Корсар и роза - Модиньяни Ева (библиотека книг .txt) 📗
В кухне крестьянской усадьбы в Луго стол был накрыт на четверых. Дети ужинали вместе со старшими только по воскресеньям. В обычные дни родители и бабушка с дедушкой ели одни, разговаривая за ужином о работе.
Газовая плита была заменена электрической. Спартак настоял на этом новшестве, потому что не доверял газовым баллонам, которые иногда взрывались, вызывая ужасные последствия.
Его мать перелила минестроне в расписную фаянсовую супницу, опустила в нее разливательную ложку и поставила в центре стола. Отец уже сидел за столом и крошил себе в тарелку ломоть хлеба. Спартак прошел мимо полки, на которой стоял портрет сестры. Фотография, запечатлевшая покойную Миранду еще девочкой, была заключена в рамку, сплетенную из ее волос. Как всегда, Спартак провел кончиками пальцев по стеклу, защищавшему портрет, и перекрестился. Только после этого он сел за стол с остальными.
Он вновь начал совершать поездки по всей стране на поезде и на мотоцикле, поскольку его «Ланчия», как и «Балилла» Лены, была реквизирована немцами во время отступления. Спартак прекрасно понимал, что никогда их больше не увидит.
Денег не было, еды не хватало, люди бежали из деревень, спасаясь от нищеты. Пенькопрядильная фабрика, несмотря на неустанные заботы счетовода Аугусто Торелли, переживала не лучшие времена, и Лене пришлось заложить свое кольцо с бриллиантом, подаренное Спартаком, когда родилась Миранда, чтобы уплатить жалованье троим рабочим.
К счастью для Лены, родители Спартака оказались добрыми людьми. Они хорошо относились к невестке, особенно свекровь, которая поначалу знать ее не хотела. Теперь они по-настоящему сблизились и поддерживали друг друга во всем. Обе любили Спартака, но без соперничества и ревности. Разумеется, старуха Рангони с облегчением перевела дух, когда ее сын и невестка освятили свой союз обрядом венчания после того, как церковь признала недействительным брак Маддалены Бальдини с Антонио Мизерокки.
Антонио, жившему в то время в Канаде, пришлось подписать множество пересылавшихся ему из Италии документов, чтобы окончательно подвести черту под той главой своей жизни, которая связывала его с Леной. Он сделал все, что было в его силах, чтобы ускорить расторжение их брака, безропотно подписывая бумаги, выставлявшие его в невыгодном, а иногда и в совершенно ложном свете. Антонио сознавал, что эта ложь исходит не от Лены и не от его старого друга. Это были юридические уловки, подсказанные адвокатами Сакра Роты [54].
Лена время от времени писала ему, рассказывая о себе и о детях. Ответы Тоньино всегда были предельно краткими и в то же время неопределенными. И все же в этих скупых строках сквозили радость и благодарность за то, что Лена дает ему возможность пообщаться с ней, не порывает окончательно существовавшую между ними связь. Вся семья Рангони, включая самого Спартака, знала об этой переписке. Они ценили преданность Лены и уважали ее чувство к человеку, с которым ее когда-то связала судьба.
В семье царили мир и покой. Все поддерживали друг друга, поровну делили тяготы послевоенной жизни. Вот и в этот вечер, сидя за ужином, члены семьи стали толковать о тяжелых временах и о видах на будущее.
— Деревня разоряется, — заметил старик Рангони. — Только у нас одних и есть какие-то запасы. И нам хватает, и другим помогаем. Мерзость запустения, как в Библии сказано.
— Землю теперь можно купить за гроши, были бы деньги, — заметил Спартак.
— На пеньку нынче такой спрос, что тебе бы следовало начать зарабатывать побольше, — проворчала мать.
— Для того, что я задумал, доходов от продажи пеньки маловато. Тут потребуется кое-что другое. И я, кажется, знаю, что именно, — намекнул Спартак, заканчивая есть суп.
— Что у тебя на уме? — спросила Лена.
Она уже успела подняться из-за стола и начала убирать посуду.
— Строительный лес. Люди нуждаются в древесине, чтобы отстроить разрушенные дома. А у меня древесина есть.
— Ты имеешь в виду лес Ле-Кальдине? — уточнила Лена, вспомнив завещание графа Ардуино.
