Глаз бури - Мурашова Екатерина Вадимовна (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
– Григорий? Но я же не могу с ним стреляться! – Туманов уже захмелел и серьезно пытался обдумать вопрос. – Я не дворянин и… стреляю хорошо… А если он в черной маске…
– Ну будете по-рабочему бить друг другу морды или фехтовать на оглоблях… Почем я знаю! Скажи лучше, что ты сам собираешься делать? Теперь, когда с ногами влез в эту лужу с ее девичеством? Как ни крути, но все-таки она дворянка…
– Я собираюсь с ней жить! – жестко сказал Туманов и через край кастрюльки, давясь и громко чавкая, выхлебал остатки своего жуткого ужина. – На улице Пантелеймоновской. И пусть все, кому это не нравится, катятся ко всем чертям!
Софи нравилось ходить по магазинам и рынкам и покупать. Она вполне могла бы ездить на конках или уж на извозчиках, но Туманов выделил ей легкий и красивый экипаж. Это ей тоже понравилось. Кроме того, она выискивала в газетах объявления о распродажах и ходила на них. На каждой обязательно покупала хоть какую-нибудь мелочь – старую бронзовую лампу, пару расписных фарфоровых тарелок, смешную грелку для чайника в виде запорожского казака. Вечером она подробно рассказывала Туманову о типажах, встреченных ею на распродаже и пыталась придумать и восстановить историю семьи, которой принадлежала купленная вещь. Михаил слушал внимательно, развалившись на софе или прямо на полу, иногда вмешивался в ее рассказ, не соглашался, смешно горячась, доказывал свое…
– Да не мог он быть офицером, никак не мог! – говорил он о предполагаемом хозяине расшитой накидки на кресло. – Погляди, какая она вся шуршавая, старушечья. И вытерта – посмотри, вот здесь, низко, стало быть, человек низкорослый и со спиною, крючком согнутой. А у офицера – выправка, это не пропьешь, он елозит либо задом, либо уж затылком. Может, она у матушки его в комнате лежала – это да…
Наблюдения и умозаключения Туманова часто были точными и почти всегда, с точки зрения Софи, оригинальными. Считая себя побежденной в споре, она всегда говорила об этом вслух. У Михаила при этом становился удивительно довольный вид, как у мальчишки, обыгравшего сверстников в три камушка. В эти моменты Софи было приятно и тепло на него смотреть. Хотя и щемило что-то в груди. Он же старался по мере сил, лаской или подарками, вознаградить ее за «поражение». Это тоже по-хорошему трогало девушку, и она никак не могла понять – отчего же ей так часто наворачиваются на глаза слезы? Софи, разумеется, сдерживала себя, потому что она вообще плакала крайне редко. Но ей хотелось понять… И в результате она ехала на очередную распродажу.
Касательно покупок и собственных побудительных к тому мотивов Софи все понимала досконально. С присущей ей с детства честностью перед собой она легко признавалась себе, что просто истосковалась по возможности тратить деньги на вещи, не решительно необходимые, но служащие лишь для украшения и разнообразия жизни. Туманов ей такую возможность дал, и она ею беззастенчиво пользовалась. Иногда их отношения казались ей сделкой. Одной из многих сделок, о которых ей, в свою очередь, рассказывал Туманов. Он сдержал свое слово, серьезно и подробно посвящал девушку в свои дела и даже выслушивал ее советы и соображения.
Однажды Софи побывала на принадлежащей Туманову текстильной фабрике. Пока Михаил занимался делами в конторе, она вместе с молчаливым, бледным сопровождающим (выделенным ей Тумановым) бродила по цехам, говорила с работницами и рабочими. Условия труда женщин-работниц, особенно в красильном цехе, произвели на нее ужасающее впечатление. Расспросы о жизни и быте рабочих семей еще добавили красок. Сразу же, помимо воли, вспомнились обличительные речи Оли Камышевой и рассказы Тани – горничной в Доме Туманова.
Увидев Туманова (он шел к ней в сопровождении двух мордатых, добротно одетых молодчиков – по-видимому, мастеров или управляющих), Софи немедленно, чтобы не растерять запал, набросилась на него и решительно потребовала улучшить условия труда, сократить рабочий день для женщин, имеющих детей, а также завести при фабрике школу для девочек, дочерей рабочих, и амбулаторию. Туманов выслушал ее с мрачным и серьезным лицом (мордатые молодчики при этом ухмылялись в кулаки), потом молча и почти грубо схватил за руку и потащил за собой.
В одном из пыльных и холодных цехов (Софи, находясь в нем, не вынимала рук из муфты и непрерывно кашляла) Туманов остановился и громко, перекрикивая гул работающих механизмов, призвал всех, кто может, подойти к нему. Мастера забегали, суетясь и что-то приказывая рабочим, и вскоре вокруг хозяина и Софи собралось человек пятьдесят. Рабочие стояли ближе, женщины держались на периферии маленькой толпы, любопытствовали искоса и избегали прямых взглядов. Несмотря на холод, чувствовался запах немытых тел и лука, смешанного с перегаром.
– Вот, Софья Павловна говорит: надо, мол, школу для девочек строить, – сразу, без предисловий, начал Туманов. На лице его не было улыбки. Рабочие тоже смотрели серьезно. – И амбулаторию с фельдшером, и всякие другие улучшения для развития культуры. А то, мол, очень темно и бескультурно рабочие живут. Пьют много от беспросветности жизни и неразвитости высоких потребностей. Через это семьи рушатся и женская доля тяжела… Софья, я правильно излагаю? – Туманов обернулся к Софи, в его коричнево-зеленых глазах пряталось бешенство. Софи еще выпрямилась, вздернула подбородок, кивнула. – Я свое мнение имею, а вас зову рассудить. Потому как по справедливости, что кого касается, тому и говорить следует… Так вот вы и скажите мне сейчас, что вам больше по нраву: школу для девочек открыть или десять бочонков водки на всех выкатить? По случаю праздника…
– А какой же праздник-то нынче, Михаил Михайлович? – осторожно осведомился кто-то из толпы.
– Найдем праздник! – опасно зазвеневшим голосом воскликнул Туманов. – Для доброго дела – нешто церковь святая не подскажет? День святого Сысоя – чем нехорошо? Или вон мои именины…
– По такому случаю надо бы… За благодетеля…
– Коли именины, тогда конечно…
– Школы-то, они и так есть, да мой ходить не хочет. Уши, говорит, дерут…
– А я так думаю – на что девке учеба? Только мысли вредные в голове заводятся…
– От книг смута одна…
– И книги разные бывают…
– Учеба оно, конечно… Но, коли ради праздника…
Дав рабочим пошуметь пару минут, Туманов решительно вскинул руку, призывая к молчанию:
– Кто за школу, поднимай руки!
Несколько рук взметнулось вверх. Окружавшие люди смотрели на голосовавших с недоумением.
– Кто за водку?
Гул и лес рук. Софи обратила внимание, что женщины не голосовали вообще.
– Заметано! – крикнул Туманов. – Хозяин свое слово держит. Будет водка к концу смены. На улице мороз, глядите, в усмерть не упейтесь. Берите лучше с собой…
– Вы теперь куражитесь над нами оттого, что сила пока на вашей стороне! – гневно сказал Туманову вышедший из толпы рабочий.
Кто-то из приятелей потянул его сзади за блузу, но он только досадливо отмахнулся. Софи обратила внимание на то, что говорящий одет чище и опрятнее большинства присутствующих. У него были умные, темно-коричневые глаза, худое лицо и грубые руки, все в мозолях и заживших шрамах. Туманов сощурил глаза и молча ждал продолжения.
– Но так будет не всегда. Поднимается новая волна, которая сметет вас, как мусор, со своего пути…
– Меня сметет? – уточнил Туманов.
– Игнат, ты с ума сошел! – прошипел кто-то позади рабочего. – Замолчи сейчас!
– И вас, и вам подобных. Вы пока не поняли простого, а когда поймете, будет уже слишком поздно. Но эти несчастные люди, предпочитающие сейчас водку культуре и образованию, представляют собой огромную силу. Стихийную, темную и яростную. Когда во главе ее встанут бескорыстные вожди…
– Ты – тоже вождь?
– Я – нет. Может быть, пока – нет. Я хочу разобраться во всем и пытаюсь это сделать. Но я и теперь – часть целого. И вместе мы победим или погибнем. А вы? Кто – вы, хозяин?
– Я… – начал Туманов и внезапно замолчал.
