Основано на реальных событиях - де Виган Дельфин (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT, FB2) 📗
В начале мая Л. предложила мне сходить в кино. Некоторое время назад я рассказала ей, как мне нравятся кинотеатры в разгар рабочего дня – этакое студенческое удовольствие, которое я вновь испытала, когда перестала работать в офисе, и это чувство, будто я что-то нарушаю, в течение двух часов сидя в темноте, вдали от рабочего стола. Мне нравилось ходить в кино с другими людьми и, посмотрев фильм, обсуждать его в тот же, немного зыбкий, иногда волнующий момент, сразу после окончания сеанса. Но я любила ходить и одна, чтобы ничто не искажало первого впечатления, ничто не нарушало этой возможности отпустить свое тело, чтобы оно затрепетало, когда вновь зажжется свет и пойдут титры, быть одной, чтобы этот момент длился, растягивался; оставаться в атмосфере фильма, полностью пропитаться его духом.
Мы говорили об этом в одну из первых встреч. Она призналась, что ненавидит ходить в кино одна: ей кажется, все на нее смотрят. Кстати, именно по этой причине она попросила пойти вместе с ней посмотреть «17 девушек», первый полнометражный фильм Дельфины и Мюриэль Кулен. Он вышел как раз перед Рождеством, она не смогла посмотреть его из-за срочного текста, который должна была сдать. К счастью, его еще крутили в Латинском квартале. Я была знакома с литературным творчеством Дельфины Кулен и где-то читала, что она написала сценарий и сняла этот фильм со своей сестрой. Мне нравится идея творческого братства, это меня очень привлекает.
У себя в ежедневнике я не нахожу никаких следов этой встречи, видимо назначенной в тот же день, что объясняет отсутствие записи о ней. Мы встретились перед кинотеатром, Л. пришла заранее и взяла билеты.
Фильм рассказывает о семнадцати девочках-подростках из одного лицея, которые решают одновременно забеременеть. Его сюжет основан на происшествии, случившемся в 2008 году в Глостере, в США. Сестры Кулен перенесли действие в небольшой городок в Бретани. Фильм прекрасен, он напоен той подающей надежду истомой, неким, не имеющим названия томлением, стремлением к чему-то, что никогда не воплотится. Кадры с молодыми девушками, неподвижными в своих комнатах, представляют меланхолические картины, ритмизующие фильм подобно обратному отсчету. Сами по себе они воплощают тот момент, который уже не относится к детству, но не относится и к взрослому возрасту, этот тревожный, неопределенный промежуток. Забеременеть для девушек означает обрести свободу, обещание другой жизни. Помимо рассказов о все множащихся беременностях, в фильме есть история восхождения. Потому что Камилла, которая забеременела первой, – звезда лицея. Она из тех, за кем слепо следуют, кому хотят подражать. Она одна из тех всем известных подростковых кумиров, что внезапно исчезают, и никто не знает, что с ними сталось. Когда в зале зажегся свет, я повернулась к Л. Она показалась мне несколько напряженной. Я сразу заметила, как сжаты ее челюсти, как слегка подергивается щека, как прямо под ухом возникает то вмятинка, то легкая бороздка, тогда как все лицо остается бесстрастным. Когда мы вышли, она вызвалась проводить меня. Л. была на машине, хотя обычно не пользовалась ею в Париже, но, возвращаясь в тот день после встречи в предместье, не успела поставить ее на парковку. Я согласилась.
Л. удалось припарковаться недалеко от кинотеатра, мы молча подошли к автомобилю. Усевшись на сиденье и пристегнув ремень, Л. опустила стекло. Сначала она открыла окно только до половины, а потом уже до самого низа. В салон ворвался свежий воздух. Некоторое время Л. неподвижно смотрела прямо перед собой, я видела, как в ритме дыхания приподнимается ее блузка. Наконец она заговорила:
– Извини, не могу тронуться с места.
Положив руки на руль, она пыталась глубоко дышать, но дыхание было коротким, стесненным.
– Из-за фильма?
– Да, из-за фильма, только не беспокойся, сейчас пройдет.
Мы подождали. Л. неотрывно смотрела вперед, словно ее автомобиль делал сто пятьдесят километров в час по скоростной дороге.