— Именно его. Сегодня я ездил на него взглянуть. Там полно кипариса и каменного дуба. Отличный строительный материал, — объяснил Спартак. — Но нужны грузовики для транспортировки и рабочие для рубки леса. Один грузовик у меня уже есть. Мне его даст Эмилио Гельфи. Но потребуется как минимум еще два.
— Но у нас же нет денег на грузовики, — робко возразила мать.
— Маддалена, ты одолжишь мне свою брошку? — спросил Спартак.
— Ты же мне сам говорил, что это не просто подарок, а талисман, и что я никогда не должна с ним расставаться, — заупрямилась Лена.
— Я же прошу только в долг, — принялся уговаривать ее Спартак. — На время. Она останется твоей, клянусь детьми. Просто мне придется ее заложить. Дадут за нее немало, хватит на два подержанных грузовика. Это вопрос нескольких дней. Самое большее через месяц ты получишь назад свою розу, бриллиант и кое-что еще в придачу. Обещаю. Так ты дашь мне ее?
— Разве я могу тебе отказать? — вздохнула Лена. — Вокруг нас полно людей, лишившихся куда большего.
Она поднялась в спальню, взяла брошку, о подлинной ценности которой узнала лишь теперь, и отдала ее Спартаку. Он сунул дамасскую розу в карман, бросив на жену благодарный взгляд.
В эту ночь им не спалось. Лена, слушая, как он ворочается в постели, пожалела его. Будь Спартак другим человеком, закончив с отличием университетский курс, он со своим дипломом мог бы стать преподавателем и получать мизерную, но постоянную зарплату, или воспользоваться своими знаниями и тем уважением, которое питали к нему окружающие, чтобы встать во главе какого-нибудь сельскохозяйственного предприятия. У него были все данные, чтобы занять важный пост. Но душа Спартака жаждала более широких горизонтов. Его привлекали не заработки сами по себе, а те возможности, ключ к которым давали деньги.
Лена протянула руку в темноте и тихонько погладила плечо мужа.
— Я и тебе не даю спать, любовь моя, — прошептал Спартак.
— Сейчас спущусь в кухню и сварю кофе, — предложила она. — Я уже понимаю, этой ночью нам не суждено заснуть.
— Я хочу купить землю, Маддалена, — сказал он.
— Какую землю? Где?
— Где угодно и сколько угодно. Неважно, здесь или на краю света. Земля зовет меня, я хочу ее так же, как тебя. Я буду продавать древесину и заработаю на несколько сотен гектаров земли. А потом придумаю, как еще заработать, чтобы купить еще, еще и еще. Что куплено, то нажито!
Лена надела халат и спустилась вниз, пока Спартак одевался.
В обмен на яйца и масло Лене удалось раздобыть настоящего кофе. Этот кофе она прятала от всех и варила только мужу, а он был ей благодарен за заботу.
Они выпили по чашечке вместе, стоя у окна, из которого открывался вид на бескрайние просторы полей.
Уже светало, золотистые отблески ложились на темную землю. В неподвижном воздухе раздался крик петухов.
Одной рукой Спартак обнял жену за плечи, а другой стал гладить ее грудь. После трех беременностей Лена сохранила стройную и гибкую девичью фигуру.
— Я безнадежно влюблен, — прошептал он.
— В меня или в землю? — шутливо спросила Лена.
Она была счастлива. Ей нравилось быть с ним рядом, ощущать его близость, его ласку, слышать его нежный шепот.
— В обеих. Земли на свете ровно столько, сколько создал бог. Больше, чем есть, он уже не создаст. И я хочу заполучить как можно больше, пока это еще возможно. И другой такой Маддалены тоже больше никогда не будет. Поэтому я никогда не перестану желать ту, что есть. — Спартак поставил чашку на подоконник, привлек к себе жену и страстно поцеловал.
На следующее утро он поехал в Равенну, заложил брошь Лены и купил два грузовика. В Тоскану они отправились втроем с Эмилио Гельфи и счетоводом Аугусто Торелли. По извилистым горным дорогам они прибыли на место к полудню, купили заступы, топоры, кирки и пилы, наняли пару поденщиков и принялись валить лес.
54
Высший церковный суд католической церкви.