Ясный новый мир - Михайловский Александр (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
Помимо Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус и проживающего у них Дмитрия Философова, а также самого Бориса Савинкова, с которого восторженная Гиппиус была готова сдувать пылинки, на квартире постоянно находились: секретарь и любовница Савинкова Любовь Дикгоф (Эмма Сторэ), ее муж барон Александр Дикгоф, готовившийся стать при будущем «демократическом диктаторе» кем-то вроде министра иностранных дел.
Еще там находились начальник штаба будущего восстания полковник Александр Перхуров, казначей организации Флегонт Клепиков, а также два полковника-латыша, один из которых, Карл Гоппер, занимался в савинковской организации кадрами, а второй, Фридрих Бриедис, отвечал за разведку и контрразведку. Короче, квартира была переполнена, и только то, что Мережковский и Гиппиус постоянно принимали в своей квартире множество самых разных людей, спасало от провала Савинкова и его приближенных.
Но это впечатление было обманчивым – наблюдение за «нехорошей» квартирой велось настолько плотно, насколько это вообще было возможно в начале ХХ века с частичным использованием средств ХXI века. И хоть пока ничего не предвещало для заговорщиков беды, но их уже измерили, взвесили и признали годными для того, чтобы брать.
Поэтому люди, которые должны были принять участие в этом торжественном финале, уже подтягивались к дому № 83 по Сергиевской улице через проходные дворы, которых было много в этом районе Петрограда, дабы раньше времени не спугнуть издерганного нехорошими предчувствиями Савинкова. Вроде все было готово к перевороту, но сил было явно недостаточно, а находившиеся в его распоряжении около восьмисот уволившихся из армии после Рижского мира офицеров были разрозненны, плохо вооружены и обладали крайне низким боевым духом.
Лозунг «войны до победного конца», под которым официально выступал возглавляемый Савинковым СЗРиС, был крайне плохой идеей для продвижения его в массы, тем более что пригодных для этого масс находилось не так уж и много. Армия не была распущена, погоны никто не спешил отменять, юнкерам школ прапорщиков, которые пробились в военные училища своим потом и кровью, дали доучиться, и кого отправили в запас уже в офицерском звании, а кого зачислили в кадры новой армии, или даже Красной гвардии.
Многие из тех, кто в нашей истории примкнул к контрреволюционерам, на этот раз сражались на окраинах бывшей Российской империи совсем на другой стороне. Так, например, кавалер четырех георгиевских крестов штаб-ротмистр Виленкин, в нашей истории бывший начальником кавалерийского отделения СЗРиС, в данный момент в составе конно-механизированной бригады Красной гвардии рубился с британскими наемниками в районе Басры. Где-то вместе с генералом Деникиным на Кавказском фронте воевал полковник Страдецкий, который в нашем прошлом отвечал в Союзе за связь с Добровольческой армией. Многие и многие из тех, кто в нашей истории пошли против Ленина и Троцкого, в новом варианте отнюдь не желали выступать против Сталина и его окружения.
Поэтому выступление Савинкова были готовы поддержать только несколько сотен офицеров. Полковник Гоппер и сам не был уверен – сколько именно из них поддерживают Союз только на словах, а сколько в решающий час выйдет на улицы с оружием в руках. Но величайший авантюрист в истории русской революции считал, что находится на подъеме, и всего лишь мгновение отделяет его от момента, когда он вскочит в седло вороного коня [4] и под бой колоколов торжественно въедет в Зимний дворец.
В данный же момент, когда прикомандированные к НКВД бойцы спецназа ГРУ на крыше дома 83 по Сергиевской, прямо над квартирой Мережковских, готовились спуститься на тросах вниз, на тот самый балкончик, с которого год назад «изогнувшаяся гусеницей Зинка выкрикивала проклятия революционным матросам» (Бродский), и мышеловка была уже готова захлопнуться, Савинков был занят тем, что, надувшись, как петух, нашедший жемчужное зерно в навозной куче, проповедовал своим немногочисленным сторонникам «Евангелие от Бориса».
