестка оставила, так она и сидела, уставившись в одну точку. Разве только немного раскачивалась из стороны в сторону, да губы ее при этом беззвучно шевелились. Со стороны могло показаться, что Ираидина свекровь разговаривает сама с собой.
«Господи, – подумала Ираида Семеновна, – как бы умом не тронулась. Ведь горе-то какое!»
– Мама, – осторожно позвал Степан.
Полина Михайловна повернулась на голос. Не закричала. Просто поджала губу, чтобы та предательски не дрожала.
Если бы мать заголосила, бросилась бы к сыну или, на худой конец, просто на пол, Степан знал бы, что делать. Но она молчала.
Ираида подтолкнула мужа к матери, тот с испугом оглянулся на жену, но шаг был сделан, и через секунду Степан уже сидел на соседнем стуле, выложив большие руки на стол.
– Надо идти туда, – проговорила Ираида Семеновна. – Нехорошо как-то… Один в доме. Не по-людски.
Полина Михайловна часто-часто закивала головой. Поднялась, с тоской глядя на сына, неловко переступая с ноги на ногу.
– Давайте, мама. И ты, Степа, тоже вставай. Я сейчас детей подниму и следом.
– Не приводи, детей, Ира, – попросила свекровь. – Не надо им это видеть. Рано.
– Рано не рано, – возразила Ираида, – а с дедом надо проститься. И справку надо. И обмыть… Господи, мама, обмыть же! Кого звать?
– Никого не будем звать. Сами со Степой. Отец не хотел.
– Не положено так, мама.
– Не спорь со мной, девочка, – попросила Полина Михайловна.
Перед ее глазами стояла та, давнишняя картина из позапрошлого года, когда вместе с мужем навещали в областной больнице лежавшую там на обследовании сватью. Была середина ноября – холодно, бесснежно и ветрено. Сначала стояли в вестибюле терапевтического корпуса. Сватья ругала врачей, медсестер, соседок по палате. Жаловалась, что кормят невкусно, по-больничному пресно. Долго благодарила за привезенные гостинцы и все время спрашивала: «Как там наши?»
Зиновий Петрович томился. Выходил курить. Потом возвращался. Сваха начала гнать гостей. В итоге простились, по-этикетному троекратно поцеловавшись.
Вышли молча и направились к воротам. Откуда-то слева раздался металлический скрежет: из «санитарки» выгрузили оцинкованные носилки, на них – голая мертвая женщина. Большая грудь свесилась, круглые крупные плечи пугали своей восковой желтизной. Вырвавшийся из-за угла ветер затрепал соломенную пергидрольную прядь несвежих волос.
– Чче-ерт, – выдохнул Зиновий Петрович и отвернулся. Полина Михайловна заспешила за мужем. Вслед послышался грохот опускаемого лифта. Хлопнула дверь санитарки, и машина отъехала.
«Морг, видимо», – подумала Звягина и подставила лицо ветру. Муж закурил и между делом бодро и по-деловому сказал:
– В больницу, если что, не отдавай. Не хочу, чтобы голым… на носилках… в шахту. Сама обмоешь, чужих чтоб рядом не было… И бабок не зови…
Так и сделала. Хотелось припасть к застывшему телу, пугал холод. Дважды Полина вставала перед мужем на колени, и дважды сын поднимал ее и возвращал к страшному прощальному делу. Одевали Зиновия Петровича трудно и медленно – тело не гнулось, и пальцы не слушались. Мелкие пуговицы на рубашке все время выскальзывали из петель. Но Полина Михайловна не торопилась, застывая над каждой пуговицей и обращаясь к мужу с просьбой подождать.
Попросила расческу. Любовно провела по волосам, не замечая, как на лицо покойника падают ее слезы, оставляя за собой глянцевые полосы. Склонилась над мужем, многократно поцеловала оправившийся от морщин лоб, со стоном сбросила положенные на глаза Степаном пятаки и наконец-то отчаянно закричала: «По-че-му?»
– Почему он? Почему сейчас? За что?
Младший Звягин матери не мешал. Тихо делал свое дело – связывал веревочкой отцовские руки, так и норовившие лечь вдоль тела. Ему хотелось прижаться к отцу – к плечу, к рукам, к груди, в конце концов. Прижаться и заскулить, тонко и жалобно: вдруг встанет? Встанет и скажет: «Вы это, мать ети, чего? Чего надумали? Живой я пока…»
