Моя чужая дочь - Хайес Саманта (читаем книги онлайн .txt) 📗
— Они ж говорили, что она больна… — в сотый раз повторяю я, чтобы Луиза, не дай бог, не заподозрила меня в сговоре с Фредой и Бекко. — Обещали, что я смогу ее забрать, как только ей станет лучше. Сказали, что она в больнице… я и поверила.
Я не уберегла свою малышку, но могла ли я что-то изменить? Я сама была ребенком — и полностью в их власти.
5 января 1992
В контейнере с мусором вчера была найдена девочка нескольких дней от роду. Случайный прохожий, пожелавший остаться неизвестным, около трех часов дня услышал детский плач и сообщил полиции.
Малютку, отправленную в больницу Св. Томаса, медперсонал окрестил Фелисити. «Несмотря на такое трагическое начало жизни, это на удивление жизнерадостная девочка», — рассказала нашему корреспонденту одна из нянечек. Полиция провела расследование в районе, где обнаружен младенец, однако поиски матери результатов не принесли. Офицер полиции, в чьем ведении находится данное дело, выразил озабоченность судьбой матери и пообещал ей всяческую поддержку.
Фелисити. Фелисити, твердила я про себя, выскакивая из дома в шесть часов утра. Роберту я соврала, что поеду на ярмарку, и он обещал присмотреть за Руби.
Зажиточный пригород, очень зеленый, с ухоженными живыми изгородями и, конечно, гирляндами китайских фонариков на Рождество. Дом Фелисити мне понравился — изящный, белоснежный, с черной росписью по фасаду. Во дворе припаркован «вольво-универсал». Без десяти восемь из дома вышла мама Фелисити — в одной руке школьный рюкзак, другая отчаянно машет, поторапливая дочь. Она гораздо больше, чем я, похожа на маму: волосы уложены в аккуратный узел, удобные туфли на плоской подошве. А потом на крыльце появилась Фелисити, самая обычная школьница, с галстучком, в черных брючках, подметающих сырую землю. Самая обычная — но моя Неспешно открыла дверцу, с удобством устроилась на переднем сиденье — и «вольво» сорвался с места.
Я поехала следом, стараясь держаться как можно ближе, а дышать как можно глубже — вдруг вместе с бензиновыми парами до меня долетит и запах дочери. Через пятнадцать минут мы затормозили у школы. Фелисити вышла из машины и зашагала к школьным дверям — без прощального поцелуя матери.
Мне тоже не довелось целовать тебя на прощание, дорогая.
За день я видела ее еще три раза. В половине одиннадцатого, когда прозвенел звонок, Фелисити во главе клина из пяти девчонок пересекла двор, направляясь к зданию школьной лаборатории. Она была самой хорошенькой, самой высокой и, без сомнения, самой популярной — остальные сопровождали ее, как фрейлины королеву. Я не уловила ни единой черточки дяди Густава. Холодный ветер разметал по плечам золотистые волосы.
Где ваше пальто, юная леди?!
На обед Фелисити сбегала в кафешку за два квартала от школы. Я тоже взяла себе гигантскую порцию жареной картошки и, прислонившись к стене, смотрела, как Фелисити с подружкой уписывают жареную рыбу с картошкой, болтают о мальчишках, пьют кока-колу и умирают от хохота.
Горячая волна затопила мое сердце: Фелисити счастлива.
И наконец, я увидела ее без двадцати четыре — она слонялась по улице перед школой, дожидаясь мать. Многие из ее одноклассников уехали на школьном автобусе, а Фелисити, к моей радости, забирала мама. Швырнув рюкзак на заднее сиденье, девочка чмокнула мать в шею, и они уехали.
Я проводила «вольво» взглядом. В следующий раз возьму фотоаппарат.
— Йорки не делают из истории Фелисити тайны. Они даже принимали участие в ток-шоу, посвященном проблемам приемных родителей подкидышей с неизвестным прошлым. Сказали, что этот вопрос их меньше всего волнует. Главное — понимать и любить этого ребенка.
— Правда?!
Какие молодцы. Фелисити Йорк, безмолвно повторила я полное имя своего ребенка. Красивое имя. Такое же красивое, как и моя девочка. Я представляю ее в мусорном баке. Я представляю ее на руках чужой женщины.
— Луиза… Ты ведь не расскажешь Робу. Это не вопрос, и Луиза округляет глаза.
— Конечно, нет. С какой стати? Я не причиню боль ни ему, ни Руби.
Я благодарно киваю. Мы расправляемся с панини, истекающими чесночным соусом, и болтаем о пустяках, перекрикивая шум кофеварки, и любуемся серебристыми струями дождя на окнах. А потом прощаемся, потому что меня ждут дома.
Руби в пух и прах громит отца на «Плейстейшн». Роберт катается по полу умирающим жуком, стонет и выкидывает белый флаг, падая пузом на джойстик.
— Ха! Слабак! — торжествует Руби и щекочет его большим пальцем ноги.
Цапнув ее за ногу, Роберт в ответ щекочет пятку дочери. Война щекотки идет не на жизнь, а на смерть — у меня нет шанса привлечь внимание бойцов. Я разбираю на кухне продукты, которые купила на обратном пути из кафе, и думаю, не догадается ли Роберт, что я встречалась с Луизой. Вдруг уловит аромат ее духов, или ее словцо, сорвавшееся с моих губ, или отзвук ее поцелуя на моей щеке?..
— Ой! Ты меня напугал!
Роберт неслышно возник за моей спиной, прижал к себе, обхватил за талию.
— Привет, толстушка! Как дела?
— Погоди, то ли еще будет! — предупреждаю я. — Готовим в четыре руки — или ужинаем в ресторане?
— В ресторане! А как насчет вздремнуть перед выходом? Или предпочитаешь ванну?
Он осторожно гладит мой живот. Держу пари, через неделю-другую мою крошку заставят слушать классическую музыку.
— Только вместе с тобой.
Мы поднимаемся по лестнице под аккомпанемент нового сочинения Руби. Интересно, играет ли Фелисити…
— Ты это видела? — Роберт кивает на пухлую сумку в углу лестничной площадки.
— Вчера уже собралась, а до отлета еще неделя! Просто сгорает от нетерпения.
Роберт за руку ведет меня в спальню, укладывает на кровать. Я вдыхаю свежий запах кондиционера для белья и улыбаюсь.
— Что? — Он стягивает рубашку через голову — возиться с пуговицами недосуг.
Я молча улыбаюсь. Ничего особенного. Просто все трое счастливы: Руби, Фелисити и тот, кто скоро появится на свет.