Пленница былой любви - Махмуди Бетти (библиотека книг .TXT) 📗
Она вновь поразила меня своей рассудительностью. Решимость в ее голосе придала мне уверенности. Сейчас уже не могло быть и речи о возвращении в дом Муди.
На протяжении нескольких последующих часов мы взволнованно вспоминали Америку. Мы так давно там не были! Наш разговор прерывался телефонными звонками Амаля. Он интересовался, все ли в порядке, и очень расплывчато информировал, что дела подвигаются.
Очередной звонок раздался за полночь:
– Я больше не буду беспокоить вас в эту ночь. Вам нужно выспаться: у вас впереди тяжелые дни. Ложитесь спать, я позвоню утром.
Остаток ночи мы провели в молитвах. Махтаб удалось заснуть. Я бодрствовала до самого рассвета, который медленно входил в комнату. Рано утром снова позвонил Амаль и сказал, что скоро приедет к нам.
Он появился около семи. Принес сумку с хлебом, сыром, помидорами, огурцами, яйцами и молоком, а также мешок с запасной одеждой и вещами, которые я оставила у него во вторник. Он подарил Махтаб альбом для рисования и цветные карандаши, а мне – дорогой кожаный рюкзак.
– Всю ночь я работал, разговаривая с разными людьми, – сообщил он. – Решено, вы бежите в Турцию.
Турция! Я испугалась. Турция с точки зрения Амаля была самым плохим вариантом: очень трудным физически, да и на контрабандистов нельзя было полностью положиться.
– Поскольку сейчас вас считают пропавшими, вы не можете лететь самолетом, – объяснил он. – Придется покидать Тегеран машиной. До турецкой границы дорога длинная, но это сейчас единственная возможность.
– Они потребовали тридцать тысяч долларов, – сообщил он. – Это нереальная сумма. Я торгуюсь с ними. Договорились мы уже на пятнадцать, но и это много.
– Хорошо, пусть будет так, – сказала я.
Я понятия не имела, сколько осталось на наших счетах, но меня уже это не волновало. Когда вернусь, как-нибудь добуду эти деньги.
Амаль покачал головой.
– Это все-таки много, – не соглашался он.
Я сообразила, что мы ведь говорим о деньгах Амаля, а не о моих. Это он должен будет заплатить сразу, не имея гарантии, что мне удастся добраться до Америки и вернуть ему долг.
– Я буду пытаться снизить цену, – говорил он. – Сегодня у меня много работы. Если вам что-нибудь понадобится, звоните, пожалуйста, мне в бюро.
Мы с Махтаб провели целый день в напряжении, прижавшись друг к другу, разговаривая и молясь. Пару раз она взяла альбом для рисования, но не смогла сосредоточиться. Я ходила взад-вперед по вытертым персидским коврам, снова и снова анализируя свой поступок. Руководил ли мной эгоизм? Подвергала ли я риску жизнь моей девочки? Может быть, для нее лучше вырасти здесь со мной или без меня, чем вообще не вырасти?
Амаль пришел около полудня и сообщил, что окончательная цена нашей свободы двенадцать тысяч долларов.
Потом начал меня успокаивать:
– Эти люди не обидят вас, я обещаю. Это хорошие люди. Если бы они были опасны, я не послал бы вас с ними. Правда, я бы выбрал иной путь, но нам нужно действовать как можно быстрее.
Ночь с четверга на пятницу показалась мне бесконечно длинной. Диван был такой неудобный, что мы с Махтаб, разложив матрасы, перебрались на пол. Махтаб уснула, а я всю ночь не сомкнула глаз. Я понимала, что не смогу обрести покой, пока не довезу дочурку до Америки. Или я сделаю это, или погибну.
Ранним утром в пятницу приехал Амаль. Он снова принес еду: курицу, завернутую в газету, и редко встречающиеся в Иране кукурузные хлопья для Махтаб. В свертке были еще несколько альбомов для рисования, плед и манто для Махтаб, черная чадра для меня и пачечка жевательной резинки немецкого производства.
– Днем и ночью я занимаюсь нашим планом, – сказал он. – Это нелегко и непросто, потому что большинство людей не имеет телефона.
– Когда мы выезжаем? – нетерпеливо спросила я.
– Еще не знаю, – признался он. – В связи с этим я хотел бы, чтобы вы снова позвонили мужу, но только не отсюда. Я вернусь позже и побуду с Махтаб, а вы сможете выйти и позвонить из автомата. Я напишу вам, что нужно ему сказать.
