Бриллиант для короля - Бенцони Жюльетта (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗

Мадемуазель Леони отличалась широкими взглядами и всегда считала, что главное — поступать по-христиански. Бог и молитва были для нее на первом месте, а уж как ему молятся — по-латыни или по-французски, — занимало ее гораздо меньше. Разумеется, она не оставалась равнодушной к различиям в обрядах и тонкостям вероисповедания, но ведь в стране Декарта и эдикта доброго короля Генриха IV, который, будто целительный бальзам, вылечил кровоточащие раны религиозных войн, можно было мирно обсуждать все вопросы. В стране, где царил порядок и где протестанты трудились на равных с католиками. Но вот их снова стронули с места, хуже того, их отправляли на галеры! И если бы только на галеры! А то и на казнь! Подумать только, сейчас, когда хорошего врача днем с огнем не найдешь, лучшего из докторов согнали с насиженного места! Что оставалось делать? Только плакать!

***

Де ла Рейни приехал в Версаль, и ему сказали, что король находится в оранжерее, где сейчас ведутся большие работы. Услышав это, он обрадовался: король, скорее всего, был в хорошем настроении, и, кто знает, может, его старания дадут добрые всходы? Он действительно нашел Людовика в оранжерее, которую намеревались увеличить вдвое. Зажав под мышкой трость, король что-то говорил и изображал обеими руками в воздухе геометрические фигуры, а окружающие благоговейно слушали его, будто оракула.

Случайно король заметил вошедшего де ла Рейни. Он тут же прекратил свою лекцию, опустил трость на землю, махнул рукой в знак завершения беседы и направился к главному полицейскому. По бесстрастному лицу короля невозможно было догадаться, сердит он или нет. Де ла Рейни поручил себя господу богу.

— А-а, господин де ла Рейни! Пришли полюбоваться нашими трудами? Апельсиновые деревья так выросли, что приходится строить для них новое помещение, и украсить его нужно гораздо лучше. Но полагаю, — добавил король, глядя на вымученную улыбку главного полицейского, — что вы приехали говорить не об апельсиновых деревьях.

— Так оно и есть, сир, за что я покорнейше прошу простить меня. Я чаще порчу ваше настроение, чем улучшаю его.

— Посмотрим, какие новости вы привезли на этот раз. Мы находимся в прекраснейшем расположении духа и хотели бы сохранить его как можно дольше. Так о чем пойдет речь?

— О моем молодом кузене Альбане Делаланде, который напал на господина де Лувуа, когда тот выходил из Арсенала два дня тому назад.

— Невеселое дело. Странная выходка, которую трудно объяснить и понять. Этот человек сошел с ума?

— Нет, сир, он был в ярости. Молодой человек был вне себя от отчаяния.

— Давайте отойдем в сторону. Мне не хочется, чтобы наш разговор услышали. Если я вас правильно понял, молодой человек действительно хотел убить моего министра, и вы не можете не признать, что это случай серьезный. Де Лувуа едва не отдал богу душу.

— Благодарение богу, господин министр остался жив.

— Но намерение убить существовало, что с этим поделать? Это уже само по себе преступление.

— Но я не хотел бы, чтобы это преступление показалось вам непростительным. Его величество король настолько выше простых смертных, что ему невозможно понять, как может действовать несчастный молодой человек, страстно влюбленный в благородную даму и узнавший, что другой сделал ее жертвой своей похоти, поправ все права чести... и не имея никаких оправданий...

Людовик остановился и посмотрел своему главному полицейскому прямо в глаза.

— Только не говорите мне, что речь снова пойдет о мадам де Сен-Форжа.

— Увы, именно о ней. Делаланд нашел ее в ту ночь, когда она сбежала из монастыря, и привез в дом мадам де Брекур. С тех пор он ее любит.

— Он ее любовник?

— О, сир! Ваше величество прекрасно понимает, какая пропасть отделяет знатную даму от молодого человека, служащего в полиции. И то, что теперь она стала вдовой, совершенно не изменило положения вещей.

— Он ваш кузен! Это уже немало!

