Нити жизни (СИ) - де Море Эль (чтение книг TXT) 📗

— Привет! — раздался голос, нарушивший мою идиллию. — Отлично выглядишь!

— Только не это, — взвываю я и хлопаю крышкой ноутбука.

— М-да… Вижу, ты мне рада!

— Надеюсь, это был вопрос? — улыбаюсь своей самой ехидной улыбкой, откладывая ноутбук в сторону.

— Да, не любишь ты меня совсем?! — говорит он и усаживается за стол.

Я киваю.

— Ясно, — произносит он, театрально склоняя голову.

— А за что мне тебя любить? — говорю и тут же понимаю, что совершенно неосознанно перешла с ним на «ты». Чувствую крайнюю неловкость, но не показываю ни малейшего намека.

— А за шоколадку? — Он улыбается, как ребенок. Странно наблюдать подобное. Я думала, что люди утрачивают этот навык с взрослением, но он доказывает обратное.

— Взятка?

— Ага, — говорит он и несколько раз кивает.

«И вот это — действительно лучшее, до чего его мозг смог додуматься?!» — задалась я мысленно вопросом.

— Так посмотрим, что я могу сделать для тебя, — говорит он и листает карту. Предположительно, это история моей болезни. Да уж, когда доходит до дела, все доктора одинаковы. И чего он там пытается найти? Для психиатра это должно быть, как для меня китайская грамота.

— Хочешь о чем-то со мной поговорить? — с чувством говорит он, заканчивая возню с карточкой, и разворачивается ко мне.

Я не отвечаю, полностью его игнорируя.

— Как ты понимаешь, я здесь, чтобы ты не скучала, — он садится на край моей постели и снова улыбается.

Я тут же отодвигаюсь. Не в силах проигнорировать этакую наглость, смериваю его взглядом и грубо спрашиваю:

— Может, вы сразу ко мне под одеяло заберётесь? Не теряйтесь! Милости просим, — откидываю часть одеяла.

В ответ он снимает ботинки и тут же удобно устраивается на моем спальном месте. Мои глаза округляются, я прихожу в бешенство. От такого количества взмахов ресницами, я уже должна была взлететь.

— А тут довольно удобно, ты так не считаешь? — ухмыляясь, говорит он, повернувшись лицом ко мне.

Я краснею. Предательское лицо. «Да кто он вообще такой? Моему возмущению нет предела. Хам! А как же врачебная этика? Что за отношение? Да что он себе позволяет?!» — вопросы штурмуют мой мозговой аппарат.

— Вы что, совсем свихнулись? Убирайтесь в-о-о-н, сейчас же! — чуть ли не верещу на всю палату, а нервы уже играют свинг у меня в голове.

— Ну вот, сама же предложила, а теперь выгоняешь, — отпирается он. — Ты со всеми такая приветливая?

Мое терпение лопается, как мыльный пузырь. Бах и нет его. Я хватаю первое попавшееся под руку — подушку, с криком, подобным боевому кличу индейцев, устремляюсь к его голове:

— Я вас придушу сейчас, если вы немедленно не свалите отсюда!

Сложившаяся ситуация принимает странный оборот. Мой замысел с треском проваливается. Он сумел увернуться, а я в объятиях подушки падаю на кровать. Но это было далеко не самое страшное, куда неприятней было то хихиканье за моей спиной, которое издавало нечто в белом халате.

— Мы с тобой просто прекрасная пара, знаешь?

— Не смешно.

— Между прочим, пациенты меня ценят… — произносит он со смешком.

— Крайне завышенное самомнение. Помогает при самооценке? — шиплю я.

— А ты гораздо забавнее, чем я думал, — говорит он и удаляется в сторону выхода. — Кстати, для справки, ты — проиграла! И довольно милая пижамка…

— А, — издаю я неестественный для себя возглас. — Извращенец! Старпёр несчастный! — ору я, нервно тащу на себя одеяло и понимаю, что поступаю, как маленький ребенок. Выдержав паузу, выдаю тяжкий драматичный вздох, ворчу: — Вы исчезните уже, наконец, или нет?

