Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции - Перкинс Джон М.
Я поставил чайник на плиту и, пытаясь сбросить остатки сна, направился в гостиную, окно которой выходило на восток. Оттуда картина восхода открывалась во всем великолепии, и я залюбовался красотой простирающихся вдали гор, оживающих под солнечными лучами, и лесистыми склонами, убранными багрянцем осенней листвы.
Вдруг на фоне заснеженного склона я заметил какое-то движение: это стая диких индеек направлялась в далекие края, держа путь вдоль кромки горного хребта. Их было не менее сотни. Они двигались неторопливо, будто в замедленном темпе, их силуэты почти с неестественной четкостью выделялись на фоне неба, напоминая доисторических птиц, как их рисуют в детских мультиках.
Видимо, у окна я простоял довольно долго, потому что, очнувшись, понял, что начинаю опаздывать. Я устремился в душ, по дороге ткнув кнопку радиоприемника. Он был настроен на одну из местных радиостанций. Откручивая краны, чтобы добиться желаемой температуры воды, я обдумывал свое выступление на мероприятии RAN. Я решил, что следует особо подчеркнуть тот момент, на который всегда делает упор председатель RAN Джим Голлин, — что мы должны работать с корпорациями, а не против них, потому что наша задача — не уничтожить капитализм, а поднять его на уровень более высоких стандартов. Но тут внезапно мое внимание привлекли слова диктора, доносившиеся сквозь шум воды.
«Не пройдет и ста лет, — говорил женский голос, — как Массачусетс лишится красных канадских кленов и вообще осеннего листопада. Согласно последним данным научных исследований, в результате глобального потепления климат в нашем штате станет таким же, как сейчас в Северной Каролине. Так что, — последовал вздох сожаления, — торопитесь насладиться прелестями осени. Кто знает, сколько еще времени они будут нас радовать».
Я застыл, тупо глядя в оконце ванной комнаты. Снаружи возле дома рос роскошный канадский клен. Сейчас его трепал ветер, и ветви жалобно скребли о стену дома. Этот привычный, милый сердцу звук вдруг показался мне зловещим, будто сама смерть стучалась снаружи. Я испытал прилив безысходного отчаяния.
Позже, уже на борту самолета, я попробовал осмыслить, что значит лишиться осенней поры в Новой Англии. До меня стало доходить, что исчезновение такого живописного природного феномена, как багряная осенняя листва, из категории возможных переходит в категорию ожидаемых и научно обоснованных событий. Только сейчас я стал понимать чувства эскимосов, горестно взирающих на то, как тают льды Арктики. Вспомнил тибетских кочевников, которые жаловались нам, что отступает ледник. Многие годы я умом понимал концепцию глобального потепления, но только сейчас стал осознавать, что она лишит меня такого чуда, как осенняя листва, — красоты, которой я не уставал любоваться с детства и которая символизировала мое любимое время года. Неужели теперь и ее ожидает исчезновение? С этим трудно было смириться.
Затем меня посетила другая мысль: явления, которые предсказывают ученые, не обязательно должны произойти в действительности. По крайней мере те, что провоцирует своей деятельностью человек. В наших силах их остановить. Позвольте, но ведь это то самое, что я множество раз говорил в своих выступлениях: чтобы изменить мир, мы должны изменить корпоратократию; мы больше не можем позволять жалкой кучке людей предопределять нашу судьбу. Мы должны положить конец их атакам на ледяные шапки гор, на ледники, на осеннюю листву — на все те вещи и явления, которые составляют наше наследие.
Глядя в иллюминатор на просторы Соединенных Штатов, на земли, которые возделывали мои предки, за которые проливали кровь, я вдруг с особенной ясностью понял, что все мои истории про экономических убийц, «шакалов», про ужасные события в Азии, Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в Африке — это всего лишь истории. Они могут вызывать гордость или гнев, печаль или радость, но все равно они так и остаются рассказами о нашем прошлом. Не более. Пока мы не предпримем шагов, чтобы превратить их в нечто более важное. Пока они не станут уроками, которые дают нам импульс к действиям.
