Чужая женщина - Тронина Татьяна Михайловна (книга регистрации .txt, .fb2) 📗
Конечно, вслух Елена Игоревна ничего такого не произнесла. Все вежливо, все пристойно. Адекватные рассуждения – вот родится, тогда и имя станем придумывать…
Но такая реакция поразила Лару, она ведь хорошо помнила, как ликовала свекровь, когда родилась Натуся!
Вечером того дня (девять лет назад) пришел домой Саша. Они с Ларой жили еще в квартире Сашиной бабушки. Саша, молодой специалист, собирался брать кредит на покупку квартиры. Еще требовалось продать квартиру Лары, потом эту, потом купить маме, Елене Игоревне, жилье, поскольку мама старенькая и ее надо перевозить из Суздаля… (На тот период времени Елена Игоревна гостила у сестры, Клавдии.)
Лара сказала мужу о своей беременности. «Упс… – пробормотал Саша потрясенно. – И где это мы прокололись, интересно?..»
Больше он ничего не сказал, поужинал и лег спать.
А на следующий день Лара побежала в больницу и сделала аборт. «Никому не нужен этот ребенок? Никто не рад? Ну так и не будет его!» У Лары был еще маленький срок, операция оказалась довольно легкой и быстрой – так называемый микроаборт. Раз – и нету ничего. Полежала часа два – и можно домой.
Что на это сказал Саша? А тоже ничего. Кажется, только пожал плечами.
Именно тогда Лара решила, что не родит ребенка до тех пор, пока Саша ее не попросит. А Саша и не просил… За те годы, что они прожили потом вместе, так и не попросил.
Последствий от аборта не было, Лара в любой момент смогла бы стать матерью. Но теперь уже Лара делала все, чтобы не забеременеть. Благо контрацептивы нового поколения позволяли исключить всякую возможность.
Лара не любила вспоминать эту историю, случившуюся девять лет назад. Но сегодня, когда Елена Игоревна при ней заявила, что у нее уже есть внуки и других ей не надо, Лара буквально обезумела.
«Что за люди, что они все за люди…» – она каталась по полу, зажимая себе рот, стараясь сдержать рвущийся из груди крик. Что они с ней сделали! Что она сделала с собой из-за них…
– Лара! Лара, что случилось? – в кухню вбежал Саша. – Что это за вой? Господи…
Он хотел подхватить ее, поднять, но Лара с силой оттолкнула его руки.
Саша отступил назад, выражение его лица моментально изменилось – стало холодным, мрачным.
– Лара, прекрати, – произнес он. – Что за истерика? Прекрати, или я надаю тебе пощечин.
Он никогда ее не бил. Ну что ж, пускай он ее ударит. Так даже лучше. Теперь будет повод его ненавидеть.
– Лара! Ты можешь мне объяснить, что случилось?
Лара выгнулась, забилась, потом замерла. Она успокоилась так же быстро, как и завелась.
– Мне больно, – со злостью, сквозь зубы произнесла Лара. Села.
– Где тебе больно?
– Здесь, – Лара указала себе на грудь.
– Сердце?
– Нет. Душа болит.
– Душа болит, – пробормотал Саша и сел на стул напротив. – И как это я сразу не догадался, что у тебя душа болит…
Лара поправила волосы. Она совсем не такой реакции ждала от мужа. Она хотела, чтобы он ее пожалел, сказал бы ей хоть одно доброе слово… А он ее ненавидит. Ему противны ее слезы, ее переживания.
– Что на этот раз? Хотя погоди, я сам догадаюсь. Мама опять что-то не то сказала. Да?
– Да, – не сразу заговорила Лара. – Она сказала, что у нее уже есть внуки и другие ей не нужны.
– А что она еще могла тетке сказать? Ты же видела – Клавдия уже напилась…
– Она и тогда была против, – с трудом произнесла Лара.
– Когда?
– Девять лет назад. Помнишь? – Лара в упор посмотрела на мужа.
– О-о-о… Начинается! Какая же ты дура, боже мой! – Саша схватился за голову. – Какая же ты дура… Как мне все это надоело!
Лара встала, прислонилась спиной к холодильнику.
– Вы убили моего ребенка. Ты и она.
– Ты убила его! – заорал Саша. – Ты!