— Король бесконечно добр, но Делаланд не видит в этом родстве большого преимущества. Он едва осмеливался коснуться ее платья, и то, что другой, полагая себя всемогущим, посмел осквернить ее честь, привело его в бешенство. Едва он только узнал, что она вновь похищена, чаша переполнилась, и он, забыв все титулы, кинулся мстить за ее позор и за собственное отчаяние. Разве... это невозможно понять? — спросил де ла Рейни с внезапной робостью.

— А что, если бы виновником насилия стал я?

— Сир! У короля благородное сердце, он не чудовище, ослепленное собственным всемогуществом. Такого и представить себе невозможно.

— Да, разумеется. Я полагаю, его еще не осудили?

— Нет еще, но не замедлят это сделать. И, боюсь, приговор будет самый суровый...

— Смертная казнь, без сомнения.

— Король вынес приговор... Но король может и помиловать. Судьи не обойдут вниманием Его поручительство...

Де ла Рейни поостерегся напомнить королю — это было бы крайней бестактностью! — что когда-то Его величество смягчил приговор, вынесенный суперинтендантом Фуке. Людовик двинулся по дорожке, опустив в задумчивости голову. Некоторое время собеседники шли молча, поглядывая на позолоченные ящики и блестящие листья апельсиновых деревьев. Когда король наконец остановился, его лицо было столь суровым, что сердце де ла Рейни сжалось.

— На этот раз я не могу помиловать.

— Но ведь господин министр жив!

— Да, конечно. Но он был на волосок от гибели. Его смерти желали всерьез. Поймите меня, де ла Рейни, я проявил бы милосердие, но сейчас это невозможно. Де Лувуа ненавидит добрая половина королевства. Помиловать вашего кузена значит молчаливо поощрить его врагов, которые не замедлят этим воспользоваться и повторят покушение. Де Лувуа несет на плечах груз всего содеянного им в нашем королевстве... Я не могу нести этот груз и делать всю ту грязную работу, которую делает он. Он мне нужен, и нужен живой. Значит, нужно дать всем острастку.

— Сир! — взмолился де ла Рейни со слезами на глазах. — Отмените, по крайней мере, смертную казнь. Мальчик так верно и преданно служил Вашему величеству... И он мне так дорог!

— Я верю... Мы согласны избавить его от позорной веревки. Мы возведем его во дворянство, и он будет казнен, как благородный дворянин, его шеи коснется меч. В конце концов, он ведь зовется де ла Ланд, не так ли?

Что тут можно было сказать? Только изъявить благодарность, что и сделал де ла Рейни убитым голосом. Он готов был уже удалиться, но король вдруг задержал его:

— Еще одно слово! Пусть ваша юная приятельница не разыгрывает из себя расиновской героини и не приносит себя в жертву своему мучителю. Она обречет себя на адские муки и не получит взамен ничего... Кроме обещания, которое будет тут же забыто.

— Но если Ваше величество придерживается такого мнения относительно господина министра, то почему король так защищает его, обеспечивая ему полную безопасность? Де Лувуа только что надругался над жизнями трех добрых католиков, и весь двор будет за это ему аплодировать?

— Нет. Интересы государства вынуждают меня поддержать сейчас его должность, титул и полномочия, но в свой час он почувствует всю тяжесть моего гнева. Уже сейчас ему будет запрещено предпринимать какие-либо попытки приблизиться к мадам де Сен-Форжа и даже подходить к ней ближе чем на пять туазов! [39]

— Последнее похищение было делом рук шевалье де Лоррена, а не господина де Лувуа. И если жертва будет отправлена в какое-нибудь захолустье, никакие запреты короля не остановят министра, — откровенно высказал свое мнение де ла Рейни, терять которому было уже нечего.

— Вы предпочитаете, чтобы ради ее безопасности я отправил мадам де Сен-Форжа в изгнание? Например, в Испанию к моей племяннице?

— Французы не обладают в Испании иммунитетом... Мадам де Сен-Форжа рискует не доехать до Мадрида...

Людовик нетерпеливо махнул рукой.