Здесь была Бритт-Мари - Бакман Фредрик (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt, .fb2) 📗

Кент мог бы подарить ей билеты в театр.

– Э-э, тетка! Ты чего, умерла? – повторил тот же голос и присвистнул.

Бритт-Мари терпеть не может, когда свистят. К тому же у нее болела голова. От пола пахло пиццей. Это было бы ужасно – умереть с головной болью и пахнуть пиццей. Кент обожает пиццу, вечно роняет куски на пол. Когда-то, лет пятнадцать назад, Бритт-Мари приняла откровенно экстремистское решение не мыть полы с неделю, чтобы Кент и дети прочувствовали, каким грязным стал пол, но Кент с детьми не обратили на это внимания, а вот Бритт-Мари обратила такое внимание, что продержалась всего полтора дня. Не обращай внимания – и ты победитель в этом мире, вот какой урок усвоила Бритт-Мари. Совсем как в сказке про портного, которую она читала детям, когда им еще нравилось ее слушать. Заказчик оставляет портному отрез ткани, чтобы тот сшил ему сюртук, а когда приходит за заказом, портной говорит: «Не вышел сюртук, выйдут штаны». Когда заказчик приходит снова, портной говорит: «Не вышли штаны, выйдет жилетка». Потом – «выйдут рукавицы». Когда заказчик возвращается за варежками, портной пожимает плечами и говорит: «Не вышли рукавицы». – «А что вышло?» – спрашивает заказчик, а портной отвечает: «Пшик вышел!» Бритт-Мари порой кажется, что эта сказка про нее.

– Э-эй! Ты это, как его? Очухалась? – Голос стал бесцеремоннее, а запах пиццы отчетливее.

Бритт-Мари не в особом восторге от пиццы, потому что от Кента часто пахло пиццей, когда он возвращался домой поздно вечером после встреч с Германией. Бритт-Мари помнит все его запахи. Но яснее всего – тот, из больничной палаты. В палате было полно цветов, так принято – приносить букеты человеку, пережившему сердечный приступ, но от рубашки, лежащей на краю постели, Бритт-Мари уловила еще запах духов и пиццы.

Кент спал, слегка похрапывая. Бритт-Мари в последний раз взяла его за руку; он не проснулся. Потом она сложила его рубашку, сунула в сумочку. Придя домой, она вычистила воротник содой и уксусом и дважды простирала в машине, а потом повесила на плечики. Потом вымыла окна «Факсином» и освежила матрас пекарским порошком, внесла с балкона цветочные ящики, уложила сумку и в первый раз в жизни включила мобильный телефон. В первый раз в их с Кентом жизни. Она подумала, что дети будут звонить и спрашивать, как там Кент. Они не позвонили. Прислали каждый по эсэмэске.

Когда-то, детям тогда было лет по двадцать, они обещали приезжать в гости каждое Рождество. Потом стали придумывать предлоги, чтобы не приезжать. Прошло несколько лет, и они перестали придумывать предлоги. Наконец они перестали даже притворяться, что хотят приехать. Писем приходило мало. Вышел пшик.

Бритт-Мари всегда любила театр, потому что ей нравилось, как актерам в конце аплодируют за то, что они притворялись. Сердечный приступ Кента и голос той молодой и красивой, которая позвонила сообщить о болезни Кента, лишили Бритт-Мари возможности притворяться и дальше. Невозможно дальше притворяться, что кого-то не существует, если она звонит тебе по телефону. И Бритт-Мари покинула больницу с пропахшей духами рубашкой и разбитым сердцем.

А за это цветов не подносят.

– Во херня. Умерла ты, что ли? – нетерпеливо спросил голос.

Бритт-Мари показалось в высшей степени невежливым, что ее оборвали на полусмерти. Причем такими ужасными словами. Ведь у слова «херня» есть множество пристойных синонимов, если так уж необходимо выразить именно это понятие. Не вполне очнувшаяся Бритт-Мари спросила стоявшую над ней Личность:

– Прошу прощения, где я? – на что услышала бодрый ответ:

– Здрассте! В поликлинике!

– Но тут пахнет пиццей, – с трудом произнесла Бритт-Мари.

– Да, поликлиника, понимаешь, она же и пиццерия.

– Это не гигиенично, – с трудом выговорила Бритт-Мари.

Личность пожала плечами:

– Сначала пиццерию закрыли. Потом, понимаешь, поликлинику. Кризис, вот такая херня. Крутимся как можем, понимаешь. Но все норм. Первая помощь имеется!

Личность (кажется, женского пола) жизнерадостно указала на открытый пластмассовый ящик с красным крестом и надписью «Первая помощь». Потом махнула характерно пахнущей бутылкой.

– А это, понимаешь, вторая помощь! Будешь?

– Прошу прощения? – простонала Бритт-Мари, щупая шишку на лбу. Больно.

Личность, которая, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, не стояла, а сидела над Бритт-Мари, сунула ей стакан.

– Винный магазин закрыли. Так что, понимаешь, крутимся как можем. Гляди! Водка эстонская или типа того. Неведомая херня, в буквальном смысле. Может, вообще не водка. Один хрен, язык малость дерет, но это с непривычки. Помогает от этого, как его? Обморожения!

Бритт-Мари, страдальчески качая головой, заметила на своем жакете красные пятна.

– Это кровь? – в ужасе воскликнула она.

Было бы ужасно неприятно оставить пятна крови на полу у Личности, даже если пол и немытый.

– Нет! Нет! Ни фига подобного! Ну, шишка-то вскочит после того, как в тебя пульнули, а это, понимаешь, томатный соус, – громогласно сообщила Личность, пытаясь обтереть жакет Бритт-Мари салфеткой.

Бритт-Мари заметила, что Личность сидит в инвалидном кресле. Это трудно не заметить. Личность, кажется, пьяна. В своем суждении Бритт-Мари исходила только из того, что от Личности пахло водкой и она не попадала в пятно салфеткой. Но ни в коей мере не из предубеждений.

– Я посижу тут, пока ты не перестанешь помирать. Захочешь есть – пообедаешь, – ухмыльнулась Личность и протянула руку к лежащей на табуретке полусъеденной пицце.

– Обедать? Сейчас? – пробормотала Бритт-Мари, ведь не было и одиннадцати.

– Есть хочешь? Вот пицца! – пригласила Личность.

Только теперь сказанное достигло сознания Бритт-Мари.

– Что значит «пульнули»? В меня что, стреляли? – выдохнула она, ощупывая голову в поисках отверстия.

– Дадада. Футбольным мячом по башке, – кивнула Личность, пролив водку на пиццу.

Судя по виду Бритт-Мари, она предпочла бы мячу пистолет. Как менее грязный предмет.

Личность, на вид лет сорока, и вынырнувшая сбоку от нее девочка, на вид лет тринадцати, помогли Бритт-Мари подняться. Такого ужаса, как на голове у Личности, Бритт-Мари в жизни не видела. Словно Личность причесывалась перепуганным ежом. Девочка была хотя бы причесана, зато джинсы разорваны на коленках. Разумеется, это очень современно.

Личность беззаботно ухмыльнулась:

– Ребятишки, пуляют и пуляют, засранцы. Футбол хренов. Но ты не сердись, они нечаянно!

Бритт-Мари щупала шишку на лбу.

– У меня что, грязь на лице? – спросила она робко и в то же время с укором.

Личность мотнула головой и отъехала назад, к пицце. Бритт-Мари смутилась, заметив за угловым столиком, над кофейными чашками и вечерними газетами, двух бородатых мужчин в кепках. Как это неприятно – лежать без сознания на виду у всего кафе! Но никто из мужчин не удостоил ее и взгляда.

– Ты в обмороке была всего ничего, – беспечно объяснила Личность, упирая на «всего ничего», и покатила мимо Бритт-Мари с куском пиццы как раз между ртом и кофтой.

Вынув из сумочки крошечное зеркальце, Бритт-Мари вытерла лоб. Упасть в обморок крайне неприятно, но куда неприятнее при этом перепачкаться. Что, если бы она умерла? Что люди бы подумали? Прямо посреди кафе.

– Откуда вы знаете, что они не целились нарочно? – спросила она всего лишь с капелькой осуждения.

Личность развела руками:

– Потому что попали! Когда целятся – ни в жисть не попадут. Футболисты хреновы.

– Ах-ха.

– Ну уж не так все плохо… Ну уж прямо, – обиженно буркнула девочка.

В ее руках Бритт-Мари увидела футбольный мяч. Девочка держала его так, как держат футбольный мяч, когда изо всех сил сдерживаются, чтобы не поддать его ногой.

Личность одобрительно вскинула руку в сторону девочки:

– Это Вега. Работает тут!

– А почему она не в школе? – спросила Бритт-Мари, не спуская глаз с мяча.