Том 7. Моникины - Купер Джеймс Фенимор (читать книги без регистрации txt) 📗
Объяснив главнейшие принципы устройства этих двух важных государств, я прошу читателя уделить мне еще минуту внимания, чтобы я мог рассказать, как в обоих случаях эти принципы выглядят в действии.
Высокопрыгия с древнейших времен признавала принцип первородства, а в Низкопрыгии он полностью отвергался. Поскольку сам я был единственным ребенком в семье и никогда не имел повода заниматься изучением этого интересного вопроса, я оставался незнаком с его юридической стороной, пока не прочел труды великого высокопрыгийского комментатора Белоскального, посвященные основам общественного договора. Из них я узнал, что старший сын морально имеет больше прав на все плоды родословного древа с отцовской стороны, чем те отпрыски, которые появились на свет в более поздний период супружества. Поэтому не только корона и аристократические привилегии, но по сути и все другие права передаются согласно праву первородства по прямой мужской линии — от отца к сыну.
В Низкопрыгии ничего подобного нет. Там закон о наследстве признает в равной мере права старших и младших детей, и практика соответствует этому положению. А поскольку там нет наследственного правителя, которому положено было бы красоваться на одной из подпорок государственного треножника, народ, находящийся у его основания, периодически выбирает из своей среды такого правителя, которого называют Великим Сахемом. Кроме того, народ выбирает немногочисленную группу, которая совместно восседает на другой ноге. Ее члены именуются «ребусами». Третья группа, более многочисленная и более близкая—по видимости, если не на деле — к народу, занимает обширное сиденье на третьей ноге. Этих последних, считающихся чрезвычайно популярными и совершенно бескорыстными, в просторечии обозначают как «легион». Их также ласкательно прозвали «куцыми» — по той причине, что большинство из них подвергло себя вторичной ампутации хвоста, чтобы почти полностью уничтожить всякие его следы. К счастью, меня выбрали в палату куцых, где хотя бы в отношении этого последнего, весьма существенного, признака у меня были все права заседать, поскольку ни у меня, ни у Ноя, несмотря на то, что не только на пути в Высокопрыгию, но и во время нашего пребывания там мы прибегали ко всякого рода мазям и сильнодействующим средствам, так и не появилось ни малейшего признака хвоста.
Некоторые вопросы Великий Сахем, ребусы и легион решают совместно, в других они действуют самостоятельно. Все они своим аллегорическим возвышением обязаны народу, и от того же народа, находящегося у подножия великого общественного бревна, они зависят в смысле одобрения и наград, точнее говоря — в смысле всех наград, кроме тех, которые они могут назначить себе сами. Существует еще одна общественная власть, тоже утвердившаяся на этом социальном бревне, но менее зависящая от поддержки граждан, чем первые три группы, поскольку их подпирает сам треножник. Их именуют верховными арбитрами, и они обязаны проверять деятельность трех остальных представителей народа и решать, соответствует ли она общепризнанным принципам Священной Аллегории.
Я был чрезвычайно доволен своими успехами в изучении порядков Низкопрыгии. И вскоре мне стало ясно, что для этого достаточно попросту переворачивать вверх дном все политические представления, приобретенные в Высокопрыгии, как делают с бочонком, когда хотят черпать его содержимое с другого конца. Я уже не сомневался, что практически постиг хотя бы дух низкопрыгийских законов. Все выглядело крайне несложным, так как, по-видимому, покоилось на общей подпорке у основания великого общественного бревна.
Досконально разобравшись сам в руководящих принципах системы, служить которой я был избран, я отправился разыскивать своего коллегу капитана Пока, дабы удостовериться, насколько он постиг Великую Аллегорию Низкопрыгии.