— Никогда! — на полном серьезе заявляет он мне. Совершенно очевидно — сдаваться не собирается. Его невинная самоуверенность действует мне на нервы. У него, что, совсем ни стыда, ни совести?!

Рывком сажусь на кровати, принимая позу Будды, частичкой сознания улавливаю отчаянный импульс назревающей выходки. Меня передергивает, и вот я поневоле уже смеюсь до колик. Наверно, видок у меня был еще тот — нелепо безумный. Ну, мне как-никак, присвоен разряд морально неустойчивого человека, с диагнозом — расстройство психики. Надо соответствовать время от времени «квалификации».

Ответная реакция была незамедлительной. Мы хохотали, как самые закадычные друзья детства. Сейчас мне хорошо, уютно и легко. Хотя, я сама до конца не понимаю почему. Людские чувства очень переменчивы, мы настолько подвластны нашему настроению, что в один момент можем испытывать до восьми разнообразных ощущений. Наверно, мне стоило бы, хоть малость рассердиться или обидеться, начать говорить всякую чушь, покуда бы дверь за ним не захлопнулась, но этим бы я только подтвердила мое и без того идиотское поведение. Поэтому, чуть переждав, я произношу столь жалкие для меня слова, но для сложившегося фактора, кажущиеся довольно неплохой мыслью:

— Прости, пожалуйста, — выдыхаю. От искренности собственных слов меня кидает в дрожь, и если честно, это пугает меня до полусмерти.

— Послушай, — начинает он, — я вовсе не собираюсь с тобой враждовать. Давай, для начала, попробуем хотя бы стать приятелями. Я не напрашиваюсь в твои друзья. Просто попробуем наладить нормальные взаимоотношения.

Его голос быстро меняет интонацию, я изумляюсь его серьезности. Невероятно! Ни каких длинных, темпераментных и врачебных речей. Все так просто и логично. Всматриваясь в конец комнаты, наталкиваюсь на непосредственно обращенный ко мне столь пронзительный взгляд, и вот странность — это ни капельки не удивляет. Я не знаю, что именно я увидела в этих глазах, но я им поверила.

Бессмыслица какая-то! Странные видения всплывают в моей голове, воображение рисует картины нереальности. Кто я и откуда пришла? Я не имею понятия…

Ненавижу я, когда меня читают, как открытую книгу. Но я также понимаю, что он, как заядлый стратег, всегда пытается найти брешь там, где стена тоньше, а я — уязвимей.

— Согласна, но только попробуем, — говорю так, чтоб это звучало, как можно беспечнее и равнодушнее. Признаюсь, я не могла не съязвить — это в своем роде было моей визитной карточкой.

Для него, должно быть, наш разговор можно считать прогрессом. Но для меня это было лишь проявлением мимолетной слабости, которая уже читалась на моем лице после его ухода.

— Нет уж, — я опускаю глаза, печально смотря в пустоту. — К нему я не обращусь никогда. И думаю — если б и обратилась, какая с того польза? Только окажусь в еще большей зависимости, вот и все. Но все же интересно, что для него это — простое милосердие, человеческая привязанность, врачебные обязательства?! Чтобы не было, я-то все равно другая! Он утверждает, что мы похожи?! Ха! Глупец. Моя мать назвала бы меня колючкой, чёрствой, лишённой эмоций куклой. Но, иногда боль становится нестерпимой, невыносимой. Вот и сейчас — я подобна растению, которое пересаживают из одного горшка в другой. Вроде бы легче, но в тоже время и тяжело — каждая мелочь мучает, как изощренная пытка.

На душе неожиданно становится плохо, такое чувство, словно, все тревоги и страхи, которые я пыталась забить в себе, фонтаном вырвались наружу.

И то, что казалось установленным перемирием, на самом деле было идеально выстроенной и замаскированной магистралью, по которой мы на всех порах мчались к подлинной трагедии. Но никто из нас об этом еще не догадывался. Судьба только готовилась преподнести сюрприз.

4 Мертвый сон в пустыне

Одиночество. Все люди, так или иначе — одиноки. И пустота в сердце может быть, даже когда тебя держат за руку и говорят «люблю». И порой, сотни, даже тысячи слов не способны заполнить пустоту души, сердца и мыслей.