Незабываемые ночи - Эшли Дженнифер (электронные книги бесплатно TXT) 📗
Мак взял палитру, развел краски и стал писать портрет. Приглушенные тона, множество оттенков белого, краска для теней получилась в результате смешивания зеленого, темно-коричневого и темно-красного. Ее зеленые глаза он приглушил черным, абсолютно точно передав их блеск.
Когда Мак закончил, небо стало светлеть, потому что приближался рассвет. Он бросил на стол палитру, сунул кисти в банку со скипидаром и стал пристально рассматривать свою работу.
Его охватило ощущение радости. После такого долгого, очень долгого, времени его способности возродились вновь.
С холста на него смотрела женщина: чуть вздернутый подбородок, полураскрытые в улыбке губы. Рыжие волосы рассыпались по плечам, а глаза смотрят высокомерно и одновременно соблазнительно. Бутоны желтых роз, нарисованные насыщенной желтой краской Мака, свисали с ее вьющихся волос, как будто она танцевала всю ночь напролет и пришла домой, полумертвая от усталости. Он не стал рисовать платье, в котором она была вчера, просто обозначил его темно-голубыми мазками, которые сливались с общим фоном.
Это была самая прекрасная работа, какую он сотворил за многие годы. Портрет пел на холсте, с легким изяществом струились цвета и выстраивались линии.
Мак на несколько секунд позволил своим натруженным, перепачканным краской пальцам парить над лицом женщины на портрете. Потом он решительно повернулся и вышел из студии.
На следующее утро Изабелла резким движением натянула перчатки и перед зеркалом в холле проверила, как сидит шляпка на голове. Сердце гулко стучало в груди, она была настроена решительно. Если Мак ничего не станет предпринимать в отношении поддельных картин, то этим займется она.
— Спасибо, Мортон, — кивнула она своему дворецкому, когда тот открыл перед ней дверь. — Пожалуйста, проверь, чтобы куртку лорда Маккензи почистили и вернули ему до полудня.
Изабелла оперлась на руку лакея и уселась в ландо. Только после того, как экипаж тронулся и занял свое место в утреннем потоке, она откинулась на подушки и позволила себе выдохнуть.
Вернувшись домой после бала у лорда Аберкромби, она очень мало спала. Когда Мак ушел с террасы, Изабелла почувствовала, как боль и обида заполнили ее сердце. Ей хотелось броситься следом за ним, заставить его вернуться и просить остаться.
Однако ей пришлось довольствоваться его курткой. Она положила ее рядом с собой в кровать, где могла прикасаться к ней и вдыхать запах Мака. Она долго не могла сомкнуть глаз, тоскуя по нему, пока наконец не заснула с мыслью о его улыбке и греховно страстном поцелуе.
Утром она приказала кучеру доставить ее на улицу Стрэнд, где находился магазин Крейна и Лонгмана, торгующий предметами искусства. Мистера Лонгмана уже не было в живых, умирая, он все оставил мистеру Крейну. Но мистер Крейн так и не убрал имя Лонгмана с вывески магазина.
Мистер Крейн, человек низенького роста, с мягкими ладонями и идеально ухоженными ногтями, поприветствовал Изабеллу, когда она вошла, и начал без остановки хвалить Мака Маккензи.
— Мистер Крейн, именно из-за Мака я пришла повидаться с вами, — начала Изабелла, когда владелец магазина истощил запас дежурных улыбок и комплиментов. — Пожалуйста, расскажите мне о картине, которую вы продали миссис Ли-Уотерс.
Крейн сцепил руки, наклонил голову и стал похож на маленькую упитанную птичку.
— О да. «Вид на Рим с Капитолийского холма». Отличная работа. Одна из его лучших картин.
— Вы ведь знаете, что Мак не продает свои работы? Он раздает их всем желающим. Вам не показалось странным, что эта картина вдруг поступила на продажу?
— В самом деле, я удивился, когда его светлость поручил нам продать ее, — заявил мистер Крейн.
— Мак поручил? Кто вам это сказал?
— Простите, что вы сказали? — удивленно спросил Крейн.
— Кто принес вам картину и сказал, что его светлость хочет ее продать?