Оказалось, что охотник на котиков основательно озабочен рядом вопросов, которые естественно возникали перед человеком в его положении. Прежде всего он рвал и метал из-за наглости Боба, осмелившегося выставить свою кандидатуру в Национальное Собрание. Гнев капитана ничуть не утих от того, что, предложив свою кандидатуру, юный мошенник собрал затем наибольшее число голосов. Капитан решительнейшим образом клялся, что не допустит, чтобы его подчиненный сидел бок о бок с ним в законодательном собрании. Он сам республиканец от рождения и «е хуже любого хваленого патриота из здешних знает, какие должны быть порядки при республиканском правлении. Правда, у него на редине каких только тварей не посылают в конгресс, но никто еще не слыхал, чтобы туда посылали юнгу. Пусть себе выбирают сколько хотят, но для его юнги сойти на берег и разыгрывать из себя политического деятеля — это совсем не то же, что чистить ему сапоги, заваривать кофе и готовить грог.
Капитана незадолго перед тем посетил комитет вертикалистов (половина населения Низкопрыгии состоит в разных комитетах), которые избрали его в Национальное Собрание, и предупредил его, что всем их представителям будет немедленно разослан приказ произвести вращение № 3 тотчас после заседания Собрания. Он, конечно, не акробат и послал за знатоком политических прыжков, с которым только что кончил упражняться. Но, по собственному признанию Ноя, его успехи были более чем скромны.
— Они же совсем не дают человеку места развернуться, сэр Джон! — сказал он жалобно. — Я ничего не имел бы против, но ведь от вас хотят, чтобы вы стояли плечо к плечу, борт к борту и перевертывались в воздухе, как старуха перевертывает оладьи на сковородке. Это же бессмыслица думать, будто можно повернуть корабль, не имея свободного места; но дайте мне простору, и я берусь повернуть на другой галс и снова занять место в строю не хуже любой посудины, хотя, может, и не так быстро. Требуют от человека невозможного, вот что!
Туго шло дело и с Великими Национальными Аллегориями. Ной вполне усвоил образное представление о двух треножниках, хотя и склонен был думать, что закреплены они недостаточно прочно. Он считал, что как бы мачта ни была хорошо укреплена штагами и вантами, она не устоит против непогоды, если не будет надежно закреплена в степсе. Он не видел смысла в том, чтобы кому-то доверять поддержку этих столбов. Надо бы укрепить их хорошенько, и пусть себе те, кто их держит, разойдутся по своим делам, не боясь, что их сооружение рухнет. А что король Высокопрыгии не обладает памятью, он знает по собственному горькому опыту. Кстати, он не думает, чтобы король обладал и совестью. Главное, что он хотел бы выяснить, это — что будет, когда мы заберемся на свои места на верхушке бревна рядом с остальными куцыми: придется ли нам воевать с Великим Сахемом и с ребусами? Или мы должны считать, что все обстоит как нельзя лучше, и посему мудро держать курс по ветру?
На все эти замечания и вопросы я отвечал, как мне позволял мой собственный ограниченный опыт. Причем постарался внушить моему приятелю, что он воспринимает все слишком буквально: все, что он читал про великое политическое бревно, треножники и места наверху, нужно понимать только как аллегорию.
— Скажите же мне тогда, сэр Джон, что это за штука — аллегория?
— В данном случае, мой дорогой сэр, это конституция.
— А что такое конституция?
— Ну, как вы сами видите, в некоторых случаях это — аллегория.
— Значит, нас не пошлют наверх, как написано в книге?
— Только в переносном смысле.
— Но ведь все эти Великие Сахемы, ребусы и, в первую очередь, куцые существуют на самом деле? Нас же выбрали по-настоящему?
— Да, по-настоящему.
— А позвольте спросить, в чем же заключаются наши обязанности?
— Мы должны действовать практически, следуя буквальному смыслу переносных, подразумеваемых, иносказательных и юридических значений Великого Национального Договора, толкуемых в рамках закона.
— Боюсь, сэр Джон, что нам придется стоять двойные вахты, чтобы проделать такую уйму дел в такое короткое время! А вы по-честному думаете, что этого самого бревна не существует?
— Оно и существует и нет.