Тот день стал для меня знаменательным. Я твердо решил написать книгу, которая побуждала бы людей во всем мире к действию. Эту книгу. Первые четыре части дались мне довольно легко, но перед написанием этой, заключительной и самой важной, я долго не мог побороть сомнения. Я хорошо представлял, что хочу сказать, но никак не мог придумать, в какую форму облечь свои призывы. Как, в сотый раз спрашивал я себя, подвигнуть мужчин и женщин, пользующихся всеми благами современного комфорта, изменить систему, которая создает этот жизненный комфорт, даже если им известно о существовании такого зла, как экономические убийцы и безжалостные «шакалы», о том, за счет чего в их супермаркетах такие низкие цены? Где найти слова, которые вдохнули бы в них решимость выступить против такой мощной силы, как корпоратократия? Как вдохновить их на действия, которые заставят корпорации считаться с волей людей?
В тот день, направляясь с Восточного побережья США на Западное, бегло прочитывая статьи и рукописи, которые специально взял в дорогу, чтобы не терять времени, я вдруг понял, что все эти вопросы не новы. На протяжении всей истории человечества ответы на них искал каждый, в ком рождалось желание вступить против угнетения и несправедливости. За те несколько дней, что я провел в Сан-Франциско, участвуя в мероприятиях Rainforest Action Network, встречаясь со старыми друзьями, заводя новые знакомства со сторонниками RAN и родственных ей организаций, я сделал для себя важный вывод: чтобы ответить на мучившиеся меня вопросы, следует найти ответы на четыре других, самых важных.
Первый из них касается оптимизма, иными словами, нам следует решить, достижима ли вообще наша цель. Позволяет ли наше положение надеяться, что нам удастся добиться перемен? Если предположить, что основания для оптимизма у нас имеются, мы можем перейти к следующему вопросу.
А уверены ли мы, что желаем перемен? Конечно, истории про экономических убийц, «шакалов», про страдания людей во множестве уголков планеты берут за живое, но сейчас нам требуется абсолютное доказательство того, что наше недовольство оправдывает те усилия, которых требуют перемены. Это второй вопрос.
А вот и третий: существует ли универсальный принцип, который позволит однозначно оценить, насколько действенны наши усилия? Мы должны убедиться, что не просто желаем навязать другим наши нравственные, религиозные или философские ценности, а имеем намерение создать нечто, что принесет на долгие годы истинное всеобщее благо.
И наконец, четвертый вопрос: что должен делать каждый из нас? Всем нам, и вам, и мне, нужно оценить собственные таланты и чувства. Какие у нас есть варианты, каковы наши индивидуальные желания и насколько они соответствуют нашей общей цели?
В следующих главах мы остановимся на каждом из этих вопросов и в процессе поиска ответов на них будем ориентироваться на реалии мира — исторические и современные. Мы будем говорить с сегодняшними первопроходцами на этом пути, с теми, кто уже задавался этими четырьмя вопросами, нашел на них ответы и приступил к действиям, — это поможет нам сформулировать свои собственные ответы. Мы рассмотрим подходы, которые доказали свою эффективность в прошлом, и те, что действенны в сегодняшнем мире.
В наше время следует быть немного философом и попытаться оценить этические последствия того, что мы привыкли делать не раздумывая. Но при этом следует спуститься на грешную землю и попытаться перевести свои философские выводы в практическую плоскость — только так они могут привести к реальным устойчивым переменам.
54
Перемены возможны
Предположим, мы полны решимости посвятить себя переменам и не боимся подвергнуть себя риску. Теперь следует убедиться, что перемены в принципе возможны. Есть ли у нас основания надеяться на это?
Множество раз в своих рассказах я упоминал Войну за независимость. И это не случайно. Можно провести много параллелей между ситуацией, в которой мы оказались сегодня, когда нами управляет жестокая рука корпоратократии, и вызовами эпохи, с которыми сталкивались первые американские поселенцы. Сейчас, как и в те далекие времена, крепнет уверенность в необходимости заставить корпоратократию измениться. Но Война за независимость никогда бы не произошла, если бы колонисты не были уверены в возможности одержать победу над метрополией.