— Ну конечно, его светлость сам сделал это.
— Вы уверены? — Теперь уже Изабелла удивленно моргала ресницами. — Мак сам принес сюда картину и сам передал ее вам?
— На самом деле не мне. Меня не было. Ее принял и включил в каталог мой помощник. Он сказал, что цена лорда Маккензи не волновала.
В голове Изабеллы лихорадочно проносились мысли. Она думала, что у нее будет простая задача: указать мистеру Крейну, что он продал подделку, и узнать, что он собирается предпринять в связи с этим. Теперь она сомневалась. Неужели Мак действительно написал эту картину и продал ее? Но почему?
— А ваш помощник знает Мака в лицо? Ведь не предположил же он, что это Мак, не спросив его?
— Миледи, я был удивлен не меньше вашего, но мой помощник в точности описал лорда Маккензи. Даже его беспечную манеру разговора, как будто его искусство не имеет для него особого значения. Очень мило с его стороны, имея такой талант. Милорд мало писал в последнее время, поэтому я был счастлив вообще получить от него хоть что-то.
Изабелла не знала, что говорить дальше. Она-то представляла себе, как спросит мистера Крейна, кто принес картину, пожурит за то, что он позволил подделкам пройти через его магазин. Но теперь не знала, что делать. Она была настолько уверена, что Мак не писал эту картину, хотя, если подумать, он и не подтвердил, и не опроверг это, когда она задала ему вопрос.
— О, милорд, — радостно сказал мистер Крейн, — как это мило с вашей стороны! А мы только что говорили о вас и о вашей замечательной картине, на которой изображен Рим. Добро пожаловать в мой скромный магазин.
Изабелла обернулась. В дверях, загораживая слабый солнечный свет, стоял Мак собственной персоной.
Он перешагнул порог, снял шляпу и улыбнулся Изабелле, у которой от волнения задрожали колени.
— Итак, Крейн, что ты затеял, продавая подделки моих картин?
Глава 4
Влюбленный новобрачный с Маунт-стрит купил своей жене загородный дом в графстве Бакингемшир, где теперь, когда установилась теплая погода и город задыхается от зноя, она выступает в роли хозяйки благотворительных приемов на открытом воздухе. Эти приемы посещают сильные мира сего и богатые, и ни о чем другом так много не говорят.
Крейн начал сбивчиво и путано объясняться, но Мак так и не смог разозлиться на этого коротышку. Все свое внимание он обратил на Изабеллу, стоявшую рядом. В своем дневном платье в коричневато-кремовых тонах она была также невероятно красива, как и в элегантном бальном наряде из атласа и в бриллиантах.
Если бы Маку надо было написать ее в этом костюме, он бы использовал самый светлый желтый цвет для отделки платья, кремовый и янтарный — для лифа, темно-коричневый — для теней. Для кожи — оттенки кремового и розового, темно-красный — для губ. И это был бы единственный яркий акцент у нее на лице. Красновато-оранжевый подойдет для локонов, выбивающихся из-под шляпки. Глаза — оттенки зеленого и черного в тени.
— Мак, я как раз объясняла…
Мак не слушал ее. Вернее, он не слышал слов Изабеллы, он слышал только ее голос, тихий, музыкальный, от которого его сердце было готово танцевать.
— Ваша светлость, — Крейн в своей раздражающей манере потер руки, — вы принесли мне свои картины сами.
— Картины? — удивленно поднял брови Мак. — Ты хочешь сказать, что картина была не одна?
— Ну конечно, у меня есть еще.
Крейн засеменил в заднюю комнату и вышел оттуда с большим холстом в раме. Мак положил трость и шляпу на стол и помог Крейну поднять и повесить картину на крюк в стене.
На ней была изображена Венеция. На переднем плане — два человека в гондоле, расплывающиеся в тумане очертания зданий вдоль Большого канала и отражение их силуэтов в темной воде.
— По-моему, это одна из лучших работ венецианского периода, ваша светлость, — сказал Крейн.
Мак вынужден был признать, что картина действительно хороша. Прекрасно выстроенная композиция, умелое цветовое решение, правильное распределение света и тени, ничего тусклого и невыразительного.