Последнее лето в Аркадии - Перселл Дейрдре (версия книг .txt) 📗
Мой сын — необычный подросток. Любой другой на его месте мог возгордиться предоставленным ему учителями привилегированным положением, но только не Том. Одноклассники смотрели на него косо и не стремились завязывать близкие отношения, но и это Тому было все равно. Он не жаждал быть приглашенным на дни рождения, да и сам никогда не звал приятелей к себе домой. Отсутствие друзей совершенно его не расстраивало.
Школьный психолог поделился соображениями насчет моего мальчика. Он утверждал, что Тому необходимо личное пространство, в которое не допускается никто, кроме близких ему людей. Психолог ошибался. Близким людям там тоже не было места.
Сын частенько загорался какой-нибудь идеей, которая на время поглощала все его мысли. Например, он мог начать есть только зеленые продукты, накладывать себе целую гору шпината с фасолью, позабыв о хлебе и мясе. Затем резко переключался исключительно на рис и ростки сои. Увлечения не длились долго и касались также одежды или музыки.
Многие годы я всячески оберегала право сына на собственное мнение, защищала его в кругу друзей и перед отцом, дедом Тома. Отец порой говаривал, что внуку нужно хорошенько всыпать и все сразу изменится. Он полагал, что Том просто чрезмерно избалован. Слава Богу, мой отец живет далековато от «Аркадии» и не может применить свой воспитательный метод на практике. Джерри тоже имел свое мнение насчет Тома — к счастью, не столь радикальное.
Впрочем, по большей части я отмалчиваюсь, когда заходит речь об эгоизме сына. Я не из тех, кто может подолгу отстаивать свое мнение вслух. Однако даже мне порой кажется, что поведение Тома переходит всяческие границы. Иногда появляется желание просто его придушить, но всякий раз я смягчаюсь, видя, как Том хмурит брови и почесывает затылок — точь-в-точь как покойный Майкл. У него даже волоски на шее растут в том же направлении.
Я вернулась на террасу. Далеко в море длинная плоская грузовая баржа выпустила вверх черную струю дыма, похожую на воздетый к небу указующий перст. На окраине портовой зоны какой-то мужчина пристраивал треногу мольберта. Я оперлась о парапет и запрокинула назад голову, подставляя лицо теплым солнечным лучам. Два глубоких вдоха, чтобы стереть из памяти недавнюю стычку с мужем. Сердце гулко постукивало в груди.
Здешний воздух был пропитан незнакомыми ароматами и наполнен мириадами звуков. «Аркадия» тоже находится на побережье, но там совсем иные запахи и звуки. Тут дом сочился ароматом старого камня, с горных склонов текло благоухание разогретого солнцем винограда и рыхлой земли. Сюда же вплетался тонкий оттенок лаванды и примулы, что цвели за коттеджем. Я даже различала дикий чеснок, хотя этот запах мог доноситься из небольшого ресторанчика в нескольких сотнях футов от меня.
Звуки тоже были порождены неспешной жизнью это местечка. Гудки судов, еле уловимый шорох прибоя, шелест травы и листьев, отдаленный, полный восторга собачий лай. Над морем носились чайки, мелкие пичуги терялись в зеленых зарослях. Изредка раздавался сигнал проезжающей по горной дороге машины. Я отношусь к тому разряду людей, которые живут ощущениями. Привычка к одиночеству развила во мне внимание к мелочам, поэтому я всегда могла вычленить из общей какофонии отдельные инструментальные партии. Я научилась слышать даже то, как дышит сырая земля, сбрасывая весной грязный снежный наст.
В кустах, перекрикивая друг друга, чирикали воробьи и малиновки, в поле возбужденно трещали сороки, на крыше ворковали голуби, и кто-то нежно щебетал в кроне дерева на соседнем участке. В Хауте чаще всего слышатся вопли чаек, дерущихся в воздухе над водой. Птичий хор Коллиура был куда разнообразнее и многочисленнее.
Понравилось бы здесь Майклу? Наверное, нет. Слишком чудненько, слишком сладко. Почти приторно.
Глава 5
Странно, что стычка с Джерри навеяла на меня воспоминания о первом муже. Наверное, это нечестно, ведь мне было бы неприятно сравнение с первой женой Джерри.
Тогда меня еще звали Терезой, и лишь общаясь с коллегами нынешнего мужа, я постепенно превратилась в Тесс.
Как я уже говорила, при первой встрече Джерри сильно напомнил мне Майкла, хотя речь шла лишь о физическом сходстве, а не о характере. Майкл был известным академиком в области археологии, чье любимое занятие — методичное ковыряние в каких-нибудь песках в поисках древних руин. Все наши совместные отпуска означали бесконечные раскопки. Я нежно любила мужа и сейчас могу пересчитать по пальцам крупные ссоры, случившиеся между нами за четырнадцать лет брака. И все же месяцы, проведенные в жарких пустынях, пыльных степях, зачастую в палатках и с консервами на завтрак, обед и ужин, вызывали у меня депрессию. Мне было тоскливо и неуютно там, где муж чувствовал себя как рыба в воде. Ситуация лишь осложнилась с рождением Джека.
В отличие от Майкла мой второй муж гораздо подвижнее. Это просто сгусток энергии, которая никогда не иссякает. Джерри очень сложно чем-либо удивить — до такой степени он привык к непредсказуемости жизни. Майкл же относился к миру как к источнику непрестанных открытий, одно другого чудеснее, был терпелив, задумчив и медлителен как черепаха.
Джерри отличался от неторопливого Майкла, как ртуть от масла. И с возрастом, становясь вспыльчивее и раздражительнее, он все больше напоминал мне суетливого краба. Особенно это стало бросаться в глаза за несколько месяцев до отпуска в Коллиуре. Что бы я ни говорила и ни делала, это выводило Джерри из себя. Конечно, его тогдашнюю несдержанность можно было отнести на счет рабочего стресса: Джерри как раз загорелся проектом модернизации фирмы, намереваясь сменить ее главный офис и всю технику. Возможно, именно новая задача заставляла его вспыхивать словно спичка, едва что-то выходило за рамки его понимания. Кстати, примерно в то же время он запустил новый проект — выкупил местную радиоволну и пытался крутить на ней классическую музыку. Затея оказалась убыточной, тянула средства из капитала основной фирмы и грозила вот-вот провалиться.
Да-да, вы не ошиблись, я действительно в курсе всех дел моего мужа, хотя он и пытается выставить меня невеждой, которая совсем не разбирается в бизнесе.
Я уговорила Джерри поехать в Коллиур, рассчитывая, что он сумеет немного расслабиться, а наши отношения заиграют новыми красками. Я всерьез надеялась, что по окончании трех недель, проведенных с семьей, в компании друзей, теплого солнца и средиземноморской диеты, нервный, издерганный Джерри вновь станет уверенным в себе человеком, который взирает на мир с чувством легкого превосходства.
С годами я пришла к выводу: хороший брак характеризует не то, как двое супругов общаются в быту, а то, как они проводят совместный досуг, будучи вынужденными двадцать четыре часа в сутки мозолить друг другу глаза. Даже если они плохо себя чувствуют или их головы заняты многочисленными заботами. Сами посудите — уставшие после восьмичасового рабочего дня (а в случае с Джерри, который торчит на службе с шести тридцати до половины восьмого вечера, и того больше) супруги просто не имеют сил на взаимную конфронтацию и серьезные выяснения отношений. Жизнь катится по привычной колее, погрязает в рутине. На отдыхе приоритеты меняются, люди заново учатся общаться и говорить на одном языке. Здесь нужно искусство находить компромиссы и прощать нечаянные обиды. Это куда важнее взаимной страсти, которая с годами неизбежно угасает. Нас с Джерри едва ли можно причислить к пылким натурам, однако мы умеем идти на уступки и уважаем чужое мнение. Правда, так бывает лишь в те моменты, когда речь, увы, не идет о работе моего мужа.
Я настолько углубилась в размышления, что заметила Рики лишь когда он душераздирающе зевнул мне почти в ухо. На нем была пижама, ноги обуты в смешные тапочки с мордами Микки-Мауса.
— Привет, Тереза. — Наедине он все еще звал меня прежним именем. — Джерри приехал-таки?
— Да, он в душе. — Я улыбнулась. — Хорошо спалось?
— Не-а. — Рики снова зевнул. — Ты же меня знаешь. Сладко спится лишь в родной постели. — Он окинул взглядом роскошный пейзаж. — Здесь красиво, да? — Рики ласково почесал брюшко, похожее на круглую поросюшку.