Зинаида Гиппиус, которая, несмотря на свои сорок девять лет, находилась в самом расцвете бесплодной красоты, и двадцатидвухлетняя Любовь (Эмма) Дикгоф, одесситка по происхождению и парижанка по воспитанию, составлявшие женскую часть компании, были в восторге от своего кумира. Для Гиппиус Савинков был литературным протеже и политическим вождем, а Любовь Дикгоф была влюблена в него как кошка и не мыслила жизни без Савинкова.
Но там, наверху, все уже было готово, и старший штурмовой группы несколько раз щелкнул ногтем указательного пальца по микрофону рации, после чего две остальные группы, у черного и у парадного входов, подняли скрывающие лица маски, надвинули на глаза защитные очки, изготовившись к штурму.
– Раз, два, три, – первая тройка спецназовцев, спрыгнув с крыши на тросах, уже была на балкончике. Звон разбитого стекла, крик: «Бойся!», и цилиндрик светошумовой гранаты «Заря» влетел в заполненное людьми помещение.
Выпученные от удивления глаза Савинкова, и затопившая все бело-фиолетовая вспышка, по выражению барона Дикгофа – «будто полпуда магния разом». Спецназовцы, выбив балконную дверь, уже ввалились в комнату, когда грохнули еще два глухих взрыва, выбивших двери парадного и черного входов, и внутрь вбежали люди в полной боевой экипировке спецназа ГРУ, тут же лихо укладывающие всех присутствующих мордой в пол с руками, завернутыми за спину. «Всем лежать, бояться!»
Савинковцы не успели оказать сопротивления. Они были скручены, обезоружены и аккуратно рассортированы. Сочувствующие поэты – налево, а эсеровские боевики – направо. Это вам не чекисты в кожанках с наганами и маузерами, которые тоже, впрочем, давали сто очков вперед беззубой царской охранке. Сам Савинков, приходя в себя после вспышки светошумовой гранаты, только скрипел зубами и мысленно матерился. Несомненно, его почтили своим посещением настоящие хозяева Советской России, о которых в последней с ним беседе ему намекал месье Шарль. Против подобных монстров у фронтовых офицеров с наганом или браунингом в кармане не было ни единого шанса.
Последними в квартиру Мережковского и Гиппиус вошли двое, очевидно командовавшие всей этой операцией. Об этом можно было судить по тому, что страшные монстры козыряли им и выказывали прочие знаки уважения.
Один из них, высокий и худой, с бородкой-эспаньолкой и в мятой солдатской фуражке на голове, вдруг принюхался и сморщил нос.
– Александр Васильевич, – сказал он с ярко выраженным польским акцентом, – а чем это у них так пахнет?
– А это, Феликс Эдмундович, – ответил ему второй, ростом поменьше и тоже с бородкой, только с аккуратной седой, – типичный запах нашей интеллигенции. Помните, что говорил о ней и с чем сравнивал Владимир Ильич? К тому же у светошумовой гранаты «Заря» имеется побочное действие, хотя в качестве средства от запоров я бы его рекомендовать не рискнул.
– Вы, вы, вы… – зашипела, как змея, уткнувшаяся лицом в загаженный ковер Зинаида Гиппиус, – вы гады, сволочи, сатрапы, палачи, хамы. Вы еще нам за всё ответите…
Седобородый иронически посмотрел на задыхающуюся от злости поэтессу.
– Обгадились, Зинаида Николаевна? Ничего, от неожиданности бывает и не такое. Занимались бы вы своей литературой, пописывали бы стишки, печатались бы в оппозиционной прессе – никто бы вас не тронул. А вы вот, понимаешь, в заговор решили влезть, раз выборы вдребезги были вами проиграны. Никакая вы, господа, не оппозиция. Оппозиция в парламентах сидит и в газетах выступает. Вы теперь мятежники и враги советской власти, и поступят с вами по всей строгости нашего закона. Впрочем, дальнейшие беседы с вами мы будем вести уже в другом месте. А пока позволим следователям, прибывшим вместе с товарищем Дзержинским, обыскать это гнездо порока, чтобы все тайное стало явным…
20 июня 1918 года.
Петроград. Таврический дворец.
Кабинет главы НКВД.
Тамбовцев Александр Васильевич
