В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Галкин Даниил Семенович (книги без регистрации txt) 📗
Клара Лучко – будущая звезда
В школе завершалось учебное полугодие. Шло соревнование между классами за лучшие показатели по успеваемости. Наш класс был на редкость однородным и сплоченным. Сказывалась довольно ровная социальная родительская среда: интеллигенция, служащие и рабочие высокой квалификации. Многие мои одноклассники отличались разнообразными способностями. Особенно выделялась своим артистическим талантом Клара Лучко[12], уроженка живописного села Чутово под Полтавой. В школе ее ласково называли Чудова дева. Удивительно скромная, стеснительная, Клара преображалась, когда пела, танцевала, декламировала стихи, играла в спектаклях школьной самодеятельности. Она была, не по возрасту, самой высокой ученицей не только в классе, но и школе. Высокий рост сочетался с очень тонким станом. В нее были влюблены буквально все мальчишки школы. В том числе и я. Неуклюжая попытка подружиться с ней потерпела фиаско. Ее юное сердце было занято белобрысым голубоглазым мальчишкой из класса ниже. Он тоже был очень высоким. Поэтому рядом они смотрелись довольно гармонично.
Неосознанное чувство ревности к сопернику, покорителю ее сердечка, потребовало стихотворной эпиграммы:
К нам жирафа забрела
Из Килиманджаро!
Догадались, кто она?
Это – Лучко Клара.
Кстати, имя Клара нетипично для украинских традиций. Но в те годы обычай давать детям имена видных революционеров считался проявлением пролетарского интернационализма. Клара Цеткин, Роза Люксембург, Карл Либкнехт… Были и менее благозвучные имена! А кличка Жирафа стала как бы ее вторым именем. Клара вначале на меня за это обиделась. Но вскоре сменила гнев на милость. И с доброй улыбкой заявила, что больше всех животных на свете ей нравятся именно жирафы. Ведь это самые стройные, красивые и добрые создания далекой Африки! Клара запомнилась мне на редкость воспитанной и доброжелательной. Если память не изменяет, ее родители были представителями сельской интеллигенции (руководители то ли совхоза, то ли колхоза в Чутово).
Второе посвящение Кларе сочеталось с небольшой лестью с моей стороны, хотя и вполне искренней:
Наша школа номер два первая в Полтаве,
В ней ведь учится красотка и певунья Клара.
Всех талантов в ней не счесть, это сразу видно,
Быть актрисой ей большой, это очевидно.
Как в воду глядел! Первый и последний раз я оказался провидцем и оракулом. Кто мог предвидеть, что спустя многие годы она станет любимой народной артисткой огромной страны! Но еще накануне ее первых выступлений в художественной самодеятельности я стал рисовать и развешивать красочные объявления о том, что выступает великая артистка… Точно не помню, по какому случаю мы однажды обменялись с ней на память незатейливыми открытками. Каллиграфическим почерком, в свободном пространстве между цветочками и птичками, она написала: «Стихотворцу Даниилу шлет привет и поздравления с праздником забредшая в школу Жирафа из Килиманджаро». Текст моей открытки на фоне архитектурного антуража звучал как признание: «Самой лучшей девушке на свете от безнадежно влюбленного Даниила». Однако в искреннем признании была скрыта одна оговорка, не подлежащая оглашению.
Со школьного возраста, когда стал зарождаться интерес к представительницам прекрасного пола, у меня определилось четкое ограничение. Если рост девушки превышал мой, развитие отношений (даже при взаимной влюбленности!) полностью исключалось. По этому признаку уже в юности я стал критически относиться к несоразмерности влюбленных пар. Со временем такое восприятие расширилось и на многообразие окружающей среды. Мне тогда еще неведома была архитектурная терминология (экстерьер, интерьер, ритм, акцент, пропорция и сотни других профессиональных терминов), но интуитивно я уже ощущал, что пропорционально, а что – нет. Но безудержный интерес к архитектуре возник немного позже.
