Звездные дороги. Истории из вселенной Эндера - Кард Орсон Скотт (бесплатные версии книг .TXT) 📗
– Не спорьте с нами на богословские темы, – холодно проговорил отец, – как будто вы верующий.
– Вы не знаете, во что я верю, – ответил Графф. – Вам следует знать только одно: мы пойдем на многое ради того, чтобы ваш сын попал в Боевую школу, поскольку верим в его выдающиеся способности и считаем, что в этом доме они пропадут впустую.
Мать резко наклонилась вперед, а отец вскочил на ноги.
– Да как вы смеете! – крикнул отец.
Графф тоже встал, и в гневе он был страшен.
– Я думал, это вам не нравится ложь!
На мгновение наступила тишина. Отец и Графф не сводили друг с друга взгляда.
– Я сказал, что его жизнь пропадет впустую, и такова простая истина, – спокойно проговорил Графф. – Вы даже не знали, что он на самом деле умеет читать. Вы вообще понимаете, что делал этот мальчик? Он читал и прекрасно понимал книги, с которыми возникли бы проблемы у ваших студентов, профессор Вечорек. Но вы этого не знали. Он читал у вас на глазах и прямо говорил об этом, но вы отказывались верить, поскольку это не вписывалось в вашу картину мира. И в этом доме вынужден получать образование столь выдающийся разум? Может, в вашем списке грехов это мелочь? Получить от Бога такой дар и потратить его впустую? Что там говорил Иисус насчет метания бисера перед свиньями?
Этого отец уже выдержать не мог. Он бросился на Граффа, намереваясь его ударить, но Графф, будучи солдатом, легко отразил удар. Отвечать он не стал, лишь приложил ровно столько усилий, чтобы остановить отца, пока тот не успокоился сам. Но даже при этом отец оказался на полу, корчась от боли, а мама с плачем опустилась рядом с ним на колени.
Однако Ян Павел понял, что сделал Графф: он нарочно подобрал такие слова, которые разозлят отца и выведут его из себя.
Но зачем? Чего этот военный пытался добиться?
И тут он сообразил: Графф хотел продемонстрировать мальчику эту сцену – униженного, побитого отца и рыдающую над ним мать.
– Война – отчаянная борьба, – заговорил Графф, пристально глядя Яну Павлу в глаза. – Они едва не сломили нас. Они едва не победили. Нам едва-едва удалось выиграть лишь потому, что нашелся гений, командир по имени Мэйзер Рэкхем, который сумел перехитрить врагов, найти их слабое место. Кто станет этим командиром в следующий раз? Окажется ли он на своем месте? Или он останется где-то в Польше, вкалывая на двух жалких работах намного ниже его интеллектуального уровня, и все потому, что в возрасте шести лет не захотел полететь в космос?
Ах вот оно что! Капитан хотел показать Яну Павлу, как выглядит поражение.
«Но я уже знаю, как выглядит поражение, – подумал мальчик. – И я не позволю вам меня победить».
– За пределами Польши тоже есть католики? – спросил он. – Неподчинившиеся?
– Да, – ответил Графф.
– Но не каждой страной правит Гегемония, как Польшей?
– В подчинившихся государствах сохраняется их традиционная система правления.
– Значит, есть такая страна, где мы могли бы жить вместе с другими неподчинившимися католиками, но без всяких санкций, из-за которых нам не хватает еды, а папа не может работать?
– Все подчинившиеся ввели санкции против перенаселения, – сказал Графф. – Именно это и означает подчинение закону.
– А есть страна, – спросил Ян Павел, – где мы могли бы стать исключением и никто бы об этом не знал?
– Канада, – ответил Графф. – Новая Зеландия. Швеция. Америка. Неподчинившиеся, которые об этом не разглагольствуют, живут там вполне пристойно. Вы были бы не единственными, чьи дети ходят в разные школы, – власти делают вид, будто этого не замечают, поскольку им не хочется наказывать детей за грехи родителей.
– И где лучше всего? – спросил Ян Павел. – Где больше всего католиков?
– В Америке. Там больше всего поляков и больше всего католиков. И американцы всегда считали, что международные законы писаны не для них, так что воспринимают правила Гегемонии не слишком серьезно.
– Мы могли бы туда уехать? – спросил Ян Павел.
– Нет, – заявил отец, который теперь сидел на полу, склонив голову от боли и унижения.
– Ян Павел, – сказал Графф, – нам не нужно, чтобы ты уехал в Америку. Нам нужно, чтобы ты поступил в Боевую школу.
– Только если моя семья уедет туда, где мы не будем голодать и где мои братья и сестры смогут ходить в школу. Иначе я просто останусь тут.
– Никуда он не поедет, – заявил отец. – Что бы вы ни говорили, что бы вы ни обещали и что бы ни решил он сам.
– Кстати, о вас, – сказал Графф. – Вы только что совершили преступление, напав на офицера Международного флота, за что полагается наказание в виде тюремного заключения на срок от трех лет, – но вам не хуже моего известно, что суды наказывают неподчинившихся намного серьезнее. Так что вы, полагаю, получите лет семь или восемь. Естественно, все происшедшее записано на видео.
– Вы явились в наш дом как шпион, – бросила мама. – Вы его спровоцировали.
– Я сказал вам правду, но вам она не понравилась, – ответил Графф. – Я не поднял руку ни на профессора Вечорека, ни на кого-либо из вашей семьи.
– Пожалуйста, – попросил отец. – Не отправляйте меня в тюрьму.
– Естественно, не отправлю, – сказал Графф. – Я не хочу, чтобы вы оказались за решеткой. Но я не хочу также, чтобы вы делали дурацкие заявления о том, чему быть, а чему нет, – что бы я ни говорил, что бы я ни обещал и что бы ни решил Ян Павел.
Теперь Ян Павел понял, зачем Графф раздразнил отца – чтобы у того не осталось выбора, кроме как согласиться с тем, что решат между собой Ян Павел и Графф.
– Как вы заставите меня поступить так, как нужно вам? – спросил мальчик. – Так же, как папу?
– Если ты не полетишь со мной добровольно, – ответил Графф, – мне не будет от этого никакого толку.
– Я не полечу с вами добровольно, пока моя семья не окажется там, где они смогут жить счастливо.
– В мире, которым правит Гегемония, такого места не существует, – заявил отец.
Но на этот раз уже мама заставила его замолчать, мягко коснувшись щеки мужа.
– Мы можем быть добропорядочными католиками и в другом месте, – сказала она. – Уехав отсюда, мы не отберем хлеб у наших соседей. Никому не будет от этого вреда. Только взгляни, на что готов ради нас Ян Павел. – Она повернулась к сыну. – Прости, что я не знала про тебя всей правды. Прости, что оказалась такой плохой учительницей.
Мама расплакалась, и отец привлек ее к себе. Они сидели на полу, утешая друг друга.
Графф посмотрел на Яна Павла, слегка приподняв брови и словно говоря: «Я убрал все препятствия, так что… делай так, как хочу я».
Но все было еще не совсем так, как хотелось Яну Павлу.
– Вы меня обманете, – сказал он. – Вы увезете нас в Америку, но потом, если я все-таки решу не лететь в Боевую школу, вы будете угрожать отправить всех обратно, и станет еще хуже, чем сейчас. И все равно заставите меня полететь с вами.
Графф молчал.
– Так что никуда я не полечу, – закончил Ян Павел.
– Ты меня обманешь, – сказал Графф. – Ты убедишь меня перевезти твою семью в Америку и обустроить им лучшую жизнь, а потом все равно откажешься лететь в Боевую школу, полагая, будто Международный флот позволит твоей семье пользоваться благами нашего договора, даже если ты не выполнишь свою часть.
Ян Павел не ответил, поскольку отвечать было нечего – именно так он и планировал поступить. Графф это знал, и Ян Павел не собирался возражать – тем более что данное знание ничего, по сути, не меняло.
– Вряд ли он так поступит, – заметила женщина.
Но Ян Павел знал, что она лжет. Ее беспокоило, что он может так поступить. Но еще больше ее беспокоило, что Графф отступит от договора, о котором просил Ян Павел. Это лишь подтвердило его догадку – для этих людей было крайне важно отправить его в Боевую школу. И потому они готовы были соглашаться на любые условия, пока у них оставалась хоть какая-то надежда, что он полетит с ними.
Или же они знали, что вне зависимости от любых договоренностей могут взять свои слова назад, когда пожелают. В конце концов, они представляли Международный флот, а Вечореки были лишь неподчинившейся закону семьей в неподчинившейся стране.