Я попыталась снять напряжение. Я и сама была подвержена таким реакциям. Некоторые фильмы раскрываются с оттяжкой, в самый неожиданный момент. Мне знакомо такое состояние, со мной это случалось не раз, так что иногда, не в силах двинуться с места, я садилась прямо посреди тротуара («Пугало» Джерри Шацберга) или не могла вымолвить ни слова («Рождение спрутов» Селин Скьямма). Я прекрасно понимала состояние Л. Иногда фильм находит в нас глубокий отклик. Чтобы отвлечь ее, я рассказала Л., как впервые посмотрела «Часы», фильм, поставленный по роману Майкла Каннингема. Во время просмотра я не проронила ни слезинки, зато после фильма разразилась рыданиями. Ничто не предвещало такого, это произошло как-то само собой, я залилась горючими слезами, не в силах ни выйти из зала, ни объяснить что-нибудь отцу своих детей, в объятия которого я рухнула.
Очевидно, не выдержало что-то в моей внутренней защитной системе.
В надежде развлечь Л., я попыталась даже добавить толику самоиронии. Л. внимательно слушала, но я прекрасно видела, что она не может ни улыбнуться, ни кивнуть, казалось, все ее тело силится восстановить контроль над собой. В молчании прошло несколько долгих минут, прежде чем она включила зажигание, и еще столько же, прежде чем она запустила двигатель.
На обратном пути мы не обменялись ни словом. Я мысленно прокручивала в памяти тронувшие меня сцены фильма, пытаясь найти намек на то, что могло до такой степени потрясти ее. Я не настолько хорошо знала Л., чтобы понять, где находится болевая точка. Хотя, помнится, я подумала о Флоранс – молоденькой, не особенно красивой рыжеволосой женщине, державшейся несколько в стороне от других девушек, которую мы встречаем в начале фильма. Она, немного неловкая, даже нелепая, вызывает насмешки, хотя не очень понятно, почему и насколько это повлияло на то, что она отвергнута. Именно Флоранс первая признается Камилле, что тоже беременна. Материнство открывает ей путь в компанию, из которой она была исключена. И, сама того не желая, Флоранс инициирует цепную реакцию. Беременеют другие девушки, за ними следующие. Позже, в сцене крайней жестокости, девушки обнаруживают, что беременность Флоранс просто обман, ложь, чтобы примкнуть к кружку, который теперь без суда и следствия вышвыривает ее вон.
Л. притормозила возле моего дома. Она улыбнулась и поблагодарила меня. Разумеется, она не сказала ничего, кроме «спасибо, что пошла со мной», но ее слова прозвучали так, будто я сопровождала ее в больницу на мучительное обследование или для получения сообщения о серьезной болезни.
Я ощутила внезапный порыв, желание обнять ее.
Помнится, мне что-то подсказала интуиция, и я подумала, что Л. не всегда была обворожительной и утонченной женщиной, сидящей рядом со мной теперь. Что-то в ней, потаенное, едва различимое, указывало, что Л. пришла издалека, из темных топких мест, и что она претерпела невероятные метаморфозы.
С того дня мы виделись все чаще и чаще.
Л. жила в двух шагах от меня. Она работала дома и сама распоряжалась своим расписанием и временем. Л. звонила мне, если проходила под моими окнами, или прочла книгу, о которой хотела поговорить со мной, или обнаружила тихое местечко, где можно выпить чаю. Она растворилась в моей жизни, потому что была вольна уходить и приходить, потому что позволяла себе неожиданности и экспромты, потому что ей казалось нормальным сказать, будто нам по пятнадцать лет: я внизу, жду тебя на углу, встречаемся возле кондитерской, в «Монопри», у метро «Реомюр – Севастополь», мне сегодня надо купить куртку, помоги выбрать настольную лампу. Л. любила решать все в последний момент, менять планы, отменить одну встречу, чтобы продлить удовольствие от другой, съесть десерт или попросту не прерывать интересующий ее разговор. Л. развивала форму мгновенной доступности, что в моих глазах делало ее необыкновенной, ведь я так долго пыталась успокоить свои тревоги, более или менее успешно заботясь о наличии предварительных планов. Меня восхищала способность Л. отказываться от вынужденного, рассматривать будущее лишь как немедленное. Для нее существовало лишь настоящее мгновение и мгновение сразу после, ничто другое не представлялось ей ни более значительным, ни более безотлагательным. Л. не носила часы и никогда не смотрела на мобильник, чтобы узнать время. В этом была она вся, и так она вела себя при любых обстоятельствах. Таков был ее выбор, ее способ существования, отказ от любой формы отклонения или распыления. Как-то мне случилось проговорить с ней весь вечер, и она ни разу не поинтересовалась, который час. И я думаю, за эти два года я никогда не слышала, чтобы зазвонил ее мобильник.