Мой «греческий» зал
Первые азы моей будущей профессии я начал, по счастливому совпадению событий, постигать именно в школе. Однажды мне поручили украсить актовый зал к традиционному выпускному вечеру. Я впервые в трехмерном изображении (не без консультации учителя рисования и черчения, конечно!) изобразил несколько вариантов оформления зала. Меня по-петушиному распирало от гордости, что эта творческая работа поручена именно мне. Вместе с неизменными помощниками Валерой и Мишей удалось справиться с общественным поручением. Когда один из вариантов директор школы одобрил, наша дружная троица с большим рвением стала осуществлять проект. Мы задерживались до позднего вечера в зале не только в учебные дни, но и в воскресенье. Незаметно наше сознание перешло Рубикон взросления. Мальчишеское самодурство стало таять как дым. Мы ощутили еще пока неосознанную потребность совершать серьезные, нужные и добрые поступки.
Я развил бурную деятельность и с головой ушел в нее. Объем работ в реальности оказался намного сложнее эскизного замысла. Пришлось привлечь на добровольных началах нескольких девчонок. Они должны были вырезать из картона, ватмана и цветной бумаги различные элементы декора. В процессе работы в согласованный директором школы вариант оформления зала я предложил внести некоторые изменения. Дело в том, что зал имел удлиненные пропорции и низкий, нависающий потолок. Окна располагались не по длинной стороне, а в торце. У меня появилась несколько запоздалая идея расчленить продольные глухие стены ритмом вертикальных пилястр с каннелюрами. Они зрительно придавали объемно-пространственной композиции зала более изящные пропорции. Эти термины и их сущность я усвоил из книги об архитектуре античной Греции, которая хранилась в нашей домашней библиотеке. Из нее я также узнал, что устойчивость и жесткость строений в ту далекую эпоху достигались за счет стоечно-балочной системы. Это навело меня на мысль расчленить некрасивый гладкий потолок в ритме пилястр подобием выступающих балок. Кроме того, прочитав в другом книжном источнике о природе света и цвета, я предложил участки стен задрапировать недорогой тканью теплых и холодных тонов, чтобы зрительно улучшить пропорции зала. На большом листе ватмана, в перспективном трехмерном изображении на суд директора школы был представлен скорректированный вариант оформления. К нему в кабинет мы явились всей творческой группой. Директор долго молча изучал красочный эскиз. Наконец, обратив свой взор в мою сторону, как на главного заправилу, строго спросил:
– Ты что, решил меня разорить? Школа и родители, наверное, тебя еще не научили умению считать деньги. Это красиво, но цена зашкаливает.
У меня хватило ума заранее продумать, что этот вопрос возникнет. К ответу я был готов.
– Игра стоит свеч. Красота спасет мир. А материал для этого под рукой, и денег он не будет стоить.
Директор с некоторым удивлением и интересом спросил:
– Ах, игра, говоришь? Верно, только в жизни часто бывает все наоборот. А вот практическую часть изволь объяснить.
Я почему-то почти шепотом, как заговорщик, произнес:
– На территории школы, в правом дальнем углу у забора, стоит деревянный сарай. В нем полно крыс и мусора. Разрешите нам его разобрать, а доски и брусья использовать. На этом месте мы своими силами расчистим землю под спортивную площадку или под навес в виде беседки. Кстати, отец Наталки обещал нам передать обрезки цветных тканей для драпировки участков стен между пилястрами.
Директору не нужно было пояснять, кто такой отец Наталки-Полтавки, нашей активной черноглазой помощницы. Он был директором крупнейшего в городе швейно-ткацкого комбината, который почему-то назывался «кутузовским». Наша школа находилась в сфере его шефской деятельности.
Мой длинный деловой монолог директор, не перебивая, внимательно слушал. Когда я замолк, с опаской поглядывая на него, он удивленно произнес:
– Вы меня, конечно, удивили. В хорошем смысле. Откровенно говоря, не ожидал услышать такое продуманное предложение. Считайте, что оно мной одобрено. Только рассчитайте правильно свои силы. Ведь времени мало. Я попрошу нашего плотника, чтобы он вам помог. Дерзайте!