Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич (книги бесплатно читать без TXT) 📗

С появлением добровольцев в Донбассе еще более остро встал вопрос единого командования. Переговоры об этом начались 26.11. В Екатеринодаре под председательством ген. Драгомирова состоялось совещание между представителями Добровольческой армии, Дона и Кубани о единой власти, едином командовании и едином представительстве перед иностранными державами. Совещание продолжалось 2 дня, но к согласию не пришли, донские представители генералы Греков, Свечин и Поляков заняли непримиримую отрицательную позицию. За посредничество взялся генерал Пуль. 21.12 состоялась его встреча с Красновым. Началась она с недоразумений. На станции Кущевка английский генерал и донской атаман долго препирались, кто к кому должен первым явиться. Пуль — как представитель Антанты, или Краснов — как глава «суверенного» государства. Чуть вообще не разъехались, но Пуль уступил. Соответственно встретились холодно.

Однако следует отдать Пулю должное, он умел жертвовать мелочами и амбициями ради главного. И научился понимать русских белогвардейцев куда лучше, чем дипломаты и политики. Две непримиримые позиции — главы Деникинского правительства ген. Драгомирова, настаивавшего на полном подчинении Дона Деникину, и донского главнокомандующего ген. Денисова, полностью отрицавшего такое подчинение, Пуль сумел за 3 часа беседы привести к компромиссному варианту: Донская армия переходит в подчинение Деникина, но остается автономной единицей, как австралийская армия в составе британской. И приказы отдаются Деникиным через атамана и Донской штаб. 8 января в Торговой, опять после ожесточенного препирательства между Драгомировым и Денисовым, соглашение о едином командовании, единой экономической и финансовой системе было достигнуто. Деникин и Краснов подписали об этом соответствующие приказы. Теперь Деникин стал главнокомандующим Вооруженными силами Юга России.

Донская и Добровольческая армии объединились как раз в то время, когда их собрались уничтожать. Одновременно с наступлением на запад и на Украину большевистское руководство решило в ходе зимней кампании мощным ударом покончить с главным очагом сопротивления на юге. После побед на Волге и Урале сюда перебрасывались дивизии с Восточного фронта. Дон обкладывали. С запада группа Кожевникова, впоследствии развернутая в 13-ю армию. С северо-запада 8-я армия Гиттиса. С севера — 9-я армия Княгницкого. С востока — 10-я армия Егорова, которая должна была выйти в стык казаков с добровольцами, отрезая Дон от Кубани. Общая численность достигала 124 тыс. чел. при 468 орудиях. Сама Донская армия насчитывала 60 тыс. при 80 пушках. Но это списочный состав. Фактически на фронте было 38 тыс. К решительному разгрому 40-тысячной Добровольческой армии готовилась 150-тысячная 11-я, воспрянувшая духом после терских побед и получившая поддержку из Астрахани. На фронте от Азовского моря до Воронежа, от Воронежа до Царицына и от Царицына до Кавказских гор в декабре началось величайшее сражение с начала гражданской войны.

До некоторых пор донцам удавалось держаться и даже побеждать. Наступление 10-й армии было отбито. Мамонтов сумел прорвать фронт и разметать по степи войска Егорова. Элистинская дивизия и Черноярская бригада были отброшены на юг и оказались вынужденными отступать через степи на соединение с 11-й армией. Казаки в третий раз подступили непосредственно к Царицыну. Держался фронт на западе, где сражались группа Коновалова в 4 тыс. казаков и дивизия Май-Маевского в 2,5 тыс. Силы противника здесь постоянно наращивались за счет махновцев и шахтерских красногвардейских отрядов. Деникин прислал сюда еще два полка, Май-Маевскому был придан 3-тысячный Воронежский корпус из несостоявшейся Южной Армии. Краснов объявил мобилизацию старых казаков Гундоровской, Луганской и Митякинской станиц.

Беда случилась на севере. Многие факторы сказались одновременно. Суровая зима, морозы, тиф. Крайняя усталость. Войне не было видно конца и края, казачьи части на позициях некем было сменить. Даже угрожаемые участки прикрывались переброской с места на место одних и тех же войск, что еще больше выматывало их. И без того ослабленное моральное состояние войск падало. Немалую роль сыграла позиция союзников, наобещавших с три короба. Казаки невольно сравнивали западных демократов с немцами. У тех, если что-то было обещано, тут же отдавался приказ и тут же выполнялся. А обещанной помощи французов и англичан было не видно и не слышно. Ползли слухи — обман, измена… Да и сам Краснов порядком напутал своей политикой, когда в «тактических» соображениях лавировал то туда, то сюда. То для подъема патриотизма объявлял казаков самостоятельной нацией — "а до России нам дела нет". То звал казаков освобождать только свое Всевеликое Войско Донское. То занять часть Воронежской и Саратовской губерний "из стратегического положения". Постоянно подпитывал казаков иллюзиями — то о покровительстве немцев, которые помогут замириться с большевиками на границах Дона, то о смене на фронте "русскими армиями", которые пойдут дальше освобождать свою Россию, то о приходе союзных дивизий. Все это теперь заработало против Краснова.

Большевики довершили дело, используя оружие, которым белогвардейцы так и не научились пользоваться, — пропаганду. Сначала отдельные агитаторы. Потом, под Рождество, на позициях появились парламентеры, устроившие так, что вокруг них возникли митинги. Они били по тем же местам.

Красные добились своего. Надломленные казаки поддались. Большевики и день выбрали удачно — три полка, 28-й Верхне-Донской. Казанский и Мигулинский, бросив фронт, пошли домой "встречать праздник Христов". Офицеров — кого арестовали, кто успел убежать, 28-й полк возглавил бойкий проходимец Фомин. Полк пришел в Вешенскую, где располагался штаб и командование Северного фронта во главе с ген. М. М. Ивановым. Штаб охраняли всего несколько десятков обозных, но нападать на него полк не стал — это опять была бы война, а казаки решили больше не воевать. И Иванов сил для наведения порядка не имел. Обстановка в станице стала невыносимой, и командованию фронтом пришлось переехать в Каргинскую. Связь с частями и управление ими было нарушено. У Краснова сил для подавления мятежа тоже не оказалось — все, что можно, было на фронте. Атаман попробовал действовать увещеваниями, передал телеграфом приказ Фомину вернуться на позиции. Тот ответил матом.

Через три дня в станицах появились бойкие, с иголочки одетые молодые люди в роскошных шубах с перстнями на пальцах. Собрали станичников и начали доказывать преимущества советской власти. В карманах шуб оказались пачки денег, причем «николаевских», котирующихся куда выше разнотипных послереволюционных банкнот. Появилась водка целыми ведрами. Только в Вешенской на угощение было пущено 15 тыс. руб. (Это неудивительно. На Монетном дворе большевики захватили исправные станки для печатания «николаевских» денег и щедро снабжали этими фальшивками своих агентов за фронтом. Например, для "развития революционного движения" в Казахстан были посланы 30 млн., в Туркестан — 38 млн., в Дагестан — 5 млн., горцам Северного Кавказа — 10 млн.). Казаки забузили и… признали советскую власть. Стариков, пытавшихся увещевать их, упрятали в станичную тюрьму. Фомин объявил себя комиссаром.

Краснов, прихватив английского и французского офицеров для показа, поехал вразумлять своих земляков-вешенцев, по дороге устраивая сборы в станицах и убеждая население не поддаваться на вражьи посулы. Когда он приехал в Каргинскую, Фомин в Вешенской снова поднял бучу, заявляя, что к ним едет не настоящий атаман, и иностранцы с ним не настоящие, а ряженые евреи. И надо бы их захватить и судить или отправить в Москву. Но казаки заколебались. Послали тех, кто знал атамана в лицо, проверить — настоящий или нет. Посланцы, удостоверившись, что все без обмана, предупредили Краснова, чтобы без значительных сил в Вешенскую не ездил. Вернувшись, они объявили, что атаман подлинный. И иностранцы с ним настоящие. Вешенская снова забурлила. Начали склоняться к тому, чтобы вязать Фомина и каяться. Но не тут-то было.