– Хорошо.
Мы с Махтаб верили Амалю безгранично. Она не согласилась бы остаться ни с кем другим, а сейчас лишь кивнула головой и улыбнулась, жуя жевательную резинку.
В полдень я покинула относительно безопасное укрытие в квартире Амаля и вышла на улицу Тегерана. Впервые за полтора года я была довольна, что могу спрятаться под чадрой. Ледяной ветер пронизывал насквозь, когда я брела к автомату. Вынув из сумки карточку с инструкцией, замерзшими руками я подняла трубку и набрала номер Муди. Ответил Маджид.
– Где ты? – спросил он. – Скажи, где вы? Проигнорировав этот вопрос, я спросила:
– Где Муди? Я хочу поговорить с ним.
– Муди нет дома. Он уехал в аэропорт.
– Когда вернется?
– Часа через три…
– Я как раз хочу поговорить с ним по этому вопросу.
– Он тоже хочет поговорить с тобой. Приезжай, прошу тебя.
– Хорошо, я завтра приеду с Махтаб и моим адвокатом, тогда и поговорим. Я не хочу, чтобы при этом кто-нибудь присутствовал. Передай ему, что я могу приехать между одиннадцатью и двенадцатью или между шестью и восемью. Мой адвокат может сопровождать меня только в эти часы, – солгала я.
– Приходи между одиннадцатью и двенадцатью, – посоветовал Маджид. – Муди отменил на завтра прием. Приходи без адвоката.
– Это исключено. Без адвоката я не приду вообще.
– Приходи одна с Махтаб. Обсудим все вместе. Я буду тоже.
– Я боюсь, – сказала я. – Когда Муди избил меня и закрыл, ни ты, ни кто-либо другой из ваших родственников не помогли мне.
– Не бойся, я буду здесь, – повторил он.
Мне захотелось посмеяться над этим человеком, и я сделала это.
– Много мне от этого пользы, – прыснула я. – Я уже один раз прошла через это. Передай ему мое мнение.
Меня охватил ужас. Я знала, зачем Муди поехал в аэропорт: он хотел забрать мой паспорт. Он не мог допустить, чтобы я опередила его. А что если следующим его шагом будет обращение в полицию?..
Даже в гарантирующей анонимность чадре я чувствовала себя нагой. Везде были полицейские с оружием наготове. Мне казалось, что все смотрят на меня.
Для нас существовал единственно возможный выход из ситуации – побег. Я понимала, что даже контрабандисты менее опасны моего мужа, который уже обворовал и похитил меня, надругался и, без сомнения, был способен и на убийство.
Когда я вернулась, Амаль объявил:
– Сегодня ночью вы уедете. Если кто-нибудь обратится к вам за какой-либо информацией, ничего не отвечайте, – предупредил Амаль. – Обо мне ничего не говорите. Не рассказывайте, что вы американка и что с вами произошло.
Контрабандисты должны были вывезти нас из Тегерана до границы, переправить в Турцию в санитарной машине Красного Креста и сопровождать до Вана, города в горах восточной Турции. Там мы уже будем предоставлены сами себе, но по-прежнему должны быть очень осторожны. Мы не сможем пересечь границу официально, потому что в наших американских документах не будет соответствующих печатей. Это может вызвать подозрение у турецких властей. В таком случае они хотя и не вернут нас в Иран, но могут задержать и скорее всего разлучат. В Ване мы должны сесть на самолет или автобус до Анкары, столицы Турции, где сразу обратиться в посольство Соединенных Штатов. И только тогда мы будем в безопасности. Амаль вручил мне горсть монет.
– Я прошу вас звонить мне из каждого автомата по дороге. Будьте внимательны к тому, что говорите мне.
Он ненадолго задумался, глядя в окно.
– Исфахан, – произнес он название иранского города. – Так мы зашифруем Анкару. Когда доберетесь туда, сообщите, что вы находитесь в Исфахане.
Мне хотелось задержать его, поговорить, уточнить детали, потому что рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Однако он ушел.
Неужели это последняя моя пятница в Тегеране?! Я молила Бога, Аллаха, чтобы это стало реальностью.
Я огляделась вокруг. Что следует забрать? Я посмотрела на тяжелый гобелен, который во вторник притащила к Амалю на работу. «И как это мне такое пришло в голову?! – спрашивала я с возмущением у самой себя. – Мне ведь это не нужно. Мне ничего не нужно, только добраться до дому. Гобелен должен остаться, а вместе с ним и шафран».
