Хирург на районе (Записки районного хирурга) - Правдин Дмитрий (книги полностью TXT) 📗
— Дмитрий Андреевич, а вы слышали, что сейчас ткани не сшивают, а склеивают?
— Слышал, читал несколько статей. Цианакриловым клеем. Пишут, что этот метод дает неплохие результаты.
— Ну вот! Если клеем апоневроз склеивают, то почему его нельзя ушить непрерывным швом?
— А ты не видишь? Нитка лопнула — весь шов распался, кишки полезли под кожу. А если бы ты наложил двадцать узловых стежков — да, это заняло бы больше времени, но тогда, даже если половина швов лопнула бы, оставшиеся нитки держали бы ткани!
— А клеем если? — не унимался Юра.
— А ты сам хотел бы, чтобы тебя на операции заклеили, а не зашили?
— Ой, нет, — сник Ветров.
— Вот видишь. Надо больному всегда делать как себе, понимаешь? Когда ты применяешь какую-то методику на пациенте, представляй себе, понравилось бы это тебе самому или нет. Думаю, тебе не захотелось бы выступить подопытным кроликом, так?
— Нет, конечно!
— Так, а почему тогда на других экспериментируешь?!
— Дмитрий Андреевич, не кричите, я все понял, больше такого не повторится!
Я ему поверил, а зря: через месяц наш юный Ветров снова «начудил», причем практически по той же схеме.
— Дмитрий Андреевич, — обратился ко мне больной Маслов на утреннем обходе. — Вы не знаете, почему после вчерашней операции у меня нога еще больше стала болеть?
— А что за операция у вас была вчера? — удивился я.
— Да, — начал его лечащий врач доктор Ветров, — у него карбункул бедра был, я применил новую методику, а на перевязке еще не смотрел, так что пока не в курсе.
— Юра, что у тебя опять за методики?
— Приглашу вас на перевязку и объясню!
— Сделай милость, рационализатор ты наш!
Суть новшества заключалась в том, что хирург Ветров иссек небольшой карбункул на бедре Маслова в пределах здоровых тканей и наложил первичные швы. За ночь конечность распухла, воспалилась и покраснела, место ушивания алело ярким пятном, швы врезались в кожу.
Я велел снять все швы, промыть рану перекисью водорода и установить перчаточный дренаж. При больном ничего не сказал, вызвал недотепу к себе в кабинет.
— Юра, ну что еще за новости? С каких это пор гнойные раны стали ушивать, причем наглухо? Я вам все время твержу, что хирургия — это мастерство, но это не значит, что следует одними руками работать, нужно еще и голову включать!
— Дмитрий Андреевич, я не думал, что все так произойдет. Карбункул был небольшим, ткани вокруг — не воспаленными, я и вырезал гнойник, и ушил, а он взял и вон как отреагировал!
— Да-а-а-а, друг мой Юрий, похоже, голова тебе нужна, только чтобы шапку носить, — проговорил я очень ласково, а потом взорвался: — Это же элементарные вещи! Гнойные раны не шьются! Их подшивают, только если они на лице, и то делают наводящие швы под защитой дренажей! Спало воспаление — наложи вторичные швы, это аксиома в хирургии! Чего еще экспериментировать?
— Дмитрий Андреевич, но все эти каноны разрабатывались, когда не было антибиотиков! Вам не кажется, что некоторые из них требуют пересмотра?
— Нет, не кажется! Вместе с развитием фармакологии и микробы перестраиваются. Ты слышал о резистентности?
— О невосприимчивости микроорганизмов к лекарствам? Конечно, слышал, а это тут при чем?
— А при том, что по канонам антибиотики играют дополнительную роль, а не главную, как хочется тебе.
— То есть вскрыл гнойник, а антибиотики не назначать, так, по-вашему?
— Я этого не утверждал! Я говорю, что необходимо вскрыть гнойник, удалить некротические ткани, разъединить все перемычки и дренировать рану, и нет другой истины, кроме этой! А антибиотики — дело второе, и, пока я здесь заведующий, будет так!
— Да, я не оспариваю каноны, просто…
— Просто, если еще раз такое повторится, то пойдешь на прием вместо Саныча! Ясно?
— Ясно! Да я и сам понял, что ошибался!
— Для этого крысы и кролики есть, на худой конец, на себе пробуй, но больные тебе не подопытные!
— Дмитрий Андреевич, а я слышал, вы тут операции новые придумывали и за спиной Ермакова, старого заведующего, их внедряли, было такое?
— Было, но я не нарушал канонов! Я совершенствовал оперативные приемы, а это, как ты сам понимаешь, не одно и то же! Совершенствовать мастерство, не нарушая канонов, — это наша святая обязанность. Нарушая канон, ты пополняешь свое личное кладбище. Усек?
Юра проникся. Пока я оставался в ЦРБ, он больше не чудил.
Зато травматолог Брыу блеснул мастерством и эрудицией: взял и наглухо ушил укушенную рану лица.
Пастуха Семенова укусила за щеку лошадь. Бедолагу доставили в хирургию, вызвали Степана, тот ушил рану и со спокойной совестью отпустил пастуха домой.
Через пару дней Семенов поступил к нам в тяжелейшем состоянии с флегмоной лица. Я взял его в перевязочную, распустил все швы и сцедил триста миллилитров жидкого гноя.
— Степа, ну как же так? — начал я отчитывать незадачливого эскулапа. — Зачем рану ушил? Ты что, не знал, что она инфицированная?
— Конечно, знал, все укушенные раны считаются инфицированными! Дмитрий Андреевич, вы же сами нас учили, что шить можно только лицо!
— Не наглухо, как ты сделал! А наводящие швы наложить! На-во-дя-щие! Понимаешь? И не смей даже заикаться о том, что при наличии мощных антибиотиков можно нарушать каноны!
— Я так не говорю, а антибиотики я и на самом деле назначил!
— Как же ты их назначил, если даже не госпитализировал пострадавшего в стационар?
— Я предлагал, а он не захотел! А антибиотики я назначил в таблетках.
— Да, конечно, пастух Семенов бросит все и пойдет таблетки покупать — на те деньги, за которые он может самогоном разжиться!
— Но он же обещал! — чуть не плача защищался Степан.
— Степа, ну ты меня удивляешь, поверил полупьяному пастуху! Значит так, с сегодняшнего дня все большие и инфицированные раны лица подлежат госпитализации. Если отказываются, то брать письменный отказ. Все! Это мое распоряжение, и горе тебе, если ослушаешься! Надеюсь, больше ты меня не расстроишь?
— Нет, Дмитрий Андреевич, не расстрою, — пообещал травматолог.
И сдержал слово! Он больше чем расстроил — он подвел меня под полное служебное несоответствие и выговор одновременно!
Ни для кого не секрет, что человеческие доктора, особенно хирурги, лечат иногда и животных. Я тоже грешил этим: несколько раз купировал уши собакам, обрезал хвосты щенкам, кастрировал кабанов и котов. Каждый хирург делал это — правда, только для хороших знакомых и только списанными или своими личными инструментами.
Степа пару раз ассистировал мне на подобных операциях. Знал бы, чем это все закончится, и близко бы не подпустил.
Лежал у нас с обширными ожогами некто Лапин. Мужичонка никчемный, тунеядец, как и все его друзья-собутыльники. Лапин набрался с дружками самогона больше положенного, жена не вытерпела и велела его в баню отнести. Ночью он проснулся, закурил и сотворил пожар. Баня сгорела, виновника успели спасти, только спина и ягодицы у него обгорели.
Ожоги — термическое поражение, больной достался Степану. Что-то у них не заладилось с первого дня, Лапин постоянно просил заменить врача. Я ему объяснил, что травматолог у нас один, и, если что не так, можно обратиться в областную больницу, в специализированное отделение термических поражений. На время пациент притих, а оказалось — затаился.
— Дмитрий Андреевич, а можно вам как заведующему жалобу высказать? — неожиданно для всех на утреннем обходе спросил Лапин и посмотрел на Брыу.
— Слушаю вас, — разрешил я.
— Я больше в гнойной перевязочной перевязываться не буду! Отказываюсь! Прошу разрешить мне перевязываться на втором этаже в чистой!
— Что за фокусы? Это почему еще?
— А вы у травматолога спросите! — прищурился Лапин.
— Мне нечего сказать, — слегка покраснел Степан. — Не знаю, почему этот пациент оказывается перевязываться на третьем этаже.
— Да все вы, доктор, знаете! — громко произнес обожженный тунеядец. — Раз вы не хотите говорить, тогда я скажу!