Баба Люба. Вернуть СССР. Книга 1 - А. Фонд (книги .txt, .fb2) 📗
Ладно, с этим вопросом тоже разберёмся. Не всё же сразу. Ломка мировоззрения за пять минут не происходит. Поэтому я посмотрела на Анжелику и сказала:
– Ладно, твоё дело. Бери листок бумаги, ручку и неси сюда.
– Зачем? – удивилась она.
Судя по её лицу, она ожидала длинной нотации, ругани, но только не этого.
«Просто ты не знаешь, деточка, что я очень люблю ломать шаблоны».
– Будем договор составлять, – отрезала я зловещим тоном.
– Какой договор? – испугалась Анжелика, и я её понимаю – сложно моментально перестроиться и принять, как тихая и терпеливая женщина внезапно превратилась в едкую фурию, которая не позволяет сесть на голову.
– Ну ты же только что просила, чтобы я оставила тебя и Ричарда у себя, да?
Анжелика кивнула.
– Предположим, я послушаю тебя и оставлю, – сказала я, – а что мне за это будет? Мне-то с этого какая польза?
– А…
– Вот ты и напишешь, чем лично ты готова вложиться в наши договорные отношения.
– Но отец…
– Ты можешь поехать к отцу, я только за, – кивнула я. – Главное, Ричарда с собой забери.
Анжелика растерянно захлопала ресницами. Кстати, накрашенными.
– Но если ты таки решила, что хочешь остаться у меня – тогда пиши…
– А ч-что писать?
– Я, Скороход Анжелика Петровна, прошу разрешения мне и моему брату, Скороходу Ричарду Петровичу, остаться на проживание в квартире Скороход Любови Васильевны. На такой-то срок. Срок укажи конкретный. Лучше в месяцах или даже до какой-то даты. – Я сделала паузу, с затаённым злорадством глядя в растерянные глаза Анжелики, и продолжила: – Затем пропиши, что ты готова выполнять взамен этого. По пунктам. Раз, два, три.
– А что я могу выполнять? Я несовершеннолетняя.
– Можешь и много чего, – сказала я, – Тот же мусор вовремя выносить можешь?
Анжелика кивнула.
– Или посуду за собой и Ричардом помыть можешь?
– Кровать заправить, подмести… – Я остановила перечисление и взглянула на притихшую Анжелику. – Я не собираюсь за тебя формулировать пункты доклада. Тем более у тебя может быть другое видение и другое отношение. Например, ты категорически против того, чтобы выносить мусор.
Анжелика кивнула.
– Но имей в виду, если хоть какой-то из пунктов меня не устроит или покажется, что мне это не выгодно, – я подписывать такой договор не буду. Так что – опека и попечительство.
Анжелика шумно сглотнула и прошептала:
– Но мы же можем обсудить все пункты?
– Можем, – согласилась я, – но, если я увижу, что там их маловато или они глупые, я даже тратить своё время на весь этот цирк не буду.
– Поняла, – кивнула Анжелика и убежала в свою комнату составлять договор.
Нужно ли говорить, что пунктов там было много. Слишком даже много.
После подписания договора (Анжелике пришлось переписать его в двух экземплярах) я продолжила исследовать мой новый ареал обитания. В самом нижнем ящике тумбочки среди недоиспользованных пузырьков с лекарствами и запылённых флакончиков из-под дешёвых духов я обнаружила пачку писем. Моя предшественница хранила их все.
Замечательно!
Я обрадовалась.
Сначала я рассортировала все письма на кучки по адресатам. Получилось пять кучек. Две из них не представляли особого интереса (по крайней мере пока): это были поздравительные открытки с днём рождения, Восьмым марта и Новым годом от каких-то подружек. Единственное, на что я обратила внимание, что все адреса этих подружек были из одного и того же места – село Большие Дрозды Калиновского района. Очевидно, это было село, где родилась и училась в школе моя предшественница.
Вторая кучка была от подруги с Иркутска, недописанное письмо к которой я уже читала. Эту стопочку я тоже отложила – на досуге займусь. Думаю, что из этих писем тоже можно почерпнуть много полезного о жизни моей предшественницы.
