Рота Его Величества - Дроздов Анатолий Федорович (книга жизни .txt) 📗
— Откуда знаешь? — сощурился полковник.
— Проехал по лагерям. Везде одно и то же.
— Сманиваете наших парней?
— Не всех. Во-первых, отпускаем только через брак — чтоб не шатались по дорогам. Тем, кто женат, — от ворот поворот. Они-то, может, и хотели остаться, но будь добр — к семье! Во-вторых, никого не заставляем. Смотри, слушай, выбирай невесту! Не нравятся? Завтра новые подойдут! Они тут каждый день меняются. Дома своя девушка? Складывай вещи — и в Союз! Силой не держим. Однако они, как видишь, не спешат. Ты случайно не холостяк?
— Да у меня дочки такие! — Полковник указал на девиц у забора.
— Счастливый! — позавидовал я.
— Ага! — хмыкнул он. — За кого теперь их выдам?
— Расскажи им, что видел! — посоветовал я. — Тут главное — юбку покороче!
Он захохотал.
— Интересный ты человек, капитан! — сказал, отсмеявшись. — Много о тебе слышал, но, признаться, не верил. Ты воевал на Восточном фронте?
Я кивнул.
— Правда, что захватил склад с боеприпасами, предъявив фальшивое удостоверение?
— Обижаешь! — возразил я. — Подлинное! — Я достал из кармана красную книжечку.
— Ты мог расстрелять охрану после того, как она оставила склад, — сказал полковник, возвращая удостоверение, — но не стал этого делать…
— Зачем? — пожал я плечами. — Они же ушли. Сейчас, может, невест выбирают.
— У меня во фляге водка… — сказал полковник.
— Хлебная? — уточнил я. — Или корнеплоды?
— Обижаешь! — засмеялся он. — Хлебная, конечно!
— Тогда — сюда! — Я указал на кусты. — Успеем! Пока еще там распишутся…
По возвращении я застал Петроград в лихорадке предвыборной борьбы. Стены домов были оклеены плакатами, на площадях кипели митинги, газеты и листовки расхватывали как горячие пирожки. Не знавшая демократии страна окунулась в нее, как истомленный жарой подросток в прохладную воду. Смотреть на это было забавно и грустно. Нахлебаются, как пацаны в реке…
Ливенцов действовал спокойно и методично. Став председателем правительства, отменил одиозные законы прежней власти — в первую очередь о чистоте крови, объявил необходимые свободы и сейчас проводил выборы в Учредительное собрание. У него имелся хороший консультант. Антон сходил в Россию, вернулся через несколько дней, груженный книгами, ноутбуком с электронными базами и скачанными в Интернете историческими прецедентами. Ночи напролет Антон сидел перед компьютером или обложившись книгами. Лицо его горело восторгом. Он творил будущее страны: намечал государственное устройство, писал конституцию и законы. Я не разделял его энтузиазм. Какую б партию мы ни создавали, получается КПСС, какую б демократию ни творили, на выходе — общество, где богатые формируют власть и обирают бедных. Редкие исключения лишь подтверждают правила.
В Петрограде я захандрил. Заняться было нечем. Роту я сдал Рику, другой должности мне не предложили, вернее, я сам ее не захотел. Ливенцов почему-то решил, что из меня получится министр просвещения. Стать министром было почетно, но маленьких веев жальче, и я предложение отверг. Днями напролет я валялся на койке, думая о будущем. Оно рисовалось нерадостным. Место проходчика все более уверенно занимал Антон, рота отошла к Рику, на покупку фермы не было средств. Деньги, полученные из казны, я истратил на беженок. С началом войны царское правительство прекратило размен ассигнаций на золото, а бумажные деньги для покрытия возросших расходов печатало бездумно. Цены выросли втрое. Как честный управляющий, Пров выполнял указание хозяина: денег для детей не жалеть! Мой банковский счет исхудал. Денег пока хватало на еду и водку, благо, что выпивка стоила дешево, но это не продлится долго.
С заключением мира моя Воронья Слободка разъехалась. Остались Мария с девочкой, они перешли на содержание Прова. Семья вернулась под прежний кров. Все были при делах. Пров содержал дом, Мария в нем прибиралась, Рик командовал ротой, Антон творил историю, Ула занималась в школе фельдшеров, жена Рика, Елена, создавала мужу уют, а ее папаша, перебравшийся к зятю, ходил на службу. Никто не видел, как капитан пьет, или делали вид, что не видят. Компанию мне составлял Васька. Из обитателей дома бездельничали только мы двое. С представителем кошачьих мы нечаянно подружились. Катя сильно осложняла Ваське жизнь, кот стал прятаться в моей комнате: сюда оторва заглядывать боялась. Собаки не любят пьяных, коту было плевать. Мы на пару валялись на кровати, я гладил кота за ушами, тот довольно урчал.
— Мы с тобой оба несчастные! — объяснял я коту. — Меня выгнали, а ты без подружки.
Васька жмурился, всем своим видом показывая, что подружка ему ни к чему, его и без того неплохо кормят.
— Примитивное существо! — укорял я. — Только бы жрать! Отъел ряшку! А как же любовь? Вот придет март…
Кот потягивался и зевал, давая понять, что до марта еще далеко и думать о таких пустяках рано.
— Думаешь, привезу тебе подружку? Специально поеду? Ни за что! Вы здесь расплодитесь и обожрете веев!
Васька брыкнулся на бок и задрал лапы, показывая живот. Дескать, о чем ты? Сколько туда поместится? Я почесал живот, Васька заурчал. За этим занятием и застал меня постучавший в дверь Пров.
— Илья Степанович! — сказал почтительно. — Дозвольте обратиться!
— Валяй! — разрешил я.
— Правление профсоюза работников домашнего хозяйства уполномочило меня предложить вам стать кандидатом на выборах в Учредительное собрание!
— Ух ты! — Я пхнул кота в бок. Васька недовольно мявкнул и шмыгнул под кровать. — Большой у вас профсоюз?
— Крупный! — сказал Пров гордо. — В одном Петрограде пятьдесят тысяч!
— Кто у вас главный?
— Я! — ответил Пров, потупясь.
— Не рассказывал!
— Вы не спрашивали! Согласны?
— Пров! — Я встал. — Считаешь: меня выберут?
— Илья Степанович! — обиделся он. — Вы газеты читаете?
— Нет! — сказал я. — Это вредно для пищеварения.
— Десятки партий и движений хотят видеть вас своим кандидатом. Для них это беспроигрышный вариант. Веи вас любят и проголосуют с удовольствием. Каждый день сюда приходят депутации, но я их не допускаю. — Пров хитровато сощурился. — Вы ведь не велели…
«Жулик! — подумал я. — И умница! Почему бы и нет? Поучаствую в будущем страны…»
— Вам нужно всего лишь выступить и объявить о своем согласии, — продолжил Пров. — Собрание завтра в театре.
«И ты его уже назначил! — понял я. — Хитрец!»
— Говорить много не нужно! — успокоил Пров. — Покажитесь людям! Вас давно не видели…
В следующий вечер я сидел в ложе театра, наблюдая за заполнявшей зал публикой. Судя по одежде, это были простые люди: горничные, повара, лакеи… В толпе мелькали люди с фотокамерами и с блокнотами — репортеры.
«Что я скажу? — терзался я. — Какой из меня оратор? Нельзя было соглашаться! Меня осмеют, репортеры разнесут это по газетам — из дома нос не высунешь! Ты и так не высовываешь!» — успокоил я себя, но мандраж не проходил.
Тем временем на сцену вынесли трибуну.
«Это для меня!» — понял я, впадая в панику.
На сцену поднялся Пров.
— Граждане! — сказал он торжественно. — Мы собрались, чтоб выдвинуть кандидатом в депутаты Учредительного собрания от нашего профсоюза Илью Степановича Князева. Я рад сообщить, что он принял наше предложение!
Зал зааплодировал. Некоторые вставали и размашисто хлопали.
«Да! — подумал я. — Аванс!»
— Прошу вас, Илья Степанович!
Предварительно мы оговорили с Провом сценарий.
— Вы должны спуститься из ложи и войти в зал по проходу к сцене, — наставлял мажордом. — Люди хотят видеть вас вблизи! Многие придут лишь за этим!
И вот теперь, как последний дурак, я шагал по проходу, натянуто улыбаясь вставшей публике. Она аплодировала, не жалея ладоней. Я свернул с центрального прохода к сцене, и в этот миг случился казус. Мария с дочкой сидели в первом ряду. Пров красовался на сцене, Мария аплодировала, маленькая оторва осталась без присмотра, чем немедленно воспользовалась.