– Ни слова радости, ни слова поддержки… Вы носились только с этой Любой, тупой коровой…
– Лара, ты вспомни – разве я сказал хоть слово против? А? Да, я был в шоке… Двадцать четыре мне тогда было… Нет, двадцать шесть! Еще сам дурак! Да, я не стал прыгать от радости… Но куда бы я делся? Никуда бы я не делся! И потом, у мужчин все немного по-другому, они не сразу догоняют, не сразу чувствуют… а потом-то они все понимают: как это здорово – быть отцом! Это ты убила нашего ребенка, ты!
Лара засмеялась:
– Нет, Сашенька, не я… Ты. Ты – мужчина, ты главный в семье. Ты должен был сказать мне хотя бы одно слово… Ты должен был поддержать меня!
– Как мне это все надоело… Но это же глупо – носиться с какими-то воспоминаниями, дуться, все время ходить с кислой физиономией… Я целый вечер поддерживал тебя, говорил добрые слова. Ты не заметила?
– Я бы хотела, чтобы ты любил меня точно так же, как свою мать. Чтобы ты тоже все мне прощал. Все-все! Слова, поступки… Чтобы ты смотрел на меня так… так спокойно, весело, с нежностью… точно так же успокаивал, поддерживал меня – как ее! Ты же ее больше любишь. Она, только она тебе дорога…
– О-о-о… Нет, это невозможно! – Саша схватился за голову.
– Ладно, не буду. Не буду! Давай по-другому… – с азартом, задыхаясь, произнесла Лара. – Саша… Саша, ты хочешь ребенка от меня?
Она задала этот вопрос прямо. В лоб. И была на сто процентов уверена, что муж ответит ей «да». Или, в крайнем случае, скажет что-нибудь вроде – «ну, если тебе это так надо – давай попробуем». Ведь он только что сам сказал – «Как это здорово – быть отцом!»
Саша посмотрел ей в глаза, и спокойно, устало, без тени сомнения, ответил:
– Нет.
И вышел из кухни.
Лара села на стул, потерла виски. Она была ошеломлена и раздавлена ответом мужа. «Он сказал «нет»! Значит, он меня совсем не любит… Назвал меня дурой! Я ему настолько противна, что он даже ребенка от меня не хочет!»
В эту ночь Лара легла у себя в комнате.
Несколько дней они с Сашей не разговаривали, не спали вместе. Еще никогда они не находились так долго в ссоре.
Лара была подавлена, убита…
А в одну ночь ей приснился странный сон – будто она держит на руках младенца. Того самого, которого не родила. Младенцу уже месяцев восемь-десять, взгляд у него осмысленный, спокойный. Доброжелательный. Как у Саши… Это – мальчик. Сын. Он еще не говорит, не ходит, но все понимает, чувствует.
Лара во сне отчетливо ощущала тяжесть ребенка, тепло его тела, бархатистую гладкость кожи. Его милый, родной запах. И еще – его любовь и привязанность к ней, к матери. Она для него – свет и солнце, как для любого ребенка.
Во сне Ларе было особенно приятно то, что мальчик спокойный, не дерганый, не крикливый (как дети Любы, например). И что он до безумия похож на Сашу, и оттого ее любовь к ребенку становилась совсем уж запредельная, едва выносимая – вот-вот сердце разорвется от этой огромной любви…
Лара проснулась утром, вся в слезах. Она сидела на кровати и плакала, плакала…
В первый раз ее нерожденный ребенок представился ей таким реальным, живым. Мальчик. Сын…
– Прости, прости, прости… – прошептала Лара, плача так, что сердце у нее в груди заходилось. – Это только я перед тобой виновата! Я правда дура… Я такая дура! Что же я наделала, что же я наделала…
Особую боль Ларе причиняло еще то обстоятельство, что она так долго не вспоминала об этом ребенке. Не вспоминала с любовью. Она ведь, в сущности, была к нему равнодушна. Она обижалась на мужа, на свекровь, но о самом ребенке она никогда не думала как о живом существе… Все эти девять лет – она не любила его. Ее мальчик все эти девять лет был нелюбимым, брошенным, забытым – там, в том черном зазеркалье, где сейчас находилась его душа. Ни слова доброго она ему не сказала, ни поцелуя не послала – мысленно – за все эти годы…
Если бы ее ребенок родился, он сейчас уже пошел бы в школу, во второй класс… Он жил бы в одной из этих комнат. В своей комнате, детской, под завязку забитой игрушками и книгами. А она, Лара, готовила бы ему завтрак перед школой. Ему, ее мальчику, и Саше…
Лара встала и на дрожащих ногах, плача, ничего не соображая, пошла в спальню. Она хотела прижаться к мужу, обнять его.