Третья кучка была совсем небольшая: Любаша вела переписку с какой-то семеноводческой конторой – выписывала семена овощей и цветов. Я внимательно посмотрела на последнюю квитанцию – пятнадцатое января. Очевидно, у неё либо была собственная дача, либо для родителей в деревню Большие Дрозды.
Четвёртая кучка, самая пухлая, была от какого-то Виталия Н. Причём письма приходили не на домашний адрес Любы, а на абонентский ящик номер три. Любопытненько. У Любаши были секреты? Я вытащила наобум одно письмо. Так и есть – слезливые уверения в вечной любви и уверенность, что скоро они заживут как в сказке вдвоём с Любашей, когда поженятся и переедут к Виталиковой матери в оренбургскую область.
М-да. Оказывается, скелеты в шкафу есть не только у Петра Ивановича Скорохода, но и у самой Любаши.
Но эти письма я тоже отложила – разберусь позже. Сейчас же меня интересовала последняя стопочка, от супруга. Стопочка небольшая, всего пять писем. Очевидно, Пётр Иванович эпистолярным времяпровождением себя особо не утруждал.
Я раскрыла первое по дате письмо – написано два года назад. Писал Любашин супруг сухо и немногословно, писал о том, что у него всё нормально, погода вот только опять портится, всё время пурга. Далее шло пространное описание на полстраницы, как во время пурги плохо работать на вышке и какой он бедный-несчастный. Далее шли ещё какие-то глупые мелочи и на этом всё.
Я отложила письмо и покачала головой: странное отношение у «любящего» мужа – ни спросить, как дела у супруги, ни поинтересоваться её здоровьем, времяпровождением – вообще ничего.
Остальные письма не сильно отличались от первого, с той лишь разницей, что в некоторых Пётр Иванович занудно учил супругу жизни, а в одном из них велел Любаше поехать в село к его матери посадить картошку.
Вот такие вот «высокие» отношения. Ни тепла, ни заботы. И зачем Любаша жила с ним? А учитывая, что он тот ещё ходок, вопрос становился особенно актуальным.
Так ничего не почерпнув из писем, я аккуратно их сложила и сунула на место обратно. Позже займусь основательно. Сейчас же передо мной встала другая проблема. И проблема эта касалась моей работы.
Во-первых, где находится Калиновский фаянсовый завод? На удостоверении был адрес, но города я не знаю и опять буду блуждать по улицам, тщетно пытаясь выяснить направление. Хоть бы карта города какая-нибудь была. Я ещё немного порылась в вещах бывшей хозяйки квартиры, но, как и ожидалось, никакой карты я не нашла.
И вот что делать?
Вторая проблема заключалась в полном отсутствии денег. На сегодня-завтра я хоть чего-то наготовила, детей накормить можно, но вот что делать потом? И чем оплачивать им обеды в школе? А ведь на заводе мне придется работать целый день и тоже без обеда нельзя.
Я крепко задумалась. Как разрулить данную проблему, я не знала. Решила спросить Анжелику, куда она потратила те деньги, которые перевёл ей отец. Может, у неё что-то осталось. Иначе не вырулим.
Идти общаться с ушлой девицей неохота, тем более на данный момент установлено хрупкое перемирие, которое разрушать не хотелось бы. Потому что, как только она почувствует, что мне от неё что-то надо, сразу начнёт права качать. А мне бы не хотелось.
Нет, ну вот какой же гад этот Скороход. Мало того, что двух своих байстрюков в семью притащил и подсунул жене, так и денег ей, по всей видимости, вообще не даёт.
Хотя, с другой стороны, я так и не поняла, почему Любаша жила в такой бедности? Она же работает на заводе, там в любом случае и зарплата есть, и соцпакет, по крайней мере до развала СССР так точно было. Уж нормальный холодильник купить можно было. И мебель. И ремонт сделать.
Может, она выпивала? Но в квартире алкашей обычно не так. Здесь же была обыкновенная квартира, только очень бедная.
Мои мысли прервал звонок.
Я заторопилась открывать (зря, кстати, торопилась, Анжелика даже не соизволила выглянуть).
На пороге стояла женщина, примерно лет тридцати, только очень полная, практически как колобок.
– Люба, привет! – затарахтела она, пытаясь отдышаться, как-никак квартира Скороход была на втором этаже и ей, с такой комплекцией, подниматься было сложновато.